Но лучше бы поторопить Мудрость и поскорее вернуть ему полную память и личность больше похожую на него самого.

====== Extra 4. Вариант будущего. ======

В изначально представлявшемся мне варианте Лави должен был умереть, как просто книжник. А Канда в последующих жизнях должен был иногда находить себе рыжих любовников. Вот так. Но, как уже писалось, спешалы о будущем лишь возможное положение вещей. И потом мне приглянулся такой вариант развития событий... И вообще, я хулиганю)).

— Тебе не кажется, что наши отношения с натяжкой, но всё же можно назвать аномальными? — Тебе что-то не нравится? — Тебе полный список? — жалобно проблеял парень. — Если это будет интересно, то пожалуйста, добрый сказочник. Странно было видеть Гнев Ноя в первый раз после духовного перерождения именно в виде европейца с довольно короткими – всего-то до плеч – волосами, зачёсанными назад и собранными в короткий хвостик. К тому же новый Гнев был более смуглым, чем обычно, всё таким же высоким, по телосложению напоминающим себя в жизни Канды Юу, хотя, на взгляд Азарта, в плечах сейчас он был немного шире. Да и привычный образ темноглазого японца с тонкой катаной теперь заменял вот этот смуглый европеец с тяжёлым даже на вид двуручным мечом, уступающим в ширине и массивности разве что мечу Тысячелетнего Графа, будь он неладен. Но всё это была всего лишь внешность. Очень неудачная внешность. — Юу… — по старой заведенной привычке, которую не мог вытравить ни один чувствительный пинок, протянул Азарт. — Юу… Он никогда ещё не чувствовал себя настолько опустошенным, смущённым. А ведь когда-то он смеялся над возмущающейся Роад! — Юу… Тот даже не посмотрел в его сторону, но ведь разговаривал. Другое дело, что сейчас вечер, а за день они ни разу не поругались. Ни разу — это ведь ненормально. Паника сдавливала горло. Это очень плохо. И он даже не знал, о чём им говорить, и это при том, что он был одним из тех Ноев, которые с лёгкостью впитывали в себя слепки воспоминаний о предыдущих воплощениях. Но нет же!! Даже помня почти всю их историю, он ощущал себя идиотом, забывшим, как надо разговаривать. — Ты меня избегаешь? Гнев поперхнулся воздухом, дико оглянулся на застывшего в ожидании Азарта, а затем случилось нечто ужасное — он рассмеялся. Расхохотался, глядя на пылающего от смущения и негодования парня, а тот не представлял, куда себя деть. Он, верно отслуживший и воспитавший ученика книжник, всегда умевший находить, что сказать в ответ, никогда не унывающий и умеющий держать голову гордо поднятой даже в самые критические моменты жизни, проживший уже восемь столетий, безжизненно сидел на полу и изумлённо моргал, не в силах произнести и слова. Он мог только открыть рот, посмотреть по сторонам в поисках причины для более и менее обоснованного отступления, но, приподнявшись, запутался в собственных ногах и шлёпнулся носом в мягкий ворс ковра. Смех Гнева казался уже пыткой. Гнев, который смеётся, смеётся над ним… смеётся над ним… Катастрофа. — Юу!! — кажется, он едва не разрыдался, когда жалобно протянул это имя. — Если ты ещё хоть раз назовёшь меня так, то я возьму тебя за шкирку и выкину в окно, хотя для тебя достаточно форточки, — наконец-то в голосе этого странного Ноя появились знакомые суровые нотки, и Азарт едва не вздохнул с облегчением. — Тебе бы только издеваться надо мной. — Конечно. Сильная рука и впрямь подхватила его за шиворот и подволокла себе. Азарт с изумлением ощутил, как эта же рука обнимает его талию, как его прижимают к груди, и теплое дыхание щекочет макушку. Захотелось обидеться на весь этот, и тот, и любой вообще свет. Но, в конце концов, что ему делать, если так получилось? — Ты знаешь, что ведёшь себя как ребёнок? Ах да… — сухой смешок (Лави передёргивало теперь каждый раз, когда он слышал смех Гнева) ты ведь теперь и есть ребёнок… — Ничего подобного! — Низкорослый, нагло ведущий себя ребёнок! Азарт раздражённо поднялся на ноги и, хмыкнув, вышел вон, не забыв громко хлопнуть дверью. Сколько жизней они ходят по лезвию самой опасной бритвы под названием отношения? Сколько они терпят друг друга, не в силах полностью насытиться общим недовольством и азартом? Сколько это ещё будет продолжаться и когда они наконец-то поймут, что происходит? Пожалуй, ни один, ни другой Ной этого не знали. Ной, — тоже не слишком позитивное звание. А Ной, который пробудился в неожиданно молодом возрасте.. .

Честное слово, даже Аллен над ним смеялся первые три минуты до тех пор, пока на сцене не появился Тысячелетний Граф и не кинулся с восторгами тискать и обнимать бедного Азарта. После этого все смеялись уже над Главой Семьи.

Или Азарт предпочитал думать, что они смеялись над Графом.

Ну в самом деле, как, каким таким удивительным образом он мог пробудиться в тринадцатилетнем теле? В теле ребёнка, которому только как раз в тот день исполнилось тринадцать?

Он что, кармический долг какой-то отрабатывает? Так ничего же плохого не делал. То есть он был Ноем, и это уже было плохо, но всё же! — Юу! Удивление в его голосе было слишком очевидным, но того, что Гнев заявится к нему в комнату сам, Азарт действительно не ожидал. Он ведь теперь Гневу не интересен стал. Тогда что этот самый Гнев на него так таращится? — Иди сюда! — бесцеремонный Ной уселся на его кровати и хлопнул рядом с собой так, словно это была именно его комната, его кровать, и именно Азарт был здесь гостем. — Нафиг? Да, некоторые детские повадки в нём действительно были. — Чтобы ты перестал мучить всех вокруг своим нытьём на тему того, что тебя несчастного бросили. — Я никому не ныл! — рыжий мальчишка всё же упал рядом с Гневом, не спеша всё же к нему придвигаться поближе. — Разве что Аллену пожаловался на возраст или рост. Зря. Он же теперь даже постарше чем раньше после перерождения! — Зря, — глухо согласился Юу, слишком уж внимательно вглядываясь в его лицо. — Вот, — кивнул Азарт, загибая один палец. — Правда, о чём-то подобном я ещё болтал с Узами… — Которые являются главными сплетниками семьи, — снова согласился Юу, так и не отводя взгляда. Слишком пристального взгляда, от которого внутри Азарта всё переворачивалось и зарождалось робкое томление. — Но они обещали молчать. Правда, мы были пьяны… — Ты ещё и пьёшь в таком возрасте? — Гнев открыто усмехался. Но теперь это было совсем не обидно. Это было что-то другое, и Азарту хотелось вызнать, что именно. — Я не ребёнок! — Не ребёнок, говоришь? А в следующее мгновение Азарт был уже опрокинут на кровать, а его губы заткнуты требовательным поцелуем, в котором хотелось блаженно раствориться, застонав в голос и обхватывая Гнева всеми своими конечностями. Вот только у старшего Ноя были на этот счёт свои собственные соображение, и Гнев, оторвавшись от припухших губ Азарта и пройдясь оценивающим взглядом по запыхавшемуся подростку, неожиданно легко чмокнул его в лоб и с самым самодовольным выражением, какое у него когда-либо было, поднялся и направился к выходу. — Юу!! Юу, ты куда? А… дальше? — А дальше когда подрастёшь, дитятко! Он ненавидел чувство юмора Гнева Ноя. И свой дурацкий возраст – тоже.

====== Extra 5. Вариант будущего. ======

Пары внутри Семьи Ноя обладают удивительной преданностью друг другу и нескончаемым запасом того, что называют обычные люди любовью друг к другу. Если Ной полюбил другого Ноя, то, скорее всего, это уже навсегда или, по крайней мере, на пару тысячелетий точно. Да и сам разрыв после настолько крепких отношений кажется чем-то невероятным.

Нои любят по-своему, и любовь эта немного необычная, удивительная. Нерушимая. Укрепляющая многократно связи между всеми членами Семьи и способствующая их общему развитию. Возникновение любви между членами Семьи – показатель их гармоничного и сбалансированного развития. Это удивительное чувство, в которое желает окунуться любой член этого странного, вечного семейства…. Кроме Правосудия. Он уж точно никогда не желал чего-то подобного. Нет, он, как верный хранитель порядка в Семье, понимал, что это неплохо, чтобы среди Ноев появлялись парочки. Поэтому с таким восторгом воспринимались все подобные связи, а уж когда Четырнадцатый с Третьим продолжили свои отношения после перерождения Третьего, начали присматриваться к ним ещё пристальнее. Удовольствие Ноя перерождался уже четыре раза, но, кажется, ни ему, ни Здравомыслию это ничуть не мешало. Казалось, напротив, с каждой новой жизнью Удовольствия их отношения становятся всё более крепкими, и, как это ни странно, эти двое не разошлись даже после перерождения Аллена, которое могло сопровождаться большими осложнениями. Но нет. Более того, их пару нельзя было назвать единственными любовниками внутри Семьи. Иногда в голову Правосудия заглядывала мысль, что это стало просто популярно – влюбляться, но… Но… НО!!!! Что ЭТО такое????? Второй Ной с трудом разжал вновь сжавшиеся зубы и кулаки, пересиливая себя и стараясь доказать, что вспышками гнева тут ничего не сделаешь. Мудрость уже семьдесят восьмой день приходил к нему в комнату, садился куда-нибудь в уголочек и наблюдал, по крайней мере, пару часов в день. Последние пару недель по причине заморозков он приходил в пушистом, широком шарфе, настолько длинном, что Мудрость умудрялся ещё и обмотать им голову на привычный ему манер. А так как пушистость шарфа действительно была внушающей уважение, то и лица Мудрости почти не было видно. Странно, что Ной сам что-то видел через весь этот пух, едва заметно сверкая жёлтыми глазами из-за светлых пушинок. — Хватит сжигать меня взглядом. — Не умею, — отозвался Мудрость, даже не пытаясь сделать вид, будто он занят чем-то кроме разглядывания Правосудия. Нет, он даже приносил с собой книги, работал над своими слепками воспоминаний и ещё некоторыми вещицами, но пялился-то он всё равно на Правосудие. — Что тебе вообще надо? — наконец не выдержал Второй Ной, и Мудрость, потупив взгляд, едва слышно пробурчал: — Тебя надо. Правосудие проклял свой дар, потому что точно знал, что это правда. Мудрость пугал его всё сильнее. Он вёл себя в высшей степени неестественно. Ничего удивительного в том, что при следующем столкновении с Тысячелетним Графом Правосудие даже попытался занять его чем-нибудь, перехватывая Главу Семьи и ненавязчиво так интересуясь. — А для Мудрости сейчас вообще никаких дел нет? — А ему нужны? — Граф замер, недоуменно моргая, — я его давно уже не вижу. — Он у меня под ногами со скуки мешается. — А! Вот оно что… Так вот почему он ещё и садиться с тобой на ужинах стал. Ной удивлённо приподнял бровь. Получается, в некие светлые времена Мудрость рядом с ним не сидел? А Правосудие об этом уже даже не помнит? Давно этого не было. Граф сделал вид, что задумался, пожал печами и уже было попытался пойти дальше, но Правосудие ловко перехватил его за локоток и проникновенно пропел в самое ухо: — Господин наш Граф, а вас искал Одарённость, у него к вам были неподтверждённые претензии. Я вполне могу их подтвердить и привести его к вам. Ну да, Тысячелетний Граф не особо ладил с Тринадцатым. Вернее, Тринадцатый, как и Четырнадцатый, умел виртуозно проходиться по слабостям Графа. Второй Ной тоже это умел, вообще-то, но подобное было против его имиджа. Правосудие Ноя не должен был при других оскорблять или перечить Графу. — Изверги. Если он вокруг тебя вьётся, так и перекинь на него часть работы своей! Почему-то из этого предложения Второй Ной услышал только «вьётся вокруг тебя». И впал в ступор. Граф, разумеется, успел воспользоваться этим и сбежать. — Правосудие!!! — в два голоса пропели высунувшиеся из ниоткуда Узы, которых тут только и не хватало для полноты идиотизма. — Да? – он раздражённо тряхнул головой. — Значит, Мудрость следит за тобой? И ходит всё время рядом? По-моему, это называется сексуальное преследование! — Наш Мудрость маньяк-извращенец! — охнул второй, прикрывая рот рукой в притворном ужасе. Но восторг из этих двоих так и лился, угрожая затопить всю округу. Правосудие медленно осмотрел с ног до головы обоих, прикидывая что-то ему одному известное, и в следующий миг уже ухватил их за шкирку и, не обращая внимания на протестующие вопли, потащил по коридору. Давненько он не отводил душу. Следующая встреча с Мудростью произошла вполне закономерно, в его рабочих апартаментах. Светловолосый Ной, по самые уши закутанный в шарф и каждые полчаса натужно чихавший или кашляющий, сбивал с толку, мешал, но стоило только злобно на него зыркнуть, как он тут же строил жалобные глазки и забивался подальше в угол. Будь на его месте Удовольствие, давно бы вывалился в соседнем зале. А в голове бедного Правосудия всё крутились слова Уз Ноя. Вот ведь надоедливые создания! Мудрость шмыгнул носом, тут же закрывая пушистым шарфом свою мордашку, оставляя наружу лишь виновато сверкающие жёлтые глаза. — Где ты умудрился простудиться? — Правосудие в самом деле не знал, что делать и о чём говорить с этим странным субъектом. А субъект был растерян. — Мы ходили за пробудившейся Страстью в Скретские пустоши. — На поверхности? — удивлённо протянул Правосудия, вспоминая, что именно там никак не могло быть городов или общественных центров. — Ага. Поселение, поселение экстремалов, — на сей раз Мудрость даже улыбнулся. — И ты простудился. Мудрость только закусил губу, носом зарываясь в шерсть шарфа. А Правосудие снова замер, не зная, что теперь делать со всем вот этим вот… вот… Он снова взглянул в невинные глаза Мудрости, подумал, что тот сейчас напоминает игрушечного пушистика, а не грозного, тёмного Ноя, о коих ходят страшные легенды среди людей, и понял, что не представляет, что делать с этим безобразием. Граф резонно предложил отдать Мудрости часть своей работы, но и собственной работы, которую он мог бы отдать кому-либо, у него не было. Зато было много работы, которая была необязательна, так что он в принципе понимал маявшегося бездельем парня. Он не понимал только этих идиотских слов… — Почему, говоришь, ты тут сидишь? Мудрость негромко что-то курлыкнул грудным голосом и отрицательно закрутил головой, только сильнее разжигая любопытство Правосудия. Раньше же отвечал, чего такого сейчас стряслось? Вместо того чтобы начать раздражаться на это молчание и нежелание отвечать, Правосудие почувствовал зарождающееся внутри…. Умиление??? Ужас, охвативший его после этого понимания, едва не заставил его тут же выскочить из комнаты, но он был слишком ошарашен и врезался в косяк. — Улэк!! — тут же подскочил к нему Пятый Ной с такой тревогой на лице, будто бы Правосудие сейчас сдохнет от одной этой шишки. — Ой, то есть Правосудие, всё нормально? — Пока ты держишься подальше, да!! — выдохнул Правосудие, однако, не чувствуя гнева. Что было особенно странным, учитывая тот факт, что Мудрость только что назвал его человеческим именем. — Извини, я оговорился, — тот и сам признавал свою ошибку. — Ничего страшного, — быстрее, чем успел понять, что именно он делает, ответил Правосудие. Мудрость, уже успевший ухватить его за руку, изумлённо распахнул глаза, начал озираться по сторонам почти в священном трепете. Правосудие мысленно дал себе пинка, поднимаясь и пытаясь вернуть равновесие не только своему телу, но и своему внутреннему состоянию. — Но лучше так больше не делай. Снова он не приказывает, не вклинивает в слова дополнительных интонаций, он просит. Просит, даже не особенно желая, чтобы его просьбу выполнили. Это оказалось так странно, когда Мудрость назвал его этим именем. И, предчувствуя, что он ещё не раз об этом пожалеет, он выдохнул: — Плевать, называй, как хочешь. — Я могу звать тебя по… По человеческому имени? — Да, если от этого твои взгляды перестанут быть настолько пристальными. Либо это была игра воображения, либо щёки Мудрости и впрямь заалели. — Ты же этого не любишь. То есть… я не хочу быть навязчивым и просить о чём-либо… — Проси о чём хочешь, — махнув руками на это безумие, произнёс Правосудие. — Можно тебя поцеловать? Пары среди Ноев – любовные пары – были немного странными, невероятно верными. Ими можно было умиляться, их можно было ценить за то, что эти самые пары дополнительными цепями оплетали Семью, делая её ещё более сплоченной, верной друг другу и сильной. В таких союзах была куча плюсов. До тех пор, пока это не касалось Правосудие Ноя. — Чего? — О! Я сказал это вслух, — попятился к двери Мудрость, замахав руками, но врезался затылком в злополучный косяк. — А можно? Можно ли? Правосудие не знал. Но знал, что Мудрости этого хочется. Треклятый дар. Никчёмный дар. Он нравился Пятому Ною, нравился в самом неожиданном смысле, и Мудрость теперь подвисал в его комнатах уже девяносто восемь дней. Это нормально с его стороны считать каждый день, который этот навязчивый гость провёл рядом? — Не знаю, — Правосудие пожал плечами, пытаясь найти хоть что-то умное в своей всегда безотказно помогающей голове, которая на сей раз была пуста. В самом деле, его ещё никто не просил поцеловать!! И не выглядел при этом так, словно помрёт, если ему откажут. Ведь не может быть так, чтобы Мудрость влюбился в него? Ведь тогда и он может оказаться… Влюблён? Какой кошмар. Мудрость, кажется, всё ещё ждал от него ответа. Какой смелый малый! — А как тебя зовут? — Зовут? — Да, твоё другое имя. Мудрость ошеломленно захлопал глазами, пытаясь сообразить, что именно у него спрашивают. — Не помню. То есть, не знаю, я в этой жизни совсем не водился с людьми! Надо же, своё имя забыл, а имя Правосудия отлично помнит. Откуда это всё? — Но знаешь, кажется, я вообще плохо помню свои имена, почти все… О! Будет неплохо, если я снова возьму себе имя Вайзли? — Памятное поколение? — хмыкнул Правосудие и, пробуя, протянул, — Вайзли. Он не называет Ноев этими глупыми, подставными именами. Они им не нужны. Не нужны. Но кажется, Мудрость, или всё же Вайзли, был в восторге от того, что его так назвали. — Ладно. Можно. — Что можно? — не понял Мудрость, видно уже забыв о собственной трепетной просьбе. Наверное, именно это и придало Правосудию сил в один шаг преодолеть расстояние между ними. — Поцеловать. И, собственно, он сам поцеловал ошарашенного Мудрость. И это оказалось на редкость приятно… и пушисто, поскольку свой шарф простуженный Ной стягивать не собирался.