Стоп.

Неожиданно мысль о том, что Тикки находится рядом, пока он спит, показалась Аллену очень настораживающей и неприятной. Если уж у него такие наклонности, то мало ли что ему взбредёт в голову. Определённо, засыпать, когда Тики в комнате, теперь будет страшно. Да и не только засыпать.. Не далее, чем сегодня утром, сонный Аллен, совершенно ничего не понимая, крутился перед ним полуголым.

Он с силой сжал руку, вздохнул и стал с новыми силами тарабанить по стеклу.

Он чувствовал себя законченным придурком. Это ж надо было впасть в такой ступор от одного поцелуя! И ведь даже не узнал ничего, раскис до такой степени, что даже оттолкнуть его не попытался. Ничего не сделал, даже не сразу понял, что его уже целуют. Да и тогда тоже даже отступить не попытался.

Придурок.

Ну, он ведь знал, он ведь уже морально подготовил себя к тому, что от Тикки Микка можно ожидать чего угодно и всего того, что не угодно — тоже. Так нет! Как будто он не мог предсказать, что такое возможно! В конце концов подобные отношения были ему известны. Во время обучения у Кросса мальчик о чём только не узнал. Так что удивить его какими-нибудь извращениями или оргиями было невозможно. Он, конечно же, ни разу в таком не участвовал, да и видел только пару раз мельком, однако доходило и до того, что его, двенадцатилетнего, пару раз втягивали в отвратительные поцелуи пьяные дамочки, особенно любившие виться вокруг Учителя и называющие его «очаровательным малышом».

В общем он был готов ко всему. Но отчего же тогда он сейчас так краснеет при одном воспоминании об этом поцелуе? Те странные «поцелуйчики», в которые его затянули в детстве, были просто отвратительны, и Аллен после этого долго отплёвывался и обходил подобные заведения, дожидаясь Учителя снаружи.

С Тикки определённо всё было по-другому. Аллен даже не был вполне уверен, что это был именно поцелуй. Больше походило на невесомое прикосновение губ, заставившее сердце забиться в разы быстрее, и где-то глубоко в груди разлиться непонятному теплу. Так целомудренно просто и правильно. А затем Тикки ушёл. Этот гад просто взял и ушёл!!! Улыбнулся ему, потрепал по голове, словно зверушку какую-то, попросил больше не плакать и вышел, пожелав сладких снов.

Как будто после такого так просто заснуть!

К тому же Аллен был уверен, что Тикки, уходя, едва ли не умирал от смеха после того, как увидел выражение лица Аллена. И он так ничего и не рассказал о том, что они обсуждали на этом их собрании. Как будто мастерски отвлёк внимание Аллена на себя. Словно сделал это, чтобы ничего не рассказывать.

Аллену всё больше хотелось прямо сейчас отправиться, найти Тикки и расспросить обо всём сразу. О том, что они обсуждали, о том, что будет с ним дальше, и о том, зачем Тикки его поцеловал. Единственное, что действительно останавливало Аллена от подобных действий, так это то, что он боялся, что, оказавшись перед Микком, просто запнётся, покраснеет и убежит обратно. Никогда ещё он не чувствовал себя таким трусишкой. (п.а. — неведомая хрень творилась с Алленом)))

И если ему что-то и понравилось в сложившейся ситуации, так это то, что его возвращение в человеческое обличие сегодня было отложено на завтра, потому что ему действительно было неприятно и страшно вспоминать о своей невменяемости.

Аллен вздрогнул и резко отдёрнул руку, с удивлением разглядывая сбегающие с кончиков пальцев капли крови. Переведя взгляд на стекло, он почувствовал что-то вроде досады, по его поверхности звёздочкой разбегались тоненькие трещины, и некоторые мелкие фрагменты стекла были слегка вдавлены внутрь. Раздосадовано проведя уже пораненными пальцами по острому выступу, Аллен подумал о том, что это либо очень хрупкие стёкла, либо он действительно переборщил с прилагаемыми усилиями. Или дело в его ноевском теле? В любом случае, он давно не чувствовал себя настолько слабым, как сейчас, так что с лёгкостью списал всё на не слишком прочные стёкла и, отвернувшись от окна, решительно задёрнул его плотными шторами.

На ткани остались следы его крови.

Это всё больше напоминало безумие. И от того страх сжимал свои стальные объятия ещё сильнее. Он уже знал, что такое настоящее, пробирающее до самых костей и пожирающее его рассудок безумие. Знал и боялся, что это повторится. Не мог не бояться. Не мог не избегать.

Что бы с ним стало, если бы он не стал Ноем?

Прикрыв глаза и с силой сжав виски, Аллен устало упал на кровать. Хотелось уснуть, забыться, но тело как назло было наполнено бодростью и желанием жить, трудиться и веселиться. А ещё он постоянно возвращался мыслями к этому засранцу — Тикки, который посмел взбаламутить его и так неспокойную психику своими странными и грязными выходками.

Хотелось погрузиться в спокойный и долгий сон, где все проблемы и вопросы отойдут хотя бы на второй план. Или лучше всего просто исчезнут. Что с ним не так?

— «Я подарю тебе новую свободу…!»

— Ась? — удивлённо вскочил Аллен и растерянно захлопал глазами. Комната была погружена во тьму. Видимо, свеча догорела, или её задул сквозняк. Неясно различимые силуэты мебели пугали своей неестественной угловатостью. Аллен даже пару раз крепко зажмурил глаза, чтобы убедиться, что видит всё это на самом деле. Стекло негромко трещало под каждым новым порывом беснующегося ветра. Почему–то было довольно жутко.

— Кто это сказал? — негромко спросил Аллен, чувствуя, как постепенно уходит в никуда его уверенность в том, что он вообще что-то слышал. Может, ему просто приснилось?

Аллен осторожно поднялся на ноги и попытался, не споткнувшись об острые углы кровати и тумбочек, дойти до свечи. Не то чтобы он вообще ничего не видел, но..

Аллен снова оглянулся на окно. Оно было полностью зашторено и совсем не пропускало свет. В комнате было действительно очень темно. Но даже для самого себя, выросшего в опасных условиях и довольно хорошо видящего в темноте, Аллен видел всё слишком хорошо.

А ещё у него из головы не шёл этот разбудивший его голос. «Я подарю тебе новую свободу», кажется именно так он и сказал. Но что это значит, и кто это был?

— Здесь есть кто-нибудь? — осторожно поинтересовался Аллен и тут же отмёл эту мысль.

Нет, этот голос шёл не снаружи. Это было что-то другое. Может, он уже настолько сошёл с ума, что ему всякие голоса мерещиться начали? Он же всё равно как бы псих, ничего странного.

Однако голос определённо был, и Аллен его слышал. А ещё этот голос пугал.

Подойдя к шкафу, Аллен решительно распахнул его и всмотрелся в собственное отражение. Возможно, воображение играло с ним плохую шутку, но собственный вид казался ему на редкость жутким. И уж точно не его собственным.

Поддавшись странному детскому страху, что в зеркале живёт кто-то чужой, Аллен решительно захлопнул дверцу шкафа, и та пронзительно заскрипела.

— Да что ж… ты ж.. — Аллен Уолкер впервые за долгое время почувствовал настоящую нехватку нецензурных слов в его словарном запасе, но только упрямо топнул, и, подавляя желание выбежать из этой комнаты, спокойным, чинным шагом ушёл прочь.

Облегчение он почувствовал только оказавшись за дверью, но тут же вспомнил, что не взял ни свечу, ни лампу, а в доме тоже давно все спят. Устало вздохнув и пристроив свою пятую точку прямо на холодный каменный пол, Аллен снова погрузился в раздумья.

Этот голос, он был уверен, что голос был вполне реален. И что, наверное, это даже не сон, а что-то другое. В голову тут же лезли неприятные воспоминания о тени Четырнадцатого у него за спиной, но теперь он сам был Четырнадцатым. Да и к тому же Неа не был особенно разговорчив. Единственный раз, когда он заговорил с Алленом, Неа сказал, что тот закончил сломанной куклой. Неа оказался довольно неприятной особой. Тут определённо было что-то другое.

Чей-то голос, сказавший неизвестно кому (ведь не стоит отрицать и возможность, в которой эта фраза предназначалась вовсе не Аллену) «Я подарю тебе новую свободу».

Голос был хриплым, обречённым, но в нём ощущалось торжество. Аллен не знал почему, но он был уверен, что правильно понял эти эмоции. Кто-то усталый, кто-то очень близкий тому, с кем он разговаривал. И в то же время эта обречённость, от которой просто бросало в пот.