Алма на всё это заметил, что он итак, скорее всего, псих. Бро-оз хладнокровно подтвердил этот диагноз, а потом всё тем же тоном заявил, что после того, что он пережил, ожидать другого было бы глупо. И что ничего страшного – жили люди, не тужилии и не с такими диагнозами.
Пришлось вновь с ним согласиться. В то же время Бро-оз, похоже, был очень задет историей эксперимента по созданию искусственных экзорцистов. Он бормотал что-то странное, а потом попросил объяснить ему всё про чистую силу и остальное по порядку. Пришлось рассказать всё, что было известно Алме. История с кубом чистой силы, войной с Тысячелетним Графом, экзорцистами и Ноями, вообще, кажется, повергла Бро-оза в шок, в лучшем случае. Он тогда промолчал рекордное время — два часа. Нет, он, конечно, и раньше так долго молчал, например, когда Алма спал, но в этот раз творилось что-то вообще непонятное. Люди ненавидят Графа за то, что тот создаёт акума? Но их проект по созданию вторых экзорцистов был пародией именно на его действия. Ведь на самом деле никому в Ватикане не было даже немного интересно, что произойдёт с душой человека, над которым так измываются. Мало того, он ещё и дважды умудрились не просто пересадить нужный фрагмент мозга, они действительно воздействовали ещё и на души. И если бы те бились в агонии, похожей на ту, что испытывают акума, им было бы плевать. Более того, они ещё и решили влезть в чужие технологии, в технологии Графа и создать наполовину акума, что было уже совсем за гранью понимания. Бро-оз просто не понимал, как можно было до такого запудрить людям мозги, насколько внушить им, что они сами по себе бесполезны в этой священной войне, что они добровольно пошли на этот эксперимент и решили стать… Просто разменной монетой. Принцип существования этих самых третьих экзорцистов Бро-оза просто бесил. Он не принимал героизма, при котором необходимо было умирать, умирать и умирать для того, чтобы разрастись во что-то настолько напоминающее то, с чем ты борешься. Либо ты придумываешь новые лозунги в этой борьбе, меняешь всю свою политику, в открытую заявляешь, что не гнушаешься никаких способов и объясняешь, почему же ты тогда лучше. При этом Бро-оз не считал, что тот факт, что Церковь борется против наступления конца в отличие от Графа, достаточно серьезным. Конец света был, видите ли, предсказан как минимум в десятке религий, может быть, эти Нои просто исполняют волю кого-то свыше, а экзорцисты со своей чистой силой просто мешаются под ногами и разжигаю ещё больше конфликтов? Кто знает, мол, может быть те души, что превращены в акума, в каких-то своих прошлых жизнях заслужили подобные мучения? Может быть что угодно! И вся разница лишь в том, что кто-то верит в одно, а кто-то в другое. И после долгой паузы Бро-оз задал свой самый каверзный вопрос, который мучил и его, и Алму теперь почти всегда: Почему людям так необходима вера? Неужели так сложно смириться с неизвестностью и почему они не могут устроить свою жизнь, исходя из правил, продиктованных здравым смыслом? Благо, конечно, у каждого разное, но Бро-оз почему-то всё равно не понимал, отчего людям постоянно нужен тот, кто их будет вести, и почему этот кто-то не может быть постоянным, устойчивым хоть немного в этой слишком хрупкой, выстроенной ими цивилизации.
Бро-оз был вообще очень таинственным другом, компаньоном… возможно, чистой силой. Он не любил говорить о своём прошлом, утверждая, что забыл его по собственному желанию, и что это было единственным способом остаться в стороне. Он соглашался с тем, что с высоты знаний людей его вполне можно назвать чистой силой, однако он никогда не был частью общего куба, который, вроде бы, должен был быть уничтожен сразу же после уничтожения Сердца.
Иногда Алма начинал опасаться Бро-оза, но тот говорил, что слишком долго его искал, чтобы пытаться причинить вред. К тому же ему нецелесообразно пытаться изменить или подмять своего носителя под себя, потому что ему гораздо интереснее попытаться понять и принять его.
Алма был полностью уверен в том, что его странная, не совсем чистая сила что-то скрывает. Но, кажется, они неплохо сдружились и даже постоянная, непрекращающаяся болтовня Бро-оза теперь почти не раздражала.
А сегодняшнее сопение? Отряхиваясь от крошек и вставляя ключ в замочную скважину, Алма подумал, что им ещё предстоит долгий мучительный разговор обо всём, что произошло ранее, всего-то день назад. Когда он, пользуясь возможностями своей новой чистой силы, сумел без каких-либо проблем пробраться в самое сердце Чёрного Ордена, в центральное отделение. Его мучили многие мысли о настоящем, о том, что сейчас там происходит, о том, что происходит в мире на самом деле, потому что во время бесед с Бро-озом ему удалось осознать, что, по сути, он не осведомлён о текущем положении дел. Он не планировал с самого начала разрушать там всё. Не планировал. Но, можно сказать, он психанул. Всё оказалось гораздо серьёзнее и глупее, чем он думал до этого. Воздействие Бро-оза помогло без каких-либо серьёзных столкновений вырубить сразу всех. Его чистая сила просто погрузила их в состояние близкое к коме. Разумеется, если бы они так и остались, то им бы потребовалась скорая медпомощь, иначе умерли бы. Но когда он туда отправлялся, он не рассчитывал на то, что выйдет из себя. Алма пришёл за как можно более полной информацией обо всём. И чем он закончил? Беседа со Смотрителем получилась неплохая, тот его узнал, похоже, был очень удивлён, но лишних вопросов практически не задавал, сразу же после того как узнал, сколько жизней сейчас в руках Алмы. Хотя на самом деле, Карма блефовал. Каким-либо образом убить всех, на кого он уже воздействовал, ему бы не удалось, да и вообще его силы к тому моменту были на исходе. Уровень синхронизации с Бро-озом, по словам последнего, должен был превышать так называемый критический уровень, но, видимо, они с Алмой всё ещё не до конца сжились, и пока обоим было слишком сложно свыкнуться с таким существованием.
Алма с этим был согласен. И дело было даже не в том, что это физически неудобно было ходить в этом странном «костюмчике», который старательно оплетал его тело. Хотя со временем Алма заметил, что нахождение Бро-оза на его теле не особенно ему мешает, никакого натирания, никакого вдавливания, пережимания, но Бро-оз утверждал, что будет на его теле теперь постоянно. Возможно, со временем он изменит форму и либо станет простым, не слишком заметным и примечательным украшением, либо врастёт в его тело.
Алма, который и без того повидал не мало трансформации с его телом, этого не боялся. Его слегка удивлял собственный внешний вид: не слишком длинные лохматые волосы, торчащие во все стороны, но при этом выглядящее довольно забавно, подростковое тело лет шестнадцати-семнадцати, совершенно никаких ран, шрамов или отметин. А ещё на нём моментально заживали практически любые ранения, но, кажется, теперь это происходило всё больше благодаря Бро-озу.
Жаль, что в тот момент, когда Алма попросил по просьбе Бро-оза провести его к Хевласке, (Бро-оз отчего-то ей очень заинтересовался) в Орден прибыла подмога, и пришлось в экстренном порядке бежать. Подорвать же Орден было делом чести, особенно после встречи с парочкой ополоумивших комуринов. Алма не зря закладывал припасённые заряды, и ему было практически наплевать на то, кто погибнет, а кто выживет в разрушившемся здании. Небольшого столкновения с озадаченной подмогой избежать не удалось, но зато Алма выбрался живым, разгромил полностью всё, что там было, особенно оторвавшись на лабораторных помещениях, и ему было совершенно плевать на то, что он, вроде бы, своими действиями помогает Тысячелетнему Графу и всё такое прочее. Его вообще не трогала эта война. Сейчас он просто пытался понять, на пересечении скольких огней оказался, и поздновато задумался о том, стоило ли так громко о себе заявлять. Впрочем — стоило. Жив он или мёртв теперь, похоже, важно лишь для Бро-оза, а ему самому хочется мести. И узнать, что происходит в мире. К примеру, хотелось отыскать Юу. Алма честно не знал, чего теперь он хочет, есть в нём жажда убийства по отношению именно к нему, но найти его и узнать, остался ли он жив или просто покинул Орден навсегда, очень даже хотелось. Впрочем, это было не главным. Пыльное окошко с треснутыми стеклами пропускало в его комнату звуки так, словно он сам стоял посреди улицы и этого нескончаемого гомона. Но он просто опустился на тумбу, прикрыл глаза и нашарил за одной из слегка отслаивающихся досок стены, добытые им некоторые бумаги и стал просматривать, не смотря на то, что уже, считай, знал их наизусть.
