− Куда-куда?

          − Ты не помнишь, что это? − удивилась Элизабет. − Там зверей разных содержат. Кстати, недавно в местной газете писали, что у пары тигров появилась тройня. Маленькие тигрята такие милые. Пойдём, посмотрим...

          На следующий день профессор решил лично вывезти нас в город на своём шикарном Rolls Royce Silver Cloud III тысяча девятьсот шестьдесят пятого года выпуска. Двухцветная окраска корпуса подчёркивала плавные изгибы линий. Блестящий серебристый низ и кипенно-белый верх, дополненные массивной хромированной решеткой радиатора, действительно превращали машину в серебристое облако, летящее над дорогой.

          Несмотря на видимую степенность, профессор обожал скорость. Он выжимал из двигателя роскошного авто всё, что было возможно. Машина неслась по полупустому шоссе. Свистящий сквозь открытое окно тёплый воздух трепал мои волосы. В бешеном темпе мелькали деревья, сливаясь в сплошную зелёную массу. Ощущение скорости пронзало тело, приятно щекоча нервы...

          ...Я внезапно ощутил себя в кабине совсем другой машины. Интерьер сияет загадочным матовым блеском. Сквозь лобовое стекло видны окна громадных высоток, совсем не похожих на дома этого мира. За приборной панелью сидит крепко сложенный мужчина лет сорока с бесстрашным взглядом и аккуратно подстриженной густой бородой. Его нарядный мундир украшен разноцветными нашивками. С добродушной улыбкой бородач подмигивает мне и тянет рычаг на себя. Аппарат бесшумно взмывает ввысь. Мир в иллюминаторе уменьшается с невероятной быстротой, и я вижу под нами гигантский чудо-мегаполис с кольцевой структурой. Он напоминает исполинскую снежинку, украшенную огромным количеством сияющих на солнце домов-сталагмитов. Машина кружит над городом, выписывая в воздухе немыслимые пируэты...

          − Сегодня, друзья мои, я покажу вам наш город изнутри. Вы узнаете его лучше, чем родители знают своего ребёнка, − голос профессора вырвал меня из невероятного видения.

          Я перевёл дыхание и тряхнул головой.

          Экскурсия впечатлила. Проявив всё своё красноречие профессор, рассказал об истории и архитектуре города, поведал о забавных и невероятных эпизодах из жизни его обитателей... Следующие три дня он водил нас по музеям, театрам и даже предоставил нам билеты на очень хорошие места в местной опере.

          Ничего подобного я не мог обнаружить в глубинах памяти, и потому культурная программа, устроенная профессором, вызвала во мне целую бурю восторженных эмоций. Я радовался, словно ребёнок, которому показали, как чёрно-белые картинки в книжке-раскраске от обычной воды окрашиваются сочными цветами.

          В отличие от физического здоровья, восстановление моей памяти оставляло желать лучшего. Видимо, в формулу Элафрина закралась какая-то ошибка. Я не мог вспомнить ничего реального. Вымыслов о другом мире рождалось всё больше. Мало того, они становились более яркими и подробными. Порой я даже начинал путаться, какой мир для меня более реален.

          Обсуждая очередную мою фантазию, мы с Элизабет прогуливались по саду. Вечерние прогулки уже стали нашей доброй традицией. Даже создался некий ритуал: сначала мы пили чай на окраине сада, в увитой розами беседке и весело болтали обо всём, забыв о моей болезни. Но почти всегда, зацепившись за очередное псевдовоспоминание, переходили к дискуссии. Вот и сегодня, что-то оживлённо обсуждая, мы неторопливо шли к дому по тропинкам сада, огороженным ровно подстриженными кустами.

          Тут из-под куста прямо к нам под ноги выскочила кошка Сэмюэла. Развалившись на нагретых солнцем камнях тропинки, она принялась уморительно крутиться на спине, подняв кверху лохматое брюшко.

          − Ах ты моя симпатяга, − с умилением сказала Элизабет и, присев на корточки, почесала живот питомца. − Где же твой хозяин, Зевс?

          Сэма действительно чаще всего можно было застать именно в саду. Уход за растениями был его любимым времяпровождением. Сад на его заботу отвечал пышным цветением и благоуханием, превратившись в настоящий рай. Сэм, словно с маленькими детишками, разговаривал с каждым цветочком, с каждой букашкой, с каждой пролетающей мимо пичугой. Нет. Наверное, это не самое лучшее сравнение. По правде говоря, детей Сэм опасался. Ему было совершенно непонятно, что можно ожидать от этих маленьких монстров.

          − Да вон он, смотри, − сказал я, заметив копошащуюся на крыше фигуру.

          Дом профессора был построен несколько веков назад, поэтому время от времени требовалась реставрация и починка некоторых его элементов. Особое очарование особняку придавал комплекс труб и башенок на крыше. Недавно одна из труб начала разрушаться. От готовых вот-вот отвалиться камней кто-нибудь мог пострадать, поэтому пару дней назад мистер Бриджел вызвал специалистов для её переборки и укрепления. Контролировать работы профессор поручил Сэмюэлу. За этим делом мы его и застали. Одетый в оранжевый страховочный пояс, он возился у полуразобранной дымоходной трубы. Рядом с ней лежали камни, ровными рядами уложенные на поддоне.

          Мы подошли к особняку и остановились на пятачке у дорожки, огороженной с одной стороны стеной дома, а с другой − густым колючим кустарником типа шиповника. Это место было самым удобным для разговора с человеком, забравшимся на крышу. Задрав голову, Элизабет шутливо выкрикнула:

          − Сэм, ты выглядишь прямо как Кинг-Конг на башне Манхэттена!

          Обрадовавшись, что можно немного отвлечься от нудной работы, он поддержал шутку.

          − Да-а! − Поднявшись во весь свой огромный рост и стуча по груди кулаками, Сэм начал исторгать гортанные звуки и весело подпрыгивать. − Гы-ы-ы... Сэмюэл большая обезьяна.

          Изображая дикого зверя, Сэм оступился и только благодаря страховке с трудом удержался на крыше. Неловким движением он зацепил поддон, и камни лавиной устремилась на нас.

          Я почувствовал, как где-то в животе начал расти тугой комок страха. Элизабет, широко раскрыв испуганные глаза, остолбенела от ужаса. Какая-то неизвестная сила заставила меня сконцентрироваться. Мысли с бешеной скоростью искали выход. Я схватил девушку в охапку и, сгруппировавшись, бросился в подвальное окно, на лету выбив ногой раму. Мы кубарем вкатились в тренажерный зал. Я, как мог, прикрывал Элизабет от стёкол, летевших брызгами во все стороны. Камнепад с рёвом обрушился на то место, где мы находились долю секунды назад. Несколько булыжников отскочили вслед за нами в оконный проем, но, к счастью, никого не задели.

          Некоторое время мы лежали на полу, свернувшись клубком. Придя в себя, я поднялся, чтобы осмотреть полученные ранения. Слава богу, особых последствий не было. Элизабет совсем не пострадала, а у меня появилось лишь несколько незначительных ссадин на лице и руках, да сильный ушиб на ноге, полученный от удара по тренажеру, о который я затормозил при падении.

          Элизабет, ещё не отойдя от пережитого стресса, крепко вцепилась в меня руками и, уткнувшись головой в плечо, тихо всхлипывала.

          Дверь с грохотом распахнулась, и в комнату вбежал испуганный Сэмюэл. Вслед за ним волочился страховочный трос, который он не успел снять.

          − Миста Джон и миста Элизабет живые?! Они не ранены?! Слава богу! Простите, простите Сэмюэла! − выкрикнул он и, упав на колени, вскинул вверх руки.

          Через несколько минут в спортзале появился и мистер Бриджел. Он находился где-то неподалеку и, услышав шум, прибежал сюда. Узнав причину переполоха, профессор испуганно носился вокруг нас, то и дело восклицая:

          − Какое несчастье! Какое несчастье!

          Весь следующий день Сэмюэл ходил понурый. Он беспрестанно извинялся, а я, как мог, пытался его успокоить.

          Наступило время очередной тренировки, и мы с Сэмом спустились в спортзал. Все осколки в комнате были тщательно убраны, но полиэтиленовая плёнка, которой затянули ещё не застеклённое окно, колебалась на ветру, напоминая о вчерашнем происшествии.