— Фортуна? — деловито уточнил Книжник.

— Муген говорит, что да, — кисло усмехнулся Канда, и Лави стало совсем не по себе.

— Ладно, — Книжник поднялся, — собирайся давай, пора выходить.

Лави поднялся, но беспомощно оглянулся на Канду и только открыл было рот, как Книжник довольно грубо его оборвал.

— Нет времени уже.

— Но…

Хотелось как-то что-то объяснить Юу, потребовать объяснений со своей стороны, но… Конец света? Это реально? Он уже не знал, но понимал, что как книжник не имеет права привязываться к кому-либо, и сейчас, когда ему дали надежду, что его чувства или хотя бы влечение не безответно, он должен от всего отказаться.

— Иду, — наконец-то принял он решение, смело глядя Старику в глаза. — Иду и буду запоминать историю, как полагается, не вмешиваясь, но… Но это будут мои последние страницы истинной истории, Панда!

Сказал и замер в ужасе, видя, как глаза учителя потемнели и сжались напряжённые губы, а потом даже не стал уворачиваться от единственного резкого удара.

— Не смей меня называть этим прозвищем! — только и выдал книжник, отворачиваясь. И больше не проронил ни слова.

А Лави понял, что отступать теперь некуда.

В то время, как юный ученик книжника решал свою судьбу и отправлялся наружу, Аллен мирно спал, ни о чём не подозревая, Алма и Линали тоже вынуждены были остаться в стороне. Слишком опасной для них была эта ситуация. Они должны были остаться в стороне, так решил Муген, Бро-оз его поддержал, а свою чистую силу Линали всё ещё не слышала. Вот их и оставили здесь.

Алма был единственным, кто услышал посреди ночи крик и звон из комнаты управления и обнаружил там на полу корчащегося от боли в осколках зеркал Неа Уолкера. Теперь уже пробудившегося Четырнадцатого Ноя. Серая кожа, жёлтые глаза, стигматы на лбу – всё было так же, как и у остальных, и Алма не испугался и не побежал никого будить только после получения заверений Бро-оза, что это лишнее, и предложения помочь Четырнадцатому подняться и усадить его хотя бы на диван, пока тот не очухается.

Неа приходил в себя больше часа. Всё это время он полулежал в кресле, откинув голову на спинку, прикрыв глаза, и то и дело бормотал что-то непонятное, а потом в одно мгновение распахнул глаза, широко улыбнулся и отчётливо и ясно произнёс: «Он убьёт её».

Карма не понял, что случилось, но Неа был удивительно рад, вскочил на ноги, заметался по комнате, словно в поиске, замер, обратил внимание на Алму и наказал ему срочно забрать Линали и уйти к галерее и не высовываться ни в коем случае. Сказал, что будет плохо, будет бой, а им лучше остаться в стороне и не думать об этом. Приказал следить за Линали и заявил, что сегодня всё наконец-то решится.

И улыбался, улыбался так открыто и легко, как не могут улыбаться Нои. По крайней мере, не в представлении Алмы. Да и, наверное, никто не мог представить такого открытого и счастливого страшного Ноя, погубившего в своё время всю свою семью.

И Алма не смог пойти против его слов, он отправился вместе с недоумевающей Линали, ничего ей не объясняя и не понимая сам. Но надеясь, что со временем ситуация прояснится.

А вновь пробудившийся Четырнадцатый Ной отправился прямиком к Тысячелетнему Графу, для того чтобы увидеть его победу над Сердцем и для того, чтобы назвать имя нового главы Семьи Ноя.

Они и так давно этого ждали. Пришедшее Новое.

Семью Ноя ждали преобразования, единственные из тех, что смогли бы успокоить их безумие.

====== Эпилог. ======

Холодный воздух продувал широкие улицы, заглядывал в открытые двери, пробирался под утеплённую одежду редких прохожих, заставляя их грязно ругаться, ёжится и ускорять шаг. Солнце, застывшее на сером, затянутом облаками небе, оставалось далёким, холодным и совсем не родным. Как будто не это же самое светило радовало людей летними знойными днями.

Люди спешили, люди ругались, радовались, обижались, ненавидели и любили.

И никому из них не приходило в голову хотя бы поднять голову вверх и посмотреть на покатую крышу здания местной администрации, всё равно не смогли бы рассмотреть ничего интересного.

А оно там было.

Невидимый для взглядов обычных прохожих, уже успевших влиться в неспешные будни, у самого края крыши, явно скучая, расположился странный… странное создание. Абсолютно чёрная кожа, непонятное, такое же чёрное одеяние с серебристым узором на плечах, светлеющее лишь ближе к поясу, расширяющиеся, распахнутые полы плаща у ног. Чёрные же штаны, черные перчатками с лёгким очертанием белого креста на руках. Открыта лишь нижняя часть лица, а верхняя, включая глаза, была скрыта объёмным переплетением такой же тёмной маски, достигающей затылка, из-под которой выбивалась волна длинных, практически до поясницы волос.

Это существо вряд ли можно было назвать человеком. Да он им и не был и сейчас сидел здесь совсем не для того, чтобы наблюдать за снующими туда-сюда людьми. Он ждал.

И его ожидания были вознаграждены.

— У тебя что, любовь к высотным сооружениям? — послышался сзади недовольный голос.

Тикки Микк усмехнулся.

— Здесь всего четыре этажа.

— Ага, но обязательно надо было устраиваться на этой неудобной крыше?

Тикки только тихо усмехнулся, а рядом, несмотря на явное неудовольствие, сквозящее в голосе, присел другой… человек. С серебристой маской, которая будто бы срослась с лицом, с серебристыми хитрыми глазами и левой очень когтистой рукой.

Аллен Уолкер открыто улыбнулся и окинул Тикки смешливым задорным взглядом.

— А ты опять в том виде… Граф…

Тикки Микка ощутимо скривило.

— Ну ты хоть отстань от меня уже!

— Это кто ещё к кому пристаёт! — замахал руками Аллен.

— А ты как будто бы против!

Аллен только поджал губы и отвернулся.

— Но вид у тебя всё равно идиотский!

— Какой был, такой и остался, только разум остался со мной, — ответил Тикки.

— Но юбочка дурацкая! — продолжал настаивать Аллен. — И шлем этот твой! Даже глаз не видно!

— Ну-ну! Ты должен признать, что выгляжу гораздо лучше прежнего Графа! По крайней мере, не такой сладкоежка и меня ещё не раздуло до состояния шарика! И вообще я симпатичнее! У меня даже рогов нет… И не будет, разумеется…

Тикки бросил на Аллена очень красноречивый взгляд. Тот хрипло рассмеялся.

— У тебя рог был!

— Уже нету, и я об этом помню, так что замечу рога…

— А кто их тому вашему Графу наставил? — бесцеремонно перебил Уолкер.

Тикки цыкнул, плавно перетекая в человеческое обличие и тут же притягивая к себе не сопротивляющегося соседа, который тоже сидел теперь в обличии седовласого юноши.

— Почему мы опять встречаемся посреди улицы, если у нас есть два Ковчега в нашем хозяйском пользовании? — уточнил Тикки.

— Потому что и там, и там ведутся разборки, уточнения, шум, гам. Сколь большими бы не были Ковчеги, а мы шума творить умеем ещё больше. К тому же у тебя хотя бы есть Неа из адекватных, а у меня кто? Линали? Нет. Ли наконец-то слилась со своими сапогами, отсыпается, Алма с Комуи от неё ни на шаг не отходят. У неё теперь не сапоги, а что-то вроде видоизменения ног и перчатки на руках, а сапоги как дополнительная сила, активирующаяся отдельно. Как у Канды Муген. Так и не понимаю, из чего его преобразует, кстати, потому что у Линали что-то вроде наростов в её активной форме на ногах есть, а у того ничего…

— А у тебя что дополнительно активируется? — поинтересовался Тикки, придирчиво оглядывая юношу.

Аллен посмотрел на своего спутника, как на идиота.

— Плащ, разумеется! Тикки, ты дурак, что ли? Ладно, Тимоти, наш новый хранитель со своим духом тоже в странных отношениях. Мы ничего не понимаем, но решили оставить всё так, что случится, то случится… кто там ещё? Про БаКанду и Лави вообще молчу. Эти двое… Замена Сердцу до сих пор не нашлась, и меня грызут по этому поводу, будто бы я виноват! А знаешь, что Лави сказал, как всё чуть улеглось? Заявил, что книжники этому миру больше не нужны, он будет один, долгоживущий летописец истинной истории! Вот как! Книжник ему после этих слов так всыпал, что Лави месяц встать не мог с постели, ну об этом ты знаешь. Даже Канда сжалился и, вроде бы как, ухаживал за ним… правда, в итоге именно из-за него Лави перетрудился и провалялся на неделю дольше, но зато труд был приятным, и они помирились. На пару дней. Ну и Алма… Алма, между прочим, на твоей совести!