— О, Боже… — простонал Джон, крепко зажмурившись и потирая ладонью лицо. Давние события приобретали новый смысл, складываясь в отвратительную, но вполне логичную картину. — Значит, и представление было рассчитано на меня?

— Нас нужно было познакомить, привлечь ко мне твоё внимание, возбудить любопытство, — Шерлок повёл плечами, словно его слегка знобило. — Перед тем, как начать игру, князь Магнуссен всегда очень тщательно изучал будущую жертву — не только уязвимые места, но и вкусы, пристрастия, предпочтения. Он прекрасно понимал, что благородного потомка Дома Ватсонов вряд ли заинтересует придворная шлюха, пусть даже очень дорогая и умелая. Другое дело — искусный воин, побеждающий противника, превосходящего его и в силе, и в размерах. И ты заинтересовался — я это видел, как и то, что жестокое зрелище не вызвало у тебя восхищения или азарта. Ты сопереживал, а не развлекался; проявил милосердие там, где другой пожелал бы насладиться кровавой расправой. Разумеется, для Чарльза твои чувства также не стали секретом, и это значило, что пришло время следующего хода.

— Он прислал тебя ко мне, — сам поражаясь вдруг снизошедшему на него хладнокровию констатировал Джон.

— Да, — вновь кивнул Шерлок, с тревогой выискивая в родном лице признаки сдерживаемой гневной ярости, но видя, что король владеет собой, осторожно продолжил, — и на сей раз именно в качестве шлюхи.

— Постой, но раз тебе приказали меня соблазнить… — Ватсон нахмурился, припоминая почти забытое, — почему тогда ты недостаточно старался?

— Я и не должен был стараться, Джон. Не тогда, — покаянная печаль всё больше проступала как в голосе Преданного, так и в его глазах, полных невысказанной мольбы и отчаянной надежды на прощение. — Князь считал — надо признать, абсолютно справедливо — что даже если соблазнение удастся, своей цели он этим не достигнет. Повторяю, Чарльз Магнуссен желал не просто скомпрометировать политического соперника — он намеревался превратить тебя в послушное орудие своих подлых интриг. Одной ночи страсти для этого было явно недостаточно, тем более, что наутро ты, вполне возможно, раскаялся бы в содеянном и, ужаснувшись глубине своего падения, больше никогда не подпустил бы меня к себе. А такой вариант Его Светлость точно не устраивал.

Шерлок умолк на минуту, покачивая заворочавшееся дитя, но как только малыш затих, беспощадная исповедь тут же возобновилась:

— Мне необходимо было проникнуть не просто в окружение или постель — целью являлись твои сердце и душа, Джон. И путь к этой цели не мог вести через похоть — только через доброту и сострадание. Ты отверг меня, и это должно было повлечь наказание, после которого моё существование становилось бы невыносимым и невозможным. По замыслу Чарльза, факт твоей причастности к постигшей меня жестокой и несправедливой расправе впоследствии мог послужить ещё одной весомой причиной, упрочившей намерение избавить доведённого до отчаяния Преданного от власти бессердечного Хозяина-садиста и, согласись, он не просчитался — ты и впрямь решил, что должен мне за тот отказ. Что тут скажешь… Князь Магнуссен действительно был знатоком человеческой натуры. И всё же кое-чего не смог предусмотреть даже он.

Шерлок прищурился на напряжённо внимающего рассказу Ватсона и, вопреки всему, чуть улыбнулся — благодарно и почти нежно:

— Когда я пришёл к тебе, Джон, когда мы заговорили, взглянули друг другу в глаза, когда мои руки коснулись твоего тела… — озёрно-льдистая зелень заискрилась отблесками светлого, бережно хранимого воспоминания, — тогда что-то случилось. Со мной, во мне… С окружающим меня в то время миром… Что-то, чего не предвидел Магнуссен, и чего я сам в себе никак не мог предположить. Возможно, это был зов Идеальной Связи, а может быть, воспеваемая поэтами всего мира божественная искра, зажигающая в сердцах получивших её счастливцев истинную любовь, — об этом я не думал, просто не мог, но именно тогда у меня впервые мелькнула мысль: что, если бы действительно не Чарльз, а ты… Такой честный, такой добрый, такой верный себе и своим принципам… Каково быть твоим Преданным? Ощутил бы я рядом с тобой что-то, кроме пустоты и холода внутри, кроме абсолютного одиночества? Возможна ли для меня хоть какая-то эмоция, помимо безразличия и чувства брезгливости по отношению к Господину?.. — Шерлок опустил глаза, выравнивая сбитое волнением дыхание. — Позволив себе лишь помыслить, я тогда едва не умер от болевого шока, однако зерно запретного желания упало на благодатную почву. Всё моё естество жаждало удивительного и невозможного эксперимента — подспудно, неосознанно, в тайне от самого себя, но необратимо и настойчиво. Разумеется, я по-прежнему принадлежал властителю Эплдора и обязан был заботиться лишь о его интересах, выполнять лишь его приказы, и всё же… Всё же на этот раз желание Хозяина полностью совпало с потребностями раба — я ждал своего внедрения не меньше самого князя Магнуссена.

— Постой, дай мне минуту, — совершенно обескураженный обрушившимися на его голову откровениями, Джон поднял перед собой руку, словно защищаясь. Зашептал, громко и сбивчиво: — Не понимаю… Значит всё это было только хорошо разыгранным спектаклем? А кандалы, раны? Они ведь были настоящими! Наказание, Мэри… Неужели ты пошёл на это добровольно? Я не верю… Обряд инициации… Ромус, мастера Школы — они знали, они тоже в этом участвовали? Почему? Магнуссен подкупил их? Шантажировал?

— Нет, Джон, нет, — зачастил в ответ Шерлок, уставившись на сына и осторожно его покачивая. Казалось, только присутствие маленького дофина и держит Преданного в рамках относительного спокойствия и решимости поведать абсолютно всё и до конца. — Ни Ромус, ни преподаватели тут ни при чём. Ими просто манипулировали — я и пара подкупленных служек. Эта часть плана была целиком на моей совести. Дело в том, что ещё во время своего обучения в архивах Школы я натолкнулся на подробное описание процедуры замены одной Связи на другую без согласия Хозяина, но поскольку помимо химических веществ, что должен употребить подопытный, рецепт требовал участия мастеров, присутствия лица, желающего незаконно стать владельцем Преданного, а также соответствующего антуража, задвинул его подальше в Чертоги, как любопытный, однако вряд ли способный понадобиться и вообще осуществимый. Когда же князь поставил задачу подобраться к тебе как можно ближе, мой мозг, слишком долго изнывающий без дела, выдал эту инструкцию, как наиболее действенный способ решения проблемы. Заработав со всем возможным усердием, он преобразовал её в готовый сценарий действий, включающий в себя имитацию суицида и «побега» от «старого» Хозяина, обращение за помощью в Школу, моё позорное и совершенно убийственное якобы возвращение к Магнуссену и фальшивую инициацию «новой» Связи…

— Фальшивую? — слова того, кого он считал для себя самым родным и близким человеком, казалось, резали Джона по живому. И всё же Шотландец, скрепя сердце, намеревался выслушать жуткую исповедь до конца, всей душой надеясь, что каждому вопиющему факту найдётся разумное и оправдывающее объяснение. И будто стремясь сократить эту невыносимую для обоих, но, видимо, всё же необходимую пытку, Шерлок заговорил быстрее, сыпля чёткими ясными фразами:

— Для этого достаточно было всего лишь принять средство, нейтрализующее действие необходимого для реальной замены Связи снадобья. Зная состав препарата, я мог собственноручно приготовить противоядие и выпить его украдкой перед самой инициацией. Моё предложение князь принял вполне благосклонно — он никогда не был против рискованных забав. Уже находясь в госпитале Школы и зная, что становящийся с годами всё более чувствительным мэтр Ромус мне откровенно симпатизирует, я исподволь внушил добросердечному старику желание лично курировать моё возвращение в Эплдор, дабы сделать его хоть немного менее мучительным и опасным, а затем подбросил ему изученный мной когда-то свиток с описанием запрещённого обряда, приложив к нему уже готовое зелье и обставив всё так, словно кто-то давным-давно припрятал и то, и другое в одной из школьных кладовых, где собирающийся в дорогу Мастер-торговец их и обнаружил. Несомненно, стоящую передо мной задачу можно было бы значительно упростить, внеся нужные изменения сразу в формулу первичного состава, но сочетание входящих в него ингредиентов было слишком своеобразным, и любая добавка или колебание дозировки заметно меняли палитру запаха и цвета. Даже не будучи особо искушённым в вопросах химии, при столь явном несоответствии с указаниями инструкции Ромус заподозрил бы отклонение от рецепта, а посему склянку с неопределённым содержимым мог и не взять. Но наткнувшись на шкатулку со свитком и абсолютно аутентичным на вид снадобьем, впечатлительный старик, как я и рассчитывал, счёл это знаком судьбы и припрятал полученные «дары» среди собственного, необходимого для проведения законных инициаций реквизита. Подготовившись таким образом, я стал ждать сигнала от княжеского шпиона, засланного к эдинбургскому двору, и как только завербованный служка сообщил мне, что шотландский король намерен такого-то числа отправиться на отдых в своё охотничье поместье, сделал следующий шаг. Заверив Ромуса, что моё состояние уже позволяет вернуться к Хозяину, я подтолкнул его немедленно отправиться в дорогу, одновременно подкинув идею наиболее удобного для реализации требований князя Магнуссена маршрута. Погода сыграла мне на руку: холодный осенний ливень вынудил торговца попроситься на ночлег в твой дом, и для этого даже не пришлось устраивать поломку кареты или какое-то иное несчастье. Что случилось дальше, тебе известно. Достаточно было свести вместе благородного монарха, готового прийти на помощь всякому нуждающемуся, и сентиментального старика, одолеваемого сочувствием и вооружённого необходимыми знаниями и средствами, — и результат не заставил себя долго ждать.