Тысячелетний стал совсем плох, когда прямо перед ним пробудился Неа. И, честно говоря, Роад была готова расцеловать Аллена за то, что тот смог победить и загнать его обратно. Она боялась появления Неа. Потому что со времени их встречи Граф беспробудно лежит в постели и бредит. Невнятно бормочет что-то на неизвестном для Мечты языке и, кажется, зовёт кого-то. Ей хочется расплакаться, когда она видит непобедимого Графа в таком состоянии и не может помочь. И её ужасают планы Неа, его желание убить Графа и занять это место. Словно это так просто.

Она не знает, сможет ли смириться с таким раскладом, ведь Роад видела своими глазами, как Граф заявил, что хочет быть на стороне Неа. А если Граф просто даст себя убить, потому что существовать с Пробудившимся Четырнадцатым на расстоянии он просто не в силах? Четырнадцатый должен быть в Семье. Он уже был принят. Но он творит какую-то чертовщину, и Роад пробивает дрожь. Здесь не холодно, да и Ноев трудновато заморозить, но Мечта отчего-то дрожит, ей очень зябко. Старшее Дитя боится за свою Семью.

А в Семье пошли споры о том, что теперь делать, которые выражались лишь в одной дилемме: тащить сюда Аллена или нет? Они все на виду у врагов радовались Пробуждению Четырнадцатого и кричали «ура». Но никто ведь не требовал от них адекватной или искренней реакции? Разве это разумно — показывать врагам, что вы ошарашены, удивлены и почти испуганы? Никто не знал, что лучше, и каждый пытался решить проблему по-своему. А она, Старшее Дитя, ничего не могла пояснить или посоветовать.

Другое дело, что совсем недавно они узнали о смерти Уолкера. Сначала его заперли в тюрьме, обвиняя в предательстве, а потом, вроде бы, нашли мёртвого на полу камеры. Похоже на свершившийся самосуд. Но Роад не хотелось верить в эту смерть. И Ноям тоже. Потому что Граф сходил с ума не только оттого, что встретился с Четырнадцатым. Графу был необходим последний член Семьи. Она не знала почему, но не была слепой и видела. А если Аллен умер… Неа тоже должен был умереть. Окончательно или нет — вот в чём был вопрос.

Роад молниеносным движением вскочила на ноги и замерла на месте. Ей показалось, что она что-то слышала. Или, может быть, слышала кого-то. Но это ведь невозможно, разве не так?

Ведь была во всей этой ситуации и одна радость — Семья наконец-то была в сборе. Они все пробудились, и последним оказался Жалость, на которого Роад, обеспокоенная состоянием Графа, даже не обратила внимания. А вот тем, чьё пробуждение для неё было очень даже знаменательным событием, оказался Правосудие. Второй Ной, который гораздо чаще других бывал Старшим, как, впрочем, ещё в их первой жизни. И в прошлом поколении ношу Старшего тоже нёс он. Вот только совмещать эти обязанности со своими обыденными было не так уж просто, несмотря на то, что они в чём-то были похожи, а на все предупреждения, которые он делал Графу насчёт Четырнадцатого, тот почти не реагировал. Позже Правосудие оказался первым, кого убил Неа. Это было за неделю до основного нападения на всю Семью. К тому же Неа подстроил всё так, словно Правосудие убили экзорцисты, и все поверили. Все посмотрели сквозь пальцы. А тот единственный, кто с лёгкостью мог остановить предательство, чьей обязанностью было сделать это, был устранён.

Роад вздохнула и услышала, как хмыкнул где-то за спиной Тикки. Он наверняка снова расположился в любимом кресле и занимался ничегонеделаньем. Или, что ближе к правде, снова курил и о чём-то размышлял. После того как он перестал являть свою «шахтёрскую» половину, он частенько стал впадать в апатию. Хотя своей философии двух сторон он определённо остался верен. И это Роад нравилось.

Она вздохнула, потянулась и провела рукой по щеке, почувствовав влагу. Машинально облизав палец и ощутив солоноватый привкус, Мечта на секунду даже удивилась. А потом поняла, что плачет, и ощутила, как сердце ухнуло в бездонную пропасть. Нервно выдохнув, она проворно обернулась к Тикки да так и замерла. Потому что Удовольствие действительно курил, и никаких признаков влаги на его лице не было.

— Роад? — удивленно позвал он, почувствовав на себе чужой взгляд и увидев слёзы на лице Мечты.

Он не плакал. Значит, это не чья-то смерть. Да она и не почувствовала смерти. Но ведь что-то было!

— Мне кажется, что я что-то слышала, — произнесла девочка и тут же помчалась наверх, в комнату Графа, дабы убедиться, что всё как прежде, и что тот, кто сейчас его караулит, тоже не плачет.

Ввалившись внутрь, она наткнулась на Правосудие и Одарённость, о чём-то тихо беседующих между собой. И, кажется, оба были удивленны появлением Мечты и её слезам. Потому что они тоже не плакали.

— По-моему, я что-то слышала, — почти жалобно произнесла Роад, размазывая слёзы по лицу и всем сердцем желая, чтобы ей помогли, чтобы ей объяснили, что происходит. Потому что она была совершенно неопытной Старшей, сталкивающейся с беспрецедентными ситуациями.

Она мало кому теперь доверяла. Она ужасно боялась повторных предательств. Особенно сейчас, когда Граф стал так слаб. А Правосудие был единственным Ноем, который был неспособен предать Семью. Потому что это была его обязанность: оберегать целостность, единство и сплоченность Семьи вокруг Графа. Он был строг, силён, хладнокровен и, возможно, высокомерен. Но он был тем самым, единственным островом спокойствия в океане безумия, в который оказались выброшены Нои после выходки Четырнадцатого.

— Ты плачешь? — удивился Одарённость.

А Правосудие в этот момент уже подошёл к Роад, внимательно вглядываясь в её лицо.

— Ты знаешь, где это было?

Роад очень хотелось спросить, что произошло, но она не могла. Она только осознала, что действительно, как и в случае с Пробуждением, знает, откуда пришёл сигнал. И она вполне может отправиться туда прямо сейчас. И так долго ждёт. И потому изнутри её мерзко мучила возможность того, что уже может быть поздно. Она давно забыла, что значит быть собой настоящей: начала много сомневаться, редко улыбаться и совсем перестала создавать свои уютные мирки. Она даже не знала, получится ли у неё теперь. Но Дверь распахнулась навстречу надежде на то, что сейчас что-то неожиданно изменится к лучшему, Мечта найдёт там что-то прекрасное.

Она шагнула в двери и тут же перенеслась в густую ночь. В нос ударил приятный запах дыма, почти такой же, какой бывает от костров, разводимых на природе. Вокруг же шумели немногочисленные люди и… Мечта наконец-то посмотрела на то, что находилось прямо перед ней, а именно — некогда массивное и устрашающее трёхэтажное, сгоревшее дотла здание. В черных от дыма стенах зияли дыры, ранее бывшие окнами, перекрытые изогнутыми решётками. Вокруг валялся разный строительный мусор, тоже порядочно обгоревший, крыша осела, и третий этаж частично обрушился.

Зачем она пришла сюда?

— Свежесгоревшая больница для сумасшедших.

— А? — Не поняла Роад.

— Слышала о Бедламе или Йоркском убежище? — хмыкнув, поинтересовался Тикки, незаметно подошедший со спины.

Роад в непонимании огляделась по сторонам. В её сердце ещё билась надежда, что она найдёт здесь долгожданное решение всех проблем. И она имела право так думать. В конце концов, она была Мечтой!

Место, в которое она перенеслась, мало походило на оживлённый город. Видимые отсюда дома были построены на приличном расстоянии. Впрочем, кто захочет строить жилище рядом с таким местом? А те, кто построили, сегодня пожалели, потому что сейчас, когда квадратное, неуклюжее здание уже прогорело, огонь перекинулся на единственный находящийся неподалёку дом. Именно вокруг него сейчас и суетились люди, до которых Роад не было никакого дела.

А небо сегодня было на удивление ясным, но беззвёздным. Осколок луны одиноко, но величественно светил с небес, скорбя о своих невидимых соседях. Ни одной звезды. Словно их и не существует в этом мире. И всё, что есть, это Земля, Солнце, Луна и бескрайняя небесная бездна, с которой сливаются ветви древних, разлапистых деревьев, окружающих это место.