— Теперь я точно требую объяснений, — сказала виконтесса Воле, понимая, что должна выдержать роль строгой сестры. Клод вздохнул.

— Моя дорогая кузина, это очень долгая история, совершенно в духе приключенческих романов.

— У нас есть время до утра, — делать вид было тяжело, но необходимо. Если бы она не знала, как все было на самом деле, то непременно вела бы себя так. Даже, пожалуй, строже.

— Я там не был, — внезапно выпалил Клод. — Она сама меня нашла здесь. Точнее, ей сказали меня здесь найти. Я не знаю кто. И она тоже не знает. Какая-то женщина, видимо, из бывших пассий Эдмона. Я видел её только два раза в жизни: первый раз здесь, а второй раз в суде. Ида, если бы я сам понимал, что произошло, то я объяснил бы тебе без колебаний.

— Подожди-подожди, — Ида подняла руки, останавливая путаный поток излияний брата. — Объясни все по порядку.

— Я приехал сюда почти сразу, как арестовали Эдмона, — уже спокойнее начал Клод. — Я понятия не имел, что я собирался делать и как я хотел ему помочь, но когда я оказался здесь…Я понял, что ничего не могу сделать. И вот в один из вечеров мне пришло письмо от неизвестного, который назвался другом Эдмона. Понятия не имею, кто бы это мог быть, но впрочем, это, наверное, не так уж важно.

— То есть как это «не так уж важно»? — снова двинула брови виконтесса Воле. — Тебе написал какой-то неизвестный, который нашел тебя невесть каким образом и ты поверил ему?

— Нет-нет, — качнул головой Клод, — сначала я лишь решил встретиться с Алин Ферье, которой этот незнакомец дал мой адрес.

— Ты знал, кто она?

— Ты про её профессию? — вздохнул Лезьё. — Да, знал. В письме было об этом сказано. Но послушай, какая разница, кто она, если этот анонимный помощник не ошибся, и эта девушка смогла помочь?

— Хорошо, может быть, для тебя и не имеет значения, но подумай о том, что теперь про тебя будут говорить в обществе?

— Мне все равно, — отмахнулся Клод. — Если я смог помочь Эдмону, то это того стоило.

— Что ж, утешай себя этим, — Ида отвела глаза и взглянула в холл. — Что же было дальше?

— Я встретился в назначенное время с мадемуазель Ферье, и она рассказала про женщину, которая отыскала её и вручила письмо. Собственно, в этом письме и было написано то, что мы должны были сделать, чтобы помочь Эдмону, — закончил Клод.

— Солгать… — понимающе кивнула виконтесса Воле, все ещё глядя в холл. — Обеспечить нашему герцогу алиби.

— Да, — Клод тоже, несколько тоскливо, оглядел окружающую их роскошь.

— И ты, с твоим неприятием лжи, согласился лжесвидетельствовать в суде, под присягой? — голос Иды был бесцветным, но Клод предпочел, чтобы в нем было осуждение, неприязнь, что угодно, но только не эта пустота.

— Видимо, милейшая кузина, ты, как и все женщины, не понимаешь, в чем заключается дружба, — вздохнул Клод, с сожалением глядя на сестру, и, под влиянием этого взгляда, Иде внезапно захотелось сбросить свою кожу и стать мужчиной, чтобы ей были доступны все прелести жизни, в том числе и такие сомнительные, как друзья.

— Что ж, поскольку ты имел благородную цель, — наконец произнесла она, — то я, так и быть, закрою глаза на то, что тебе пришлось для этого сделать и сделаю вид, что ничего такого не слышала. Но если впредь решишь помогать своим друзьям в беде, то выбирай более безопасные способы, которые не поставят в опасное положение тебя или твою репутацию.

— Хорошо, — кивнул Клод и впервые за все время разговора улыбнулся. — Доброй ночи, дорогая сестра.

— И тебе, дорогой брат, — виконтесса Воле присела в легком реверансе и, выпрямившись, направилась к лестнице.

— Ида, — внезапно окликнул её Лезьё. Ида обернулась, вопросительно подняв брови.

— Спасибо тебе, — просто сказал Клод, разводя руками. — Эдмон слишком горд, чтобы сказать тебе это лично, но я знаю, как он тебе благодарен. Поэтому я позволю себе выступить от его имени.

Ида лишь молча кивнула. Благодарность? К чему ей благодарность Дюрана, когда лучшей наградой была его жизнь? Если бы она желала помочь ему только для удовлетворения собственного тщеславия, то, возможно, его благодарность бы и имела для нее значение.

Возможно, именно эта холодность заставила Клода на мгновенье задуматься. Ида никогда не принимала благодарность так, особенно, когда речь шла о тех людях, к которым у нее были не особенно теплые чувства. Она всегда гордо вздергивала голову и, улыбаясь одним уголком рта, убеждала, что благодарности не нужны, но весь её вид говорил о том, что благодаривший обязан ей до конца жизни. Клод знал, что Ида редко говорила откровенно о том, что творится в её душе, а если и говорила, то только по собственному желанию. Особенно яро она оберегала свои чувства. Но его сестра и герцог Дюран… Усмехнувшись, Лезьё отогнал поистине сумасшедшую и безумную мысль, которая закралась в его голову, и направился в свой номер.

***

Утром, когда те, кто причислял себя к высшему столичному обществу, ещё спали, Ида, накинув на лицо плотную вуаль, отправилась на Монмартр. Сейчас тут было чуть менее многолюдно, чем вечером и публика была заметно более трезвая. Ида уверенно двинулась по уже знакомому маршруту, ловя на себе множество взглядов. В вечерних сумерках, когда все вокруг смешивались в шумную толпу, она не привлекала столько внимания своей бросавшейся в глаза аристократичностью. Несколько раз она ловила обрывки разговоров, в которых обсуждался вчерашний процесс. Один раз она даже услышала собственное имя и невольно обернулась на говоривших мужчин, которые одарили её несколько равнодушным взглядом.

Но главная неожиданность ждала виконтессу Воле там, куда она направлялась. Алин стояла на улице, как всегда в излишне откровенном наряде и пыталась прикрыть эту откровенность плотной шалью, в которую зябко куталась. Мельком оглядев её, Ида отметила, что мадемуазель Ферье выглядит куда хуже, чем во время процесса. Должно быть, она не спала уже несколько дней. На мгновение виконтессу Воле пронзила одна мысль: интересно, ждала ли эта девушка визита герцога Дюрана, который непременно бы должен был явиться с благодарностями, если бы был обычным человеком? Может быть, она даже рассчитывала на то, что в порыве признательности он, наконец-то, признает свою дочь. Но Эдмон, даже если Алин Ферье и ждала его, явиться, разумеется, не соизволил, а малышка Эдма стояла рядом с матерью, вцепившись в подол её платья.

— А я вас узнала, — произнесла Алин, как только Ида подошла достаточно близко. В её голосе не было ни угрозы, ни торжества, простая, почти безразличная, констатация факта.

— Вот как? — не менее отстраненно ответила Ида, скрещивая руки на груди. Она предполагала, что такое может произойти и что во время её выступления Алин уловит сходство между ней и той женщиной, которую дважды видела в темноте переулка.

— Вы — виконтесса де Воле-Берг. И тогда в марте, с ним, здесь были вы, — продолжила мадемуазель Ферье. — Я бы поняла это раньше, но вы хорошая актриса, а я не очень наблюдательна.

— Если бы вы знали, кто я, вы бы не согласились помочь? — прямо спросила виконтесса Воле, больше не видя смысла в уловках и лжи. Алин еле заметно качнула головой.

— Разве бы вы потерпели отказ?

— Я шла к вам с намерением уговорить вас любой ценой, — после некоторого молчания ответила Ида. — Я, правда, сомневаюсь, что мне удалось бы это так относительно легко, знай вы, кем я являюсь.

Алин надтреснуто, с кашлем, засмеялась, и проговорила:

— Ну что вы. Я же сказала, что я помогу вам, а не герцогу Дюрану, а помочь сестре по несчастью дело благородное, не так ли?

Ида неопределенно кивнула. Ей, разумеется, не льстило, что эта девушка назвала её сестрой по несчастью, но она сама поставила Алин на одну ступень с собой, когда сказала про общую жизненную ошибку. Впрочем, это так же не укрылось от её глаз, Алин не выказывала ни радости, ни сожаления по поводу прошедшего процесса.

— Я, разумеется, благодарна вам за помощь. Честно сказать, я не умею благодарить, поэтому, — Ида легким движением выдернула из-за отворота перчатки два чека, подписанных её ровным, аккуратным подчерком, — могу лишь отдать вам и вашей хозяйке то, что обещала.