— Значит, для тебя все всерьез? — уточняет она, подняв бровь. Ее лицо — уже рабочая маска. Не выражает ничего. Он боится этого лица. Оно отрезает ее настоящую, как забрало доспеха, скрывая рыцаря вместе с ее бесконечной ежедневной битвой. И это бой с самой собой в первую очередь, а уже потом с призраками прошлого, может быть, даже с его призраком.
— Да, — отвечает он честно. Правая рука мужчины нервно ложится на левую, проворачивая вокруг безымянного пальца кольцо. Утром он переодел его на другую руку, в ужасе глядел на ладони, а потом вернул все, как было. Нельзя действовать так, словно она уже согласилась. Он принял свое болезненное и мучительное решение много лет назад. В том положении звезды сошлись на нем, он был ключевой фигурой и все должен был разрулить. И он решил. Болезненно, вырывая сердце из груди с мясом. Никому бы не пожелал подобного. Теперь она была на его месте. Простит или нет. А простил ли он сам? И… Что, если для нее это именно игра, и потому она так яростна, так хочет подтверждения, что желанна, что любима? Не оттого ли Джо сомневается в нем, что для нее это все какой-то затянувшийся затертый флэшбек?
Была моя любовь прекрасна, словно лето.
И локоны ее, как солнца свет.
Он услышал эти слова у себя в голове и не сразу понял, что это декламировала Джо. Тихо, как-то настолько пронзительно и по-женски нежно, несвойственно. И оттого еще страшнее было, что нежные, памятные обоим строки не вызывали на ее лице никакого отклика. Оно так и оставалось маской. Когда-то давным давно он завидовал ей, учился у нее, чтобы уметь быть таким же холодным тогда, когда требуется. Тайвин был чертовски хорошим учеником — упрямым, дотошным, дерзостным, но до своей учительницы ему было не дотянуться никогда. Что, если она за долгие годы уже срослась со своей маской? Что, если теперь она уже не способна ее снять, даже если захочет?
— Тай, — начала она тихо, словно пробовала на вкус старое-престарое слово. Его детское прозвище. Четыре брата и сестра. Тай, Кин, Тиг, Гери и Жейка, как называла себя Дженна. — Я хочу тебе верить, но для этого мне важно услышать одно. Ты простил мне то, что я сделала?
Ледяная хватка вокруг сердца. Раздирающий душу мучительный флэшбек, в который он раз за разом падал по ночам. Самый худший кошмар. Выбирай, выбирай, выбирай… И ее выбор.
— Я не знаю, — выдохнул он, наконец. — Это ранит по-прежнему. Одно знаю точно — я без тебя больше не могу. И не желаю быть один, зная, что ты в этом чертовом городе, так близко, рядом, и я не могу тебя коснуться. Если ты прогонишь, я просто буду околачиваться вокруг твоей больницы, могу что-нибудь сломать, чтобы быть поближе. Ты меня знаешь, я болен на всю голову, но болен тобой, Джо.
— Придется открыть отдельную палату для любителей что-нибудь сломать, чтобы меня увидеть, — ответила Джоанна.
— Значит, Джейме знает? — уточнил Тайвин. Догадка была безумной и странной. Скорее, он бы заподозрил Тириона.
— Да. Он узнал меня в бреду. Скорее всего, из-за глаз. Близнецы их унаследовали у меня, словно скопировали в графическом редакторе — до дурацких мелочей. — Джоанна, до этого глядевшая в окно, резко повернула к нему голову. — И я не стала отпираться. Какой смысл? У нас был тяжелый разговор. Джейме не стал меня спрашивать ни о чем. Просто сказал, что рад. Что я все-таки жива. Что могу выслушать.
Ее голос пресекся, она резко дернула головой вверх. Тайвин протянул носовой платок. Она, не опуская головы, приняла его, промакивая наполняющиеся слезами глаза.
— Я много раз думала о возвращении, Тай. Иногда это было моей единственной мыслью. Тянуло так… Ох. Мне казалось, что из меня на живую вырезали сердце, а душу я волочу за собой с тех пор, как гирю. Нет, как не могущую взлететь птицу.
Его воображение немедленно нарисовало эту картину. В носу защипало. Он нервно дернул из бардачка пачку салфеток, не обращая внимания на женщину. Она знала, что он способен плакать. Он прижал салфетку к глазам, заслоняясь рукой. Жестокость по отношению к близким — беспощадность, яростная, как удар копья. И зачем? Чтобы день за днем чувствовать себя убийцей? Кого ты наказывал, дурацкий ты дурак — ее или себя?
— Ты удивительный, Тайвин. Таких больше нет, — она произносила это с восторгом. Не было издевки в ее словах. — Я вижу много смертей и горя. Я узнала жизнь с таких сторон, с каких никто и не думает глядеть. Временами мне казалось, что я то ли попутчик для Харона, то ли уже сама часть греческого мифа. Он снился мне, этот суровый мужчина, живым, как ты сейчас, стоящим рядом. Нет, он не звал меня в свою лодку, но так смотрел, словно я одна из Мойр. Та, что отмеряет нить жизни. Это было страшно и странно. И сейчас, когда я опять вижу твои слезы, я думаю о том, что в последний миг перед тем, как ты расслышишь щелканье ножниц последней Мойры, прежде, чем погрузиться в ничто и отплыть вместе с Хароном, ты теряешь все лишнее. Едва она заносит расставленные лезвия, едва твоя тонкая жизненная нитка, еще теплая от рук отсчитывающей, еще помнящая касание прядущей, ощутит с обеих сторон холод близкого металла, ты понимаешь все. Вдруг приходит осознание, что же было важным. Наносное становится пеплом мгновенно. Ты стоишь обнаженным, как на заре рождения, и знаешь о себе все.
Он слушал ее не дыша. Мир тоже, казалось, вслушивался в каждое ее слово, бездна всматривалась в недра заметаемой снегом машины, силясь пронзить своим взглядом всю прорву смыслов, вкладываемую маленькой молчаливой женщиной в каждое емкое слово.
— Нет ничего важнее жизни. Близких. Возможности быть рядом. Для меня реальность такова. Я готова переиграть свою жизнь с чистого листа, но боюсь, я снова наделаю тех же ошибок. — Джоанна медленно повернула к Тайвину голову, не мигая глядя на мужа. — Если ты позволишь, я хочу быть рядом со своими детьми. Жить в родительском доме. Радоваться смеху племянников. Этот дом всегда давал мне силу. И люди, что в нем. И ты, Тайвин. В первую очередь ты. Я не прошу тебя прощать, это невозможно. Я знаю, что тоже никогда тебя не прощу до конца. Это слишком для такой, как я. Не святая. Грешница. И ты готов попробовать снова?
В ответ он медленно снял кольцо с левой руки и переодел на правую. Джо смотрела на него пристально, словно боялась спугнуть. Он осторожно протянул ей руку с небольшой коробочкой.
— Я думала, что выкинула его в снег, — прошептала она, открыв. — Я была уверена…
— Все совершают ошибки, Джо, — сказал он, осторожно надевая на ее палец кольцо. — Не у всех хватает сил признать их. Я был не прав. Я хочу вернуть тебя.
— Надолго? — уточнила она. Джоанна вдруг запаниковала, даже ее маска словно дала трещину.
— Навсегда меня бы устроило, — произнес он, стараясь донести эту простую истину такими же простыми словами.
========== 4.25. Лучший подарок /Тирион ==========
Не надо о ней вам рассказывать мне —
Не стану я сплетням внимать.
Она все равно лучше всех на Земле,
Потому что она моя мать.
Она самой лучшей на свете была,
И мне никогда не лгала,
И все! И довольно вранья!
Меня лишь она понимала одна,
Мне жизнь подарила она,
Она, она родила меня, меня!
Кричите, взывая к прошедшим годам,
Пытаясь ее проклинать,
А я за нее все на свете отдам,
Потому что она моя мать.
Песня из к/ф «Двадцать лет спустя»
Тирион в раздумье сидел за клавишными, когда Джейме решил его навестить.
— Ты один?
— Да, оставил Бри одну в кои-то веки, — ответил брат. — Она так спит плохо последнее время.
— Ты-то откуда знаешь? — удивился он. — Сказано было русским языком — подожди пару недель, и хоть в обнимку голые засыпайте. Что за дурацкое нетерпение?
— Да что ты! Заладил, как дятел, — сокрушенно пробормотал Джейме, опускаясь на край кровати.
