-Ой, простите, я вас совсем и не узнала, какая же я глупая! - сразу оживилась она, беззвучно рассмеялась, по-детски прислонила ладони к лицу, как будто прячась от стыда. А потом, преодолев секундную неловкость, быстро взяла его за руку, и он почувствовал ее мягкую ладонь:

-Ну что же вы стоите как вкопанный, проходите!- прозвучал ее звонкий голос.

Она буквально втянула полковника за руку в свою маленькую квартирку:

-Вы, наверное, проездом, решили к нам заехать?-

Родионов молча, кивнул.

-А Игоря нет, он уехал в командировку с частью. Туда в эту Чечню. Но вы знаете! -

Елена чуть сузила глаза, вдруг стала серьезной, и ее взгляд внимательно что-то искал в его глазах, лице, выражении губ, цеплялся, возвращался снова и снова. Она кусала свои губы и уже не улыбалась, женщина о чем-то думала, стала напряженна, словно пытаясь что-то для себя отгадать. Подозрение проскользнуло в ее взгляде и погасло. Пальцы ее рук переплелись между собою. И она тут, же успокоилась, взяла себя в руки, как будто отогнала все лишние, отвлеклась, и продолжала. Но все, же ее голос стал тише глуше, речь медленнее:

-Я очень волнуюсь, от него нет вестей уже две недели. Все только и говорят, что наш полк был разбит, все плакали, пришли похоронки. Некоторые ранены по госпиталям, но многих найти до сих пор не могут. Там такая неразбериха. Вы знаете, наверное, что там такое творится? Я телевизор смотрю каждый день, хотя Игорь мне и запретил это делать! В программе "Взгляд" недавно брали интервью у этих чеченских партизан. Представляете как мерзость, они рассказали о том, как они бьются за свободу против убийц-федералов, посланных Ельциным для того что бы снова отправить их в депортацию. Какие глупости! Как же так можно врать! А депутат государственной думы Ковалев, глава Комитета по правам человека, сидел в подвале дворца Дудаева и кричал нашим солдатам: сдавайтесь. Какая это подлость, правда? Я очень боюсь за Игоря, ходила два раза в полк, говорили, что он пропал без вести, на прошлой недели, что вроде все хорошо. А не пишет, то там такое твориться почти ни кто не пишет. Я к соседке хожу или она ко мне приходит ее мужа ранило на Новый год, он в госпитале в Ростове. Ей уже раз пять оттуда звонил и говорит, что Игорь жив! Что все хорошо! А он вам не звонил?-

"Значит ей все-таки ничего неизвестно", - подумал Владимир:

"Они ей ничего не сообщили, никому ничего не сообщили. Но ведь он сам еще недавно не знал ничего".

-Я оттуда, я был там,- ответил он ей:

-Но я с ним там не встречался!-

Владимир сам испугался своих слов. Зачем он врет, зачем оттягивает момент сказать ей правду. Почему и чего он так боится. Может он просто очень устал ходить с этой смертью и сейчас в этом доме, где жил сын, он просто хочет, что бы здесь в этом доме, в ее сердце Игорь был живым, еще хотя бы чуть-чуть дольше. Он просто не мог. Он мог ей сказать, не было сил, не было духа.

Она опять посмотрела ему в глаза, ее губы, было, начали что-то произносить, чуть дрогнули, но тут, же замерли, - она остановилась, не решаясь спрашивать его, ни о чем. Полковник это понял и вздохнул. Ему надо было сказать, но слов не было, горло пересохло, сжалось от спазмов. Даже если бы он и хотел, но, ничего не мог бы ей сказать. У него перехватило дыхание.

"Пусть еще Игорь немного поживет для нее" - ударило в груди: "Я не могу".

Как оказывается, просто можно было не мочь. Онеметь. Да он не смог ей ничего сказать и спрятал свой взгляд. Он отвернулся и начал снимать свой бушлат, потом вешать его на крючок возле входной двери, ставить в угол свою большую сумку - все только бы не смотреть ей в глаза.

Она замолчала и покорно медленно пошла на кухню.

-Вы с дороги и есть, наверное, хотите? -спросила Лена

-Да я вот с собой принес, кое - что и вам вот купил,- и он достал из сумки колбасу, хлеб, тушенку, шоколадные конфеты, а потом яблоки и виноград.

-Спасибо! Спасибо!- обрадовалась Лена.

-Игорь тоже такой же заботливый, как и вы, Владимир Иванович!- Она вспомнила его имя. Девушка была уже у плиты, разогревая для него еду, ставя чайник.

- Проходите в комнату я вам позову! Отдохните немного у вас очень усталый вид! - она проявляла заботу.

-Лена, а можно я с вами посижу тут на кухне немного?- он присел на кухне за столом.

-Можно, конечно можно,- опять улыбнулась она:

-Знаете, Игорь уехал, а я взяла академический отпуск в институте, и вот теперь одна и одна. Соседка иногда приходит так поговорит о ерунде и уйдет. Вот телевизор, книги, да гулять. Езжу на набережную иногда. В троллейбусе, еду в форме кого увижу, и мне Игорь кажется везде. А вчера вот сон приснился, что все приехали оттуда, весь наш полк, а Игоря нет, его забыли там, представляете какая глупость. А соседка приходила, говорит, ну точно он теперь вернется домой. Этот сон примета такая хорошая. Если приснится, что кого-то убьют, он точно будет живой!-

Смех ее был беззвучным, она смеялась одними губами, глаза светились тревогой. Она говорила ему, видимо истомившись в своем вынужденном одиночестве, сомнениях и догадках, так мучавших ее. Родионов взглядом изучал ее, ней был простой вязаный свитер, подчеркивающий ее фигурку и шерстяная клетчатая юбка. На ногах шерстяные колготки и белые носочки. Светлые волосы она собрала пучком в хвостик, перетянутый резинкой.

Стол был накрыт, и они поели.

-Вы останетесь у нас ночевать?- спросила она. "У нас" снова больно отозвалось у него в груди.

-Если вы будете не против этого,- вежливо ответил Родионов.

-Знаете я так рада знакомству. Я вас представляла себе совсем другим. Строгим, суровым таким и знаете большим пребольшим. Игорь про вас много рассказывал. Он очень вас любит, правда. Вас и Светлану Николаевну. Ложитесь спать здесь на кухне, на диване, я вам постелю. А я там, в комнате лягу. А вы пока если хотите в душ сходите с дороги. Вот вам полотенце! Вода горячая есть! Шампунь, мыло мочалку все берите не стесняйтесь!-

Полковник переоделся в комнате и покорно прошел в ванну. Он решил, что сегодня ничего ей не скажет, а все скажет завтра, сразу утром, когда они встанут, позавтракают. Он не хотел рушить ее хрупкий мир.

Когда Родионов зашел в ванну и закрыл за собой дверь, то Лена услышав шум включенной воды, быстро подошла к его сумке стоящей на полу в углу при входе. Предчувствие охватило ее всю, обожгло острой страшной догадкой. Как во сне несмелой рукой она растянула молнию его сумки.

В ней поверх вещей лежала знакомая офицерская сумка, - рыжий планшет, слегка обгоревший снаружи. Она провела по его поверхности пальцами. В боку сумки открытой рыбьей пастью вывернутых наружу краев зияла рваная рана. Лена бережно взяла его в свои руки, преодолевая нахлынувшую на нее дурноту. И больше уже не останавливаясь, не думая и не догадываясь, - отбросив все, она открыла его, на внутренней стороне оборота сумки она прочитала знакомую надпись, написанную шариковой ручкой: "Родионов Игорь Владимирович". И дальше отказываясь догадываться, женщина вынула из нее бумаги, лежащие под прозрачной стенкой внутри. Это были неотправленное письмо Игоря к ней и бумага командира полка Ярославцева благодарящего родителей за погибшего сына.

Все! Все стало ясно. Пальцы разжались, бумаги выпали из ее рук, разлетелись птицами по полу в разные стороны. Она сжалась, останавливая слезы и рыдания, подавляя внутри себя слабость железной волей.

-Ты должна быть сильной, ты должна жить для ребенка!-

Говорила она сама себе, запрещая себя самой жалеть, считая жалость к себе дешевым разрушительным наркотиком:

Ты сильная, ты справишься!-

На миг закрыла глаза и открыла их снова, нагнулась, подняла разбросанные бумаги. Прижала письмо к своим губам, пытаясь вспомнить его поцелуй. И не глядя все бумаги назад в отсек планшета, закрыв его, как будто пряча его смерть в то место, откуда она так нечаянно появилась в ее жизни. Сумка, это его сумка, это все что осталось от него, все, что вернули ей. Что вернули ей с этой войны вместо Игоря. Она еще раз провела по ее поверхности пальцами.