Алин взяла протянутые ей листки бумаги и, даже не взглянув, спрятала под шаль. Виконтесса Воле молчала, не зная, как перейти к обсуждению главной части их своеобразной сделки. К счастью, мадемуазель Ферье начала первой.
— Я знаю, что вы пришли, чтобы забрать Эдму, — Алин тяжело вздохнула и, по своему обыкновению разозлившись на себя ха этот вздох, грубо добавила, — Мне всё равно, куда вы её отдадите, в школу при монастыре или в пансион для аристократок, главное, чтобы она была подальше отсюда.
— Я пообещала о ней позаботиться, как о своей собственной дочери, — Ида мельком взглянула на девочку, которая, понимая, что разговор идет о ней, ещё сильнее вцепилась в подол матери. — Я уже договорилась с…
— Нет! — внезапно воскликнула Алин, останавливая собеседницу. — Мне не нужно знать, где она будет! Я уже говорила, что вы производите впечатление благородной женщины, так что я верю вам на слово.
— Как пожелаете, — пожала плечами Ида. Что ж, видимо неудачливая мать желала навсегда исчезнуть из жизни своей дочери, желала не подвергать себя соблазну писать письма на Рождество… Если, конечно, Алин доживет до того Рождества, когда её дочь сможет читать.
Алин тем временем наклонилась к дочери и, отцепляя её маленькие пальчики от подола своего платья, проговорила, указывая на Иду:
— Эдма, ты должна поехать вот с этой красивой дамой. Она отвезет тебя туда, где о тебе будут заботься.
Девочка сначала испуганно прижалась к материным юбкам, но затем все же сделала несколько шагов вперед, к Иде, молча подчиняясь. Виконтесса Воле с сожалением подумала о том, что её не научили ничему, кроме как молча повиноваться. Возможно, в подобном месте нельзя было прожить иначе, но подобная покорность в поведении четырехлетнего ребенка действительно ужасала. Ида невольно подумала о том, умеет ли эта девочка говорить, так как она не издала ещё ни одного звука. Помедлив немного, Ида извлекла из кармана накидки свою карточку и протянула её Алин.
— Там написан мой адрес, — коротко произнесла она, наблюдая за тем, как девушка разглядывает тисненые золотые буквы. — На тот случай, если вы решите мне написать и справиться о дочери, или захотите навестить её.
— Может быть, позже… — неопределенно пожала плечами Алин, так же пряча карточку под шалью. — Когда я покончу со всем этим…
Ида чуть было не произнесла вслух «если покончите», но, поймав себя на этой мысли в последний момент, лишь слегка присела в реверансе, сопровождая его вежливой улыбкой и словами:
— Прощайте, мадемуазель Ферье. Я очень благодарна вам за помощь.
Эдму удалось забрать от матери с трудом. Девочка, хотя и была достаточно послушной, не желала расставаться с единственным родным существом в её мире. В эти минуты Ида, глядя на Алин, которая ловко, с помощью пространных обещаний и ласковых слов уговорила дочь пойти с «красивой дамой», поняла, что совершенно не умеет обращаться с детьми. Наконец, успокоенная Эдма нехотя взяла за руку виконтессу Воле и с детской искренностью помахала матери маленькой ладошкой. Алин ответила на это трогательное прощание таким же жестом, но скованным и холодным, и, резко развернувшись, поднялась по ступеням к черному входу. Уже около двери она обернулась, словно внезапно вспомнила что-то очень важное, и сказала:
— Берегите её, госпожа виконтесса.
Эта фраза прозвучала настолько обреченно и траурно, что Иде даже захотелось вернуть ребенка матери, но мадемуазель Ферье, словно почувствовав это намерение, быстро скрылась за дверью. Несколько секунд виконтесса Воле молча глядела на захлопнувшуюся дверь, а затем медленно перевела взгляд на стоявшую рядом девочку. Та с детской доверчивостью глядела на неё снизу вверх, сжимая маленькой ручкой её тонкие пальцы.
***
Теперь, когда скандальный процесс был позади, Марна, к которой по воле случая оказалось приковано столь пристальное внимание, могла вздохнуть несколько свободней и, наконец-то, погрузиться в обсуждения всего произошедшего. Ида и Моник, в сопровождении Жерома, прибыли чуть позже, чем большинство отлучавшихся соседей, сполна насладились эффектом, которое произвело их возвращение. Ида прекрасно знала, в каком ключе её обсуждают в парижских гостиных и, соответственно, в гостиных её соседей. Эти слухи её мало волновали: не получив никакого подтверждения, они должны были постепенно сойти на нет. Но вновь почувствовать себя в центре внимания, снова быть самой обсуждаемой особой в Вилье-сен-Дени стоило почти любых слухов. Впрочем, Ида готова была пожертвовать собственной славой ради предстоящего зрелища.
Клод Лезьё и герцог Дюран прибыли в Велье-сен-Дени на следующий день и были встречены, как полководцы-триумфаторы. Вся округа вышла на улицы города, чтобы насладиться серым, пасмурным небом, которое каждую минуту грозило разразиться дождем. Клода и Эдмона суматоха, поднявшаяся вокруг их приезда, изрядно повеселила. Ида готова была поклясться, что даже приезд герцога Дюрана в ноябре обсуждался куда более скромно. Всеобщего ажиотажа не разделяла только Жюли. Поэтому, когда Моник, непременно желавшая быть в курсе всего, что было связано с Эдмоном, запыхавшись, прибежала на «Виллу Роз» и сообщила, что в городе все только и обсуждают возвращение оправданного герцога, маркиза Лондор лишь флегматично ответила:
— У меня такое ощущение, что в этом городе все только и делают, что обсуждают кого-то или что-то.
Младшая сестра уже успела порядком ей надоесть своими восторженными рассказами о судебном заседании. Жюли, знавшая правду, желала слышать рассказ только одного человека.
— Если бы ты была там… — начала, было, Моник, скрещивая на груди руки, но Жюли сурово перебила её:
— Ничуть не сожалею о своем отсутствии. Я имею представление о том, что такое суд.
— Ты так предвзята, потому что ты ненавидишь герцога Дюрана!
— Ида его тоже ненавидит, но это не помешало ей выступить свидетелем защиты, — как можно спокойнее произнесла Жюли, — так что осмелюсь предположить, что дело не в этом.
В ответ на это Моник лишь неопределенно взмахнула рукой и отправилась обратно в город, где можно было обсудить произошедшее с Катрин Алюэт или ещё кем-нибудь из местных сплетниц.
***
Жюли, с трудом, держась за стены и мебель, вышла в сад, куда после завтрака отправилась желавшая побыть в одиночестве Ида. В саду царило весенние буйство цветов. Старые яблони окутывал беловатый туман, а на клубах, возле скамеек, возделанные заботливой рукой Жака, цвели Голландские тюльпаны и, разумеется, розы, которые, правда, ни в чьей заботе не нуждались. Совсем рано, когда только рассветало, в цветущих ветвях прятались певчие птицы, коих в окрестностях водилось в изобилии.
Ида сидела на скамейке, несколько неестественно выпрямившись, и отстранённо смотрела куда-то вдаль, туда, где за цветущими яблонями и персиками, зеленели, спускавшиеся к Марне луга. Нарушать её уединение сейчас не хотелось, но Жюли всё спустилась с террасы, постаравшись создать как можно больше шума. Ида, вздрогнув, оторвалась от созерцания пейзажа и обернулась на звук.
— Прости, что нарушаю твоё уединение, — сказала Жюли и направилась к скамейке, поддерживая руками поясницу, — но за все время, что прошло с момента твоего возвращения, я не могла поговорить с тобой.
— Я готова тебя выслушать, — ответила Ида, помогая сестре поудобнее устроиться на скамье.
— Прежде всего, я хочу поздравить тебя с успехом твоего предприятия, — улыбнулась маркиза Лондор. — Во вторую очередь хочу узнать, насколько был удивлён герцог Дюран, когда узнал, что за его спасением стоишь ты.
— Он вовсе не был удивлён, — усмехнулась виконтесса Воле. — Он не так глуп, Жюли, чтобы не догадаться о моем участии в этом деле.
— Он хотя бы поблагодарил тебя? — спросила Жюли и Ида улыбнулась, почувствовав в голосе сестры готовность разразиться гневной тирадой по поводу неблагодарной привычки герцога Дюрана принимать все, как должное.
— Да, правда, через Клода, — ответила она, подбирая с земли шелковистый, плотный лепесток и задумчиво поглаживая его. — Сам он слишком горд для подобных вещей.
