— И начни как предпоследний? Какая пламенная речь! — стряхиваю руки Робба, нервно передернув плечами. — Ты закончил, спаситель человечества? Может, от меня еще и судьбы мира зависят? Робб, ты заблуждаешься!
— Нет, — сказал Робб уверенно. — Я вижу тебя достаточно ясно.
— Я то, что я есть, — выдыхаю в ответ. — Эгоист? Да. Ублюдок, от которого отказалась семья? Да. Ловелас? Безусловно. И я таким планирую быть всегда. Мне нравится такая жизнь.
— Это путь саморазрушения, — попытался прервать монолог Робб, но Теон отмахнулся и продолжил:
— Мне плевать, что ты думаешь по этому поводу. Я сыт сентенциями твоего отца, напетыми в ухо твоей матерью. Не промывай мне мозги, меня этим не пронять, у меня иммунитет к нудным нравоучениям.
— Хорошо. Пусть, — вдруг пошел на попятную Старк, — и все же завтра ты будешь в репетиционной.
— Нет, завтра меня там не будет! — рявкнул я, особо не соображая, против чего конкретно протестую. — Я пойду к Джейни, как всегда. И уйду под утро. Как всегда. И буду самозабвенно с ней трахаться. Всю чертову ночь напролет.
Робб замер, сделавшись похожим на статую. Он был взбешен, а последние мои слова сработали, как ушат холодной воды. Выражение лица было совершенно обреченным, словно вся кровь отхлынула от него куда-то к сердцу. Ты достал меня, Робб, достал до печенок, потому я и бью по больному. Не загоняй меня в угол никогда.
— Как всегда, — закончил за него Старк. По тону Робба было понятно, что на этот раз я его задел. И крепко. — Иди, куда хочешь. Делай, что хочешь. Я… Я тебе никто. С этого момента делай что и как хочешь — слова тебе не скажу. Клянусь.
Клятвы? С хрена ли? Да, что происходит?
— И завтра страховать тебя я не буду. Если тебя не будет в репетиционной вечером, они останутся вдвоем. И если будут последствия, Теон, это будет не только моя головная боль, но и твоя. Я не буду больше брать на себя твою ответственность.
Молча слушаю Старка. Добавить было нечего. Каждое слово прошивает навылет. Каждое — осколок льда.
— Это будет честно. Ты не хочешь быть частью этой семьи — это твое право. Арья пытается отгородиться, идти поперек. Санса совершает нелепые поступки по глупости. Джон парится, что бастард, и считает себя недостойным семьи. А семье это все неважно, она продолжает существовать, потому что мнение каждой ее части не имеет значения. Наши желания могут затмевать наш разум, а семья все расставляет по местам.
Он отвернулся, собираясь уходить, а потом выпалил через плечо:
— А еще я хочу, чтобы ты знал. Пусть ты не Старк, но ты часть семьи. И всегда был мне как брат.
Был. Был. Был…
***
Робб не мог уснуть вторую ночь подряд. Как он мог положиться на Грейджоя? И зачем вообще все это ему высказал? Можно подумать, это его проймет. Или что-то изменится.
Он видел его утром и днем, разумеется. Они здоровались, общались, ехали в школу и обратно. Мир казался залитым серым свинцом. Судя по тому, что никто у него не уточнял, что происходит — контролировал Робб себя хорошо. Жаль лишь, что контроля хватало только до двери собственной комнаты. Он толком не спал, переживая вынужденную размолвку так, словно физически уехал от Теона. Словно похоронил его вчера.
Пожалуй, это была правда. В нем было столько хорошего — просто прорва добра и поддержки. Робб всегда это знал и видел тысячи проявлений заботы по отношению к Старкам со стороны Теона. Он заботился и об Аше, насколько он мог заметить. И отчего-то считал заботу слабостью, недостойной пустой привычкой. Сколько раз он менял фразы прямо на ходу так, что поддержка становилась подколкой?
Я чертов идеалист, твердил он, пытаясь придти в себя под очередным ледяным душем. Чего можно добиться от такого человека, как Теон? Он боится меняться. Думает, что за броней сарказма спрячется, думает, что неуязвим, пока юн, привлекателен и все остальное. Я мог бы быть с ним рядом всю жизнь. Нет, не мог бы, но хотел. И я готов был оправдывать его, и бороться, и сходить с ума оттого, что уже сутки мы не говорили, как люди. Я так устал от этого. Я жалок. Так быстро сдаться. Но я стану лучше, выше этого, сильнее. Просто перестану реагировать — и все вернется. Не будем друзьями, но станем снова говорить, играть, шутить. Привыкнем жить как соседи. Может, он прав, и любые обязательства — бремя? Может, пора отказываться?
Я могу обмануть кого угодно, кроме себя. Я сдохну без него. Он тоже моя семья. И без «тоже». Он моя семья.
Робб лежал на кровати навзничь, пытаясь отключиться. Это еще ни разу не выходило, но почему не теперь? В дверь постучали.
========== 6.15. Колыбельная / Теон ==========
Комментарий к 6.15. Колыбельная / Теон
Эта глава уже публиковалась отдельно ))
Ну что тебе надо еще от меня?
Чугунна ограда. Улыбка темна.
Я музыка горя, ты музыка лада,
ты яблоко ада, да не про меня!
На всех континентах твои имена
прославил. Такие отгрохал лампады!
Ты музыка счастья, я нота разлада.
Ну что тебе надо еще от меня?
Смеялась: «Ты ангел?» — я лгал, как змея.
Сказала: «Будь смел» — не вылазил из спален.
Сказала: «Будь первым» — я стал гениален,
ну что тебе надо еще от меня?
Исчерпана плата до смертного дня.
Последний горит под твоим снегопадом.
Был музыкой чуда, стал музыкой яда,
ну что тебе надо еще от меня?
Но и под лопатой спою, не виня:
«Пусть я удобренье для божьего сада,
ты — музыка чуда, но больше не надо!
Ты случай досады. Играй без меня».
И вздрогнули складни, как створки окна.
И вышла усталая и без наряда.
Сказала: «Люблю тебя. Больше нет сладу.
Ну что тебе надо еще от меня?»
А.Вознесенский «Исповедь»
Наверное, именно так начинают сходить с ума. Не знаю, как это бывает.
Но вот я вижу, как его рука барабанит по столу. Он взъерошивает пятерней волосы. Он смотрит на меня. С усмешкой! Это надо впитать с молоком матери. Надо родиться Старком. Я же ЗНАЮ, что у него внутри. Я знаю, что там адское пекло, что его внутренний огонь выжигает все живое. И никаких отсветов снаружи. Ни-че-го.
Во мне что-то сломалось. Зачем я это делаю? Когда это я вообще задавался этим вопросом? Когда меня это интересовало? Вот буквально вчера… В пекло!
— Ты меня не слушаешь…
Джейни обиженно поджимает губы.
— Да ладно? — я перевожу взгляд на девушку. Она смотрит выжидающе. Я должен извиниться? Вот еще.
— Вот что я сказала? — уточняет Джейни, постукивая пальцем по столу. Это нервное движение, когда-то так опьянявшее его. Больше не работает. Детка, в тебе забыли заменить батарейки. Ты больше не включаешься, детка. Оставь меня сама, пока я не сделал этого. Неужели ты не видишь, что все кончено?
— Какую-нибудь ерунду, — вздыхает он устало. Пора завязывать с этим. И так уже заигрался.
— Что? — девушка удивлена, — Я…! Да ты! Теон, ну, ты и нахал!
— Джейн, я считаю, что это было классно, но нам пора расстаться.
Ее лицо пылает. Раскрытый рот зажимает ладошка, пытаясь остановить слова. Отчего-то он запоминает девушек именно такими. Если прищуриться, он сможет пролистать их удивленные лица в своей памяти одно за другим. Удивление, ужас, отчаянье… Так много всего.
— Ты это не всерьез! Ты шутишь, — говорит Джейни. Хороший вариант, не новый. Скучно.
— Нет, милая, я вполне серьезно. Нам было хорошо, но все хорошее однажды кончается.
Она поражена. Не верит. Потом она примется уговаривать. Первое время это трогало сердце. Это было давно. Все его женщины, кроме первой, отучали его жалеть. И он научился. Важно быть выше, не подпускать так близко, чтобы это мучило. Все они любят вымышленный образ в своих головах. Не его, а крылатую проекцию безгрешного ангела. Я не девичья мечта, я — правда. А правда горше и больнее. А главное — она не насыщает надолго. Разве я обещал им что-то? Клялся в вечной любви? Нет и нет. Никто не хочет видеть тебя самого.
