Император, тоже оставивший своё кресло за массивным столом, присел на край дубовой столешницы и, скрестив на груди руки, устало прикрыл глаза.

— Чего Вы ждёте от меня, Джон?

Тот облизал обветренные, спёкшиеся губы и затравленно прошептал:

— Помогите.

Холмс тяжело вздохнул:

— Джон, Вы понимаете, о чём просите? Убито правящее лицо княжества. Не очень крупного, но это один из полноправных членов Союза. Убито человеком, имеющим статус раба. Мне пришлось употребить всё своё влияние, чтобы помешать привести казнь над Преданным в исполнение там же, на месте, и только увещевания о возмездии в виде громкого и сокрушительного процесса в память «дорогого князя» помешали этому, — Его Императорское Величество оттолкнулся от стола и, подойдя к окну, резко захлопнул приоткрытую створку. Витражное стекло тонко и жалобно задребезжало. — И, если не случится ничего из ряда вон выходящего, суд будет коротким, а решение — однозначным. Вы это понимаете?

— Да, — в глазах Шотландца плескалось безумство вконец отчаявшегося человека. — Потому и прошу.

Майкрофт, не мигая, смотрел на своё отражение — искажённое, разрезанное мелкими элементами витража на разноцветные кусочки.

— Вы, как никто другой, знаете, что у Чарльза есть и наследники, и единомышленники. Если я поступлю в обход закона — Союзу грозит бунт и раскол, а ввергать Европу в пучину междоусобных войн мы сейчас не имеем права: Османская Империя только и ждёт удобного случая, чтобы двинуть на нас войска. Слишком велика цена, Джон. На данный момент я действительно не в состоянии что-либо предпринять.

Ватсона качнуло. Нет, он не услышал ничего нового, но от этого не становилось легче, не становилось менее несправедливо. Голова поплыла, а губы сами прошептали в отчаянии:

— Вы бы так не говорили, если бы речь шла о близком Вам человеке!

Холмс, посерев лицом, резко повернулся к собеседнику, но, увидев почти сумасшедшие от горя глаза шотландского короля, лишь сцепил за спиной побелевшие напряжённые пальцы. Впрочем, голос Императора остался спокоен, хотя и окрасился непонятной для Джона скрытой горечью:

— Поверьте, если бы речь шла о ком-то из моей собственной семьи, я поступил бы точно так же и делал бы ровно столько же.

Всегда чутко реагировавший на малейшие изменения в эмоциях собеседника, сейчас Шотландец лишь упрямо тряхнул головой:

— Тогда я на суде заявлю, что Чарльз Магнуссен был убит моей рукой.

Майкрофт снова вздохнул.

— Слишком много свидетелей видели, что это не так.

— Тогда приказал. Раньше. Не забывайте, что Шерлок — мой Преданный. Он не мог бы ослушаться, это доказуемо!

Император кивнул, соглашаясь, тем не менее, ответ прозвучал всё так же неутешительно:

— Если бы это был приказ — то не мог. Но данное обстоятельство не отменит факта самого преступления. Шерлока всё равно казнят, как раба, поднявшего руку на лорда и князя. И, вместе с тем, подобный шаг угробит всё, чего Вы смогли достигнуть в сообществе за минувший год, подведя под суд и Вас. Вы же понимаете, что если Шерлок был истерзан убиенным Магнуссеном и имел хоть какое-то оправдание своему поступку, которое, несомненно, ввиду его статуса всё равно не примется во внимание, то у Вас на запястьях кандалов не было. Это будет очень непростой процесс. И закончится он плохо. И с этим нам всем придётся смириться.

Джон, не в силах более стоять, на дрожащих ногах добрался до кресла для посетителей и рухнул в него, не спрашивая разрешения хозяина кабинета. Не до этикета. Холмс плеснул из графина в высокий стакан янтарной жидкости и протянул собрату-королю. Отрешенно приняв и глотнув содержимого, не почувствовав ни вкуса, ни крепости, тот поднял выцветший взгляд на столь же понурого визави.

— Майкрофт… А если… Если найдутся люди, готовые помочь открыть ворота, исчезнуть… Просто исчезнуть?

Тот, сделав пару шагов взад-вперёд по укрывающему резной паркет ковру, только покачал головой:

— Я думал об этом. Никто не поверит, что пленник смог сбежать из Тауэра без высокой помощи, и это снова возвращает нас к вопросу о расколе и бунте. К тому же, он всё равно не выживет без Вас, Джон. Вы же знаете. Вы собираетесь исчезнуть вместе с Преданным? Бросить государство, дело, семью? У Вас скоро наследник родится. И всё это Вы оставите, сбежав с государственным преступником и объявив себя персоной вне закона? Джон! — обращение прозвучало недоверчиво и почти укоризненно.

«Господи… — Джон зажмурился. — Наследник…»

— Но он же держался без меня там, у Магнуссена… — губы едва шевелились, глаза по-прежнему оставались закрыты.

— Шерлока держали остатки старой Связи, — казалось, это утверждение доставляло Императору такие же неприятные эмоции, как и вздрогнувшему в кресле Шотландцу. — Не забывайте, Магнуссен тоже был его Хозяином. Хотя и бывшим.

Джон отставил полупустой стакан на низкий столик у подлокотника и вцепился сведенными судорогой пальцами в собственное колено. Через пару минут усилием воли подавив дрожь, заставил себя вновь прямо взглянуть в усталые серые очи:

— Как насчёт свидания? Могу я хотя бы увидеть его до суда?

Его Величество покачал головой.

— И это — нет. Слишком много сторонних глаз, наблюдающих за каждым Вашим шагом. О Вас с заключённым и так ходят чересчур определённые слухи, нельзя рисковать.

Ощущая, как последние крупицы самообладания и жизненных сил уходят, оставляя за собой лишь выжженный болью и растерянностью кровавый след, Ватсон неловко откинулся на спинку кресла.

— Что же мне делать?

— То, что делаю я.

— А что Вы делаете, сир?

Холмс, отвернувшись, снова приблизился к окну, почти прислонившись высоким лбом к разноцветным стекляшкам витража. После секундного замешательства, выдохнул:

— Жду.

— Чего?

— Вестей, Джон. И чуда.

Шотландец взвился со своего места. Подскочив к Императору и наплевав на всяческий пиитет, резким движением развернул его к себе:

— Каких вестей, Майкрофт? Каких чудес?! Я не верю в них! Я не могу на них надеяться! После всего этого кошмара! У меня нет на это времени! У него нет!!! Ваше Величество, умоляю... Ведь это из-за меня он сейчас в Вашем каменном мешке! Майкрофт! Он же меня спасал!

Император мягко разжал вцепившиеся в его плечи ладони и, чуть пожав, выпустил их, безвольно упавшие, из своих нервно заледеневших пальцев.

— Прямой угрозы ни от кого, кроме самого Преданного, Вашей жизни не было, остальное — недоказуемо. — Он вздохнул. — Джон... К чему этот затянувшийся спор? Идите к себе. Вы должны больше отдыхать, дабы набраться сил перед скорым процессом.

— Да какая, к дьяволу, разница, в каком состоянии я буду слушать, как ему выносят смертный приговор?! Чёрт!!! — Ватсон раненым зверем заметался по комнате, но прозвучавший ответ, не будучи произнесённым холодным или жёстким тоном, пригвоздил его к месту, словно выстрел:

— Чтобы быть готовым его принять.

Джон задохнулся: сначала от леденящего ужаса, но через мгновение — от нахлынувшего обжигающей волной негодования:

— Нет! Никогда, — он гордо выпрямился перед венценосным собратом и, впившись ногтями в собственные ладони, вскинул голову: — Сир, Вы — бесчувственный человек, если способны на это рассчитывать. Чудо… Надо же… Никогда не думал, что услышу от Вас такое. А впрочем… — Джон сунул руку за пазуху и, зажав в кулаке нечто, доселе скрытое под камзолом, стянул с шеи кожаный ремешок и протянул вещицу своему жестокому собеседнику. — Вот. Это одно из чудес — неразгаданная Шерлоком загадка, его собственная тайна. Я думал, такое воистину невозможно, он ведь способен понять любой шифр, знает столько, что это кажется нереальным… И тем не менее, это так — загадка, перед которой спасовал мой… Универсал. Этот амулет был с ним, когда Шерлок попал в Школу. Мне же его вручил мэтр Ромус, который и купил мальчика, а я, в свою очередь, вернул безделушку её хозяину.

Ватсон горько улыбнулся:

— Он так и не вспомнил. Так и не смог объяснить, что означает этот кусочек дерева. Часто разглядывал её, когда выдавалась минута покоя и бездействия… Перед своим… исчезновением из Эдинбурга Шерлок оставил все свои личные вещи. Скрипку, кольцо, что я подарил… и этот амулет.