Сидящая напротив дама, являясь ныне собеседницей высокого во всех смыслах этого слова человека, тонко улыбнулась в ответ, кивком соглашаясь с правомерностью постулатов подобного великодушия:

— Приемлемо. Тем более, что после своего заявления на суде я вряд ли могла бы остаться в Эсперанже без угрозы для жизни, не так ли?

— Мне жаль.

Вопреки озвученному, в бархатном голосе не прозвучало никаких соответствующих сожалению ноток, и дама вновь подняла вверх краешек красиво очерченного рта:

— В самом деле?

— Нет, — мужчина тепло хмыкнул, нисколько не пытаясь завуалировать собственные настроения: ни отказ в сочувствии, ни одобрительную благосклонность по отношению к проницательной леди. Она изящным движением закинула ногу на ногу, машинально оправив складки на длинной модной юбке, и свободно откинулась на высокую спинку кресла:

— Конечно. — Посмотрела из-под завитых ресниц, слегка рисуясь в демонстрируемом довольстве, но по сути просто констатируя свершившийся факт: — Впрочем, мой переезд вполне достойно оплачен.

Потворствуя давно укоренившейся привычке, собеседник прижал сомкнутые аристократичные пальцы к тонким губам, потрепав ими по нижней, и прищурившись, абсолютно безэмоционально резюмировал, не понятно, выражая досаду — затратам ли, людской ли алчности — или же одобрение собственной прозорливости:

— Дело всегда только в цене…

Дама твёрдо встретила взгляд ясных внимательных очей и, стерев с собственного прекрасного лица даже тень улыбки, тихо возразила:

— Не всегда.

— Хм… — он, поиграв тростью, поднялся со своего места и, подойдя ближе к камину, сосредоточенно уставился на едва тлеющий, разведённый в основном лишь для уюта огонь. Наконец, почувствовав, что овладевшие им размышления несколько затянули возникшую в разговоре паузу, обернулся: — Итак, вы хорошо устроились?

— Я купила дом. И облигации королевской торговой компании. Вполне.

— Вполне… довольны? Вполне… достаточно? Вполне… остепенились? — мужчина поднял рыжеватую бровь, поощряя к ответу и демонстрируя вновь явно вспыхнувший интерес. Тонкие брови прекрасной визави ответно взлетели вверх:

— Кто Вам сказал?

Подобное взаимопонимание, не очевидное для любого наблюдателя, случись ему находиться сейчас рядом с этой любопытной парой, но почти осязаемое для них самих, привычных к языку Эзопа, жестов и прочим нетривиальным способам выражать и улавливать мысль, заставило обоих ухмыльнуться и окончательно расслабиться.

Представитель не только сильного пола, но и вполне определённо — сильных мира сего, вопрошающе указал на графин, переливающийся хрустальными гранями богемского стекла на каминной полке и наполненный тёмно-карминной влагой. Получив такое же безмолвное одобрение дамы, плеснул ароматной жидкости в два высоких бокала, один из которых протянул леди. Та, приняв и едва заметным жестом отсалютовав им своему покровителю, пригубила содержимое, провожая глазами стройный силуэт немногословного собеседника, который, смакуя напиток, присел на массивный подлокотник собственного кресла, возвращая ей спокойный и доброжелательный взгляд.

Наконец, спустя несколько глотков и вдохов, леди решилась прервать комфортное молчание.

— Милорд… Всё время хотела спросить…

— Хм?

— Почему Вы, узнав о Мэри Морстен то, что знала о ней я — её связь с лордом Магнуссеном, её предпочтения, мотивы и цели, — позволили королю Джону жениться на ней? Можно многое списать на политические коллизии, но Вы ведь явно склонны симпатизировать шотландскому монарху и встали на его сторону не сейчас, когда всё завертелось с принцем Шерлоком, а задолго до этого. Просто чудо, что происходящее закончилось именно так, но ведь могло быть гораздо хуже…

— Почему вы спрашиваете? — встречно полюбопытствовал мужчина, легко сохраняя абсолютно спокойное выражение на умном лице, что впрочем, отнюдь не ввело бы в заблуждение тех немногих, кому посчастливилось ближе узнать этого человека.

— Любопытство чистой воды. — Красавица примирительно повела плечом. — Вы всегда очень логичны, Вы никогда не отпускаете ситуацию на откуп случаю, а тут… Эта загадка не даёт мне покоя.

Означенный милорд опустил бокал на стоящий рядом инкрустированный перламутром узкий столик и, прислонив к нему же трость, все ещё удерживаемую до того в правой руке, сцепил тонкие пальцы на обтянутом атласной тканью колене.

— Понимаете ли, Ирэн… Я могу вас так называть, леди Адлер? — он чуть улыбнулся и, получив вполне предвиденный кивок собеседницы, продолжил: — Можно ограничиться общей фразой о том, что друзей надо держать близко, а врагов — ещё ближе, но буду с вами откровенен. Так вот… Человек по сути своей способен на многое. Он может рассчитывать вероятности. Он может оказывать помощь и поддержку, а может, напротив, действовать не в интересах какого-либо субъекта, если это не соответствует его намерениям… Он может дать совет: во зло или же наоборот — во благо. По крайней мере, как он сам это благо понимает, конечно. Предостеречь. Он даже может повлиять на чужое решение и, порой, это не сложнее, чем рядовая шахматная партия…

— Но?..

— Но, дорогая мисс Адлер, между «может» и «имеет право» есть некоторая разница. Король Джон сам выбрал эту женщину — вполне однозначно и безапелляционно. Кроме того, что его добрый, но упрямый характер не внял бы чужим предостережениям по поводу уже принятых им решений в таком личном аспекте, а напротив, счёл бы необходимым настоять на них вопреки всему, он и в самом деле был здесь в своём праве. И не только на принятие решения, но и на ошибку и все связанные с нею последствия.

Мужчина встал и, сделав несколько шагов по комнате, вновь замер, глядя на умирающий в очаге огонь и сцепив беспокойные пальцы в замок за идеально прямой спиной, впрочем, ничем более не выдавая собственных эмоций.

— Джон Ватсон должен был сам во всём разобраться. Со всеми своими приоритетами. Сделать собственные выводы на основании личных наблюдений, иначе результат, каким бы он ни был, потерял бы значимость как для него, так и для тех, кто от него зависел и продолжает зависеть. — Он слегка, то ли шутливо, то ли сожалеюще, поморщился: — Поэтому, всё, что я мог себе позволить в данной ситуации, это напомнить самой мисс Морстен о том, что и её ошибки могут иметь последствия. И надеяться, что будучи умным человеком, она оценит моё нежелание шутить по этому поводу.

— Оценила? — Леди заинтересовано сверкнула глазами из-под длинных стрел густых ресниц.

— В какой-то мере… — хмыкнул визави. — Женщины — сложная и зыбкая почва для фундамента надёжности и уверенности хоть в чём-то, не так ли, дорогая Ирэн? Непредсказуемы, изменчивы…

— О, Вы вполне умеете пользоваться даже этой непредсказуемостью, сир! — непринуждённо рассмеялась она, явно имея ввиду слишком многие обстоятельства и примеры, чтобы пуститься ныне в какие-либо уточнения по этому поводу. Сир хмыкнул в ответ и принял сложившееся направление в разговоре за возможность сменить зыбкую в своей эмоциональной неоднозначности тему на другую:

— Кстати, раз уж мы заговорили о фундаментах и пользе… Вы точно намерены, милая Ирэн, прочно обосноваться в своём новом жилище? Или же мы можем и далее уповать на ваше истинно женское непостоянство?

— А у Вас есть, что ему предложить, милорд? — дама заинтересованно чуть подалась вперёд, в свою очередь отставляя наполовину опустошённый бокал и всем своим видом выражая готовность внимательно слушать. Тонкие губы мужчины дрогнули в очередной едва заметной улыбке.

— Несомненно, дорогая леди Адлер, несомненно. Видите ли, в Италии, говорят, совершенно чудесный климат, располагающий к методам, которые вы так любите применять, а в Ватикане…

====== Эпилог ======

Ночь опустилась на Эдинбург, как большая птица на гнездо с птенцами — расправив крылья и распушив тёмное, с блёстками звёзд, оперение. Зыбкий сумрак, подсвеченный факелами и свечами, заполнил королевский дворец уютным покоем и умиротворением.