— Не знаю, — неопределенно пожала плечами Ида. Разумеется, что ей было бы безразлично. Раньше бы она расстроилась из-за потери поклонника, теперь же никто из них ей не был нужен, и она даже была бы рада, если бы все они разом от неё отвернулись.

— Но вы сильнее меня, к сожалению. Я не могу никуда прогнать вас из своих мыслей, как ни старался бы, — печально добавил Жоффрей, очевидно, надеясь на сочувствие.

Но Ида лишь холодно ответила:

— Значит, плохо старались.

— Вы по-прежнему не любите меня? — наконец, собравшись с духом, спросил Жоффрей.

— К сожалению для вас и к счастью для меня. Или вы вновь ожидали другого ответа? — немного язвительно поинтересовалась Ида. Чувствовала ли она уколы совести за то, что так обходилась с ним? Нет. Здесь всё: и люди, и чувства были фальшью. Шенье любил не её, а мечту об обладании ею, а потому она уязвляла лишь его гордость, но не чувство.

— Нет. Теперь уже не ожидал, — Шенье опустил голову. Сейчас он стоял перед ней так же, как в тот день, низко опустив голову и разговаривая с дорогой.

— Я помню, что вы мне тогда сказали об ожиданиях, — продолжил он, не отрывая взгляд от земли. — Я много думал об этом, и понял, что вы были тысячу раз правы, и держались, и говорили так, как вам следовало. А я повел себя совершенно недостойно. Знаете ли, сколько раз я сожалел об этом?

— Понятия не имею, — пожала плечами Ида.

— Каждый день, — с готовностью ответил он.

— Что ж, я рада, что оказалась полезна тем, что дала вам пищу для размышлений, а теперь прошу меня простить, — Ида слегка присела в поклоне, — но мне пора возвращаться домой.

— Вы позволите вас проводить? — спросил Шенье, с надеждой поднимая на неё свои преданные щенячьи глаза.

— Нет, — резко ответила Ида. — Думаю, я не столкнусь в дороге ни с чем, что представляло бы для меня опасность. Всего хорошего.

С этими словами она, резко развернулась и быстро, почти стремительно, пошла прочь, чтобы настойчивый кавалер не заговорил с ней вновь. Но Шенье лишь смотрел ей вслед, словно запоминая каждое её движение.

— Ну конечно, — зло прошептал он, отводя, наконец, от неё взгляд. — Разве герцогу Дюрану ты бы так отказала?

***

Утром пятого февраля, в свой девятнадцатый день рождения, младшая Воле позволила себе проспать завтрак и встать даже позже Жюли. Приняв восторженные и бессвязные поздравления от Люси, она облачилась в своё любимое желто-зеленое платье и, спустившись вниз, с удивлением узнала от Жака, что Ида и Жюли отправились в город по каким-то неотложным делам, пообещав вернуться к обеду. Это значило, что первую половину своего праздника Моник предстояло провести в одиночестве, прогуливаясь по комнатам «Виллы Роз».

Поскольку до обеда было ещё много времени, Моник ушла в библиотеку, потребовав, что бы её не беспокоили. Взяв с полки первую попавшуюся в руки книгу, она открыла её на середине и, устроившись в мягком, удобном кресле, стала читать. Это был один из тех скучных старых романов в красно-коричневом переплете, которые любил их отец и Ида. В этом рассказывалось о каком-то далеком мрачном средневековье времен инквизиции, о политике, войнах и всём том, что было так не близко сердцу девушки. К десятой прочитанной странице младшая виконтесса Воле начала путаться в героях и сюжетной линии. Буквы начали сливаться и строчки превращались в сплошные черные полосы. Вяло перелистывая ветхие пожелтевшие листы Моник даже не заметила, как мысли её направились к вещам совершенно далёким от тех, что были на станицах романа. Через некоторое время она и вовсе положила открытую книгу на колени и, не выходя из состояния задумчивости, устремила взгляд на стрелку каминных часов.

Из состояния оцепенения её вывел скрип открывшейся двери, заставив вздрогнуть и обернуться. На пороге неуверенно переминалась Люси.

— Ваши сестры ждут вас к обеду, — наконец произнесла она, отступая на шаг и делая приглашающий жест.

Младшая Воле снова взглянула на часы и, громко захлопнув книгу, поднялась из кресла. У дверей столовой она на несколько секунд остановилась и прислушалась. Внутри стояла ни чем не нарушаемая тишина. На миг в её голове мелькнула мысль, что сёстры просто забыли о том, что сегодня у неё день рождения. Осторожно потянув за ручку, Моник открыла дверь и от неожиданности замерла на пороге.

— А вот и наша милая именинница, — Клод отвернулся от окна, озаряя всё помещение улыбкой.

— Мои поздравления, — слегка поклонился Жером, умудряясь даже в столь радостной ситуации сохранять выражение невозмутимого, апатичного спокойствия. Ида и Жюли промолчали, старательно делая вид, что их сестринская любовь к друг другу и Моник самое сильное чувство, какое когда-либо возникало на земле.

Младшая Воле молча стояла на пороге, глядя на стол, который был уставлен тарелками с полудюжиной различных блюд.

— Это всё в честь моего дня рождения? — наконец спросила она, переводя взгляд со стола на сестёр.

— Разумеется, — ответила Ида, улыбаясь какой-то приторной улыбкой, и, подойдя к Моник, протянула ей большую круглую коробку, перевязанную желтой атласной лентой, — С днем рождения, сестрица.

— Спасибо, — прошептала Моник, и, развязав ленту и сняв крышку, замерла в оцепенении, разглядывая чудесную шляпку. — Она великолепна, Ида.

— Я знала, что тебе понравится, — средняя Воле скривила губы в подобии улыбки и отошла обратно к окну.

— Я буду более скромным. Даже, наверное, самым скромным из всех присутствующих, — продолжая сиять, как начищенный серебряный поднос, сказал Клод, протягивая Моник коробку конфет. — Это ведь твои любимые, если мне изменяет память.

— Да, ты угадал, — улыбнулась Моник. — К тому же, ты знаешь, что подобные вещи я принимаю весьма охотно.

— Клод, ты можешь подарить, что угодно и это всегда будет выглядеть, как истинно королевский подарок, — сказала Жюли. — У тебя просто талант делать подарки.

— Я рад, что хоть к чему-то у меня есть талант, — ответил Клод, уступая место своему брату, который преподнес Моник флакон духов со словами:

— Самой лучшей сестре от самого лучшего брата.

— Жером, от скромности ты не умрешь, — засмеялась Ида, усаживаясь на своё место.

— Между прочим, я ездил за ними в Париж, — многозначительно заметил Жером и Клод рассмеялся, искоса взглянув на брата.

— Мой подарок очень подойдет к подарку Иды, — сказала Жюли, подавая Моник плоскую коробку, тоже перевязанную желтой лентой. Осторожно потянув за концы, Моник развязала бант и сняла крышку. Внутри, небрежно завернутые в желтую оберточную бумагу, лежали перчатки из бежевой замши, украшенные кружевами цвета кофе с молоком и вышитыми на тыльной стороне ладони розами того же цвета. В голове младшей Воле уже одна за одной неслись мысли о том, что Ида и Жюли сговорились с какой-то совершенно непонятной целью, в желании доказать что-то и самим себе, и Моник.

— Спасибо, Жюли. Они великолепны, — проговорила Моник, не отрывая глаз от тонкой вышивки. — Я даже не знаю, куда мне ходить в таких перчатках и такой шляпке. Они слишком хороши для нашего пригорода.

— Жюли никогда ничего не мешало надевать на наши скромные вечера платья достойные королевского бала, - усмехнулся Клод.

— Клод, у меня просто есть чувство безупречного вкуса, — с чувством собственного достоинства ответила Жюли.

— Да, дорогая сестра, ты тоже не умрешь от скромности, — засмеялся Жером.

— Я вообще собираюсь жить очень долго, — маркиза Лондор ослепительно улыбнулась и добавила, — чего и моей сестре желаю.

Моник не помнила, когда последний раз они все сидели вот так за столом. Когда Ида не припиралась с Жюли, а хотя бы пыталась добро и нежно улыбаться, а Жюли не придиралась к словам сестры. Когда Жером предпринимал робкие попытки пошутить, а Клод не пытался заставить всех поверить в то, что он душа этой компании. Благодаря этой, в меру непринуждённой, атмосфере обед прошёл как нельзя лучше. По крайней мере, Моник было совестно желать чего-то большего, учитывая отношения, царившие в их семье. Да и вообще, в этот день ей полагалось быть счастливой и делать вид, что она ничего не подозревает и ни о чём не догадывается. Поэтому, когда с обедом было покончено и Ида отложила вилку и нож, собираясь что-то объявить, Моник с более менее искренним вниманием устремила взгляд на сестру. Но идиллия, столь не свойственная подобной компании, была нарушена как только в столовую со словами: «Почта, мадемуазель Воле!» вошёл Жак, несший в руках целую стопку конвертов, которые он собирал с самого утра. Это были поздравления ото всех соседей, кто сам или стараниями Иды и Жюли вспомнил про эту дату. Моник быстро перебрала все конверты, но самого желанного послания среди них не оказалось — герцог Дюран не соизволил написать даже пару самых заурядных фраз, которые обыкновенно говорятся в таких случаях. На лице младшей виконтессы это отразилось легкой тенью, в одно мгновение переменив ход её мыслей. Эту тень не уловил никто, кроме Иды, которая мгновенно поняла причину и ощутила, как по рукам и плечам пробежал лёгкий озноб. Она нисколько не сомневалась, что этот человек ещё напомнит о себе в связи с сегодняшним событием, а потому не собиралась больше терять ни минуты.