− Нет, Вик! − крикнул Отто и бросился прикрывать меня от выстрелов.

          Две пули зацепили меня. Остальная часть обоймы вошла в Отто. С расширившимися от ужаса глазами, Разумовский смотрел, как слабеющая рука Отто выпускает пульт. Перехватив брелок в свою ладонь, я поднял обессилевшего друга.

          − Идиот! Ты сейчас чуть не угробил меня! − крикнул учёный и выстрелил в ассистента. Разумовский посмотрел на меня обезумевшими глазами и произнёс: − Говорите. Что, что я должен сделать?

          − Помогите мне, − приказал я еле дышащему от страха Философу, кивнув на Отто.

          Разумовский безропотно подхватил моего друга с другой стороны.

          − Прости, девочка, но такие моменты не терпят свидетелей, − сказал он, повернув голову в сторону помощницы, и выстрелил ей в висок.

          Субмарина пришвартовалась в гавани у развалин старого Тулона на Лазурном берегу. Здесь нас уже ждали, как триумфаторов. Среди встречающих был даже сам Главнокомандующий Перес. Мои ранения оказались не столь критичными, и я выбрался из лодки самостоятельно. А вот Отто пришлось вытаскивать на носилках. Следом за нами, в плотном кольце охраны, вывели Разумовского.

          − Молодцы, ребята! − кинулся к нам обычно не эмоциональный Перес. − Это самая блестящая операция из всех, которые мне довелось видеть. Достойно красных нашивок. Слава героям!

          − Слава героям! Слава Барстеру! − подхватили встречающие.

          Отто был очень плох. Видя ажиотаж вокруг нас, он улыбнулся и взял меня за руку.

          − Вик... у нас... получи... лось... − с трудом шевеля губами, прошептал он и провалился в беспамятство. Его ладонь, ослабев, разжалась и безвольно опустилась.

          Я похолодел от ужаса. Перед глазами возник образ умирающей Одди. В припадке отчаяния мне хотелось рвать на себе волосы и биться головой о землю.

          − Нет, Отто! Нет! Только не ты! − кричал я. − Я больше не могу никого терять!

          − Держись, парень, − прошептал склонившийся над Отто Главнокомандующий. − Ты нужен нам всем. Ты нужен народу Барстера.

          Приложив руку к артерии на шее друга, я нащупал еле пробивающийся пульс.

          − Он жив, жив! − завопил я. − Сделайте что-нибудь! Помогите ему!

          − Срочно загрузите их в фарнолёт и отправьте в Центральный Командный Госпиталь Нью-Лондона, − скомандовал Перес. − Приставьте лучших медиков. Эти парни должны жить...

          Госпиталь размещался в самом сердце Корпорации − в её штаб-квартире. Это было не обычное лечебное учреждение, а скорее научно-исследовательский центр, в котором разрабатывалась самые передовые технологии в медицине. Все самые светлые головы Корпорации были сконцентрированы именно здесь. Практикой в госпитале, естественно, тоже занимались: тут лечили наиболее сложные и интересные случаи. Кроме того, именно в этом госпитале поддерживали здоровье верхушки Барстера.

          Я настоял на том, чтобы меня положили в одну палату с Отто, стараясь ни на минуту не покидать друга. Нашим лечащим медиком назначили мастера пятой ступени знаменитого Аарона Гленна. Его предки уже не одно поколение занимались искусством врачевания, и несколько видных эскулапов носили эту фамилию.

          Прошла неделя, Отто так и не пришёл в сознание, хотя врачи и колдовали над ним круглыми сутками.

          − Сэр, у него есть шанс выкарабкаться? − спросил я у Гленна.

          − Нужно надеяться. Мы делаем всё, что в силах современной науки, − ответил тот. − Его жизнь зависит только от возможностей организма, но, как это ни прискорбно, исход может быть любым.

          Такой неоднозначный ответ меня совершенно не устраивал. Я не мог позволить себе потерять ещё и Отто, ведь теперь он оставался самым близким мне человеком.

          "Нельзя просто так сидеть и ждать. Нужно что-то делать. Надо взять всё под контроль. А может... может, тот препарат?.."

          Я вспомнил время, когда трудился в лаборатории Дедушки.

          "Если идею твою чуток доработать, то заживать раны ох как быстро будут. Да, досадно, что нет оборудования в глуши нашей, чтоб дело твоё до ума довести... − говорил мудрый старец, протягивая старые тетради. − Вот, сынок, возьми. Здесь результаты трудов моих. Я тут давеча и над твоей идеей поработал, кое-какие мысли свои добавил... Возьми, думаю, сможешь всем этим разумно распорядиться..."

          − Мастер Гленн, мне нужно срочно покинуть госпиталь, − обратился я к медику.

          − Ни в коем случае. Вы ещё недостаточно окрепли после ранений. Это большой риск. Нет, − отрезал он.

          − Ясно, − произнёс я после паузы. − Тогда у меня к вам две просьбы...

          − Говорите.

          − Вы сможете доставить из моей квартиры кое-какие материалы?

          − В Нью-Лондоне?

          − Да, − я написал на бумаге координаты. − Вот адрес. Это стопка старых тетрадей с важной для меня информацией.

          − Без проблем. Что ещё?

          − Мне необходим доступ в лабораторию.

          − Это-то вам зачем? − удивился он.

          − Хочу поработать над новым лекарством.

          − Хм... Я слышал, что вы неординарная личность, но чтобы... − Гленн задумался. − Это не так просто. У вас нет допуска. Ну, хорошо... Попробую похлопотать.

          На следующее утро мастер Гленн появился в палате с широкой улыбкой на лице. Он передал мне тетрадки с пожелтевшими листами и возбуждённо произнёс:

          − Старший агент, а у вас высокие покровители. Верховный Мастер, просмотрев записи, лично приказал внести вас в реестр допущенных к работе в лабораториях госпиталя. Мало того, он выделил вам в помощь двух способных Просвещённых третьей ступени, − немного смутившись, медик продолжил: − Извините, я тоже позволил себе ознакомиться с материалами... Очень, очень интересные работы.

          − Спасибо, мастер. Спасибо за вашу помощь, − сказал я, благодарно пожав его руку, и с жадностью набросился на тетради.

          Мою идею Дедушка серьёзно доработал, кое-что добавив и изменив. Теперь она стала походить на инструкцию, которую при определённых усилиях и достаточной лабораторной базе реально было воплотить в жизнь.

          Я быстро вошёл в ритм и, освежив необходимые знания, с головой погрузился в работу. Тяга к открытиям, проснувшаяся ещё в раннем детстве, и состояние умирающего друга заставляли меня трудиться, забыв обо всём на свете. На сон оставалось по два-три часа. Я спешил, понимая, что время работает против меня. Ассистенты, действительно толковые специалисты, заразившись от меня энтузиазмом, самоотверженно помогали. Мы проделали сотни опытов и извели немало лабораторных крыс. Иногда нас посещал сам Зилан, подбадривал и давал ценные советы.

          Через три с половиной недели опытная доза препарата была готова. В честь друга я назвал его Оттоклевит. Я был полностью уверен в эффективности нового лекарства, но проверять его на Отто не посмел. Я понимал, что моё мнение субъективно, медикамент должен пройти целую серию испытаний.

          С каждым днём Отто становилось хуже. Чтобы сэкономить драгоценное время, я решил провести эксперимент на себе. Моё здоровье ещё не полностью пришло в норму после полученных в Бонифачо ранений. Мастер Гленн говорил, что для полного выздоровления понадобится не меньше двух месяцев.

          Я начал принимать Оттоклевит. Прогресс был феноменальным! Через неделю мастер Гленн ворвался в палату.

          − Это невероятно, но вы... вы абсолютно здоровы, − бормотал он, выпучив глаза.

          Выслушав его, я довольно улыбнулся. Результаты анализов говорили, что от ранений не осталось и следа, разве что несколько новых шрамов на теле. Невероятно счастливый, я сорвался с места и понёсся в лабораторию, оставив недоумевающего медика.