Задолбали все парня. Он и сам не знал, что с ним случилось и что он теперь.
Или же он лишь играет?
Билли разрывался. Его злила собственная нерешительность и неопределённость ситуации и существа, что было перед ним.
Он уселся в углу на стул, сложив руки на груди, и решил игнорировать Карму до последнего. Будто его и не существует. Так пролетит время, Билли уйдёт, а что будет с этим… его не волновало.
Вот только Билли не рассчитал, что устал за сутки, ведь режима дня и графика нормального не существовало, и задремал. Так же, как и многие до него, но…
Никто из них не просыпался от тихого стука и не рассматривал обхватившего себя, дрожащего, скулящего Алму Карму. Сипящего что-то плохое. О плохом. И ни при ком другом Алма Карма вдруг не кидался на дверь диким зверем с воплем:
— Убери от него руки!!
И Алма затарабанил в дверь, царапая ногтями, сползая на колени.
— Прекрати сейчас же!!!
Крик стал ещё более страшным, громким, снаружи никто ничего не предпринимал, но Карма, дрожащий от ужаса, ярости или боли, переполняемый эмоциями, уже отвернулся, вспоминая о нахождении в комнате Билли.
====== Глава 72. Ближе и ближе. ======
Пустая комната управления ощущалась неправильно.
Аллен никогда не чувствовал себя здесь так жутко.
Слепящие белые стены, пол и потолок. Неуютная пустота. Даже инструмент больше не манил к себе, желания сесть и сыграть хоть что-то не появлялось. И страшнее всего было глядеть в зеркало, где отныне осталось лишь настоящее отражение происходящего в комнате, безжалостно напоминающее о том, как одинок здесь сейчас Уолкер.
В общем, неприятное местечко, от которого бросает в дрожь.
Аллен перемещался здесь медленно, нерешительно, с куда большим страхом, чем тот, с которым он попал сюда впервые. Тогда у него был успокаивающий советчик. Теперь Уолкеру казалось, будто советчик не выбрался, наконец, из тюрьмы, а утрачен навечно.
И почему он пришёл сюда в подавленном одиночестве?
Ах да, причины были.
И его больше никто не сдерживал, разрешая наведываться, но не творить чертовщины. Сам Аллен мог бы начудить здесь так, что больше и не выбрался бы до тех пор, пока кто-то снаружи не сумел к нему пробиться. Так что Уолкер собирался осторожничать изо всех сил. Он даже шагал медленно и осторожно, будто ожидая в любой момент подвоха с проваливающимся полом.
Впервые ощущение, что он парит в воздухе посреди ничего, дошло до него, конечно, раньше, но теперь Аллен и впрямь не чувствовал себя в безопасности. Поспешил было к инструменту, замер над клавишами, не решаясь притрагиваться к любой. Раньше всегда был советчик, что помог бы в случае ошибки. Теперь он один.
Как, однако, он успел срастись с Неа!
Аллен понятия не имел, насколько их связь сумела сохраниться на сегодняшний день, не ощущая ничего подобного. Но он и раньше, каждый день встречаясь с Неа во сне, не мог сказать, как они связаны. Вайзли как-то объяснял, что эта связь почти односторонняя, то есть это Неа вцепился в Аллена, потому и приходит, чувствует и помогает. А Аллен со своей стороны мало что может. Обидно немного, и отчасти хотелось либо ничего, либо что-то равное, но…
Да плевать! — решил Аллен, как никогда сожалея, что всё же не может никак с Неа связаться. Особенно сейчас, когда Ной ещё не устроился как следует в своём теле и не мог дёргаться ни в какую сторону. Связаться с Алленом старым способом уже не получилось бы, но даже подобные пути попроще таили в себе опасность.
Аллен не собирался подвергать их опасности после всего, через что они прошли, чтобы достичь этой точки. К тому же у них было так много дел впереди!
Он осторожно присел, задумываясь о том, что впервые общался с Неа, и тот не играл и не пел. Интересно, а реальный делает это часто? Или в зазеркалье нечем себя больше занять было? Ведь слух, похоже, был самым сохранившимся чувством у Четырнадцатого. Потому он так трепетно относился к музыке и возможности продолжать играть.
А Аллен был единственным собеседником их реальности – вот почему он стал так дорог.
Чем больше Аллен Уолкер думал об условиях жизни своего друга, тем страшнее ему становилось. И тем сильнее он, как ни странно, жаждал услышать ещё немного музыки Четырнадцатого, исполненной просто так, от души и для души, а не для таинственных манипуляций с Ковчегом.
Аллену не хотелось играть самому. Он никогда не чувствовал тяги к игре. Игра сближала его с Неа. И ему очень нравилось халтурить, слушать мастера, признавая, что его способности и опыт гораздо ниже.
Металлический скрежет, подобный мягкому шелесту, донёсся до сосредоточенно вслушивающегося юноши. Шелест под потолком. Мягкая улыбка легла на губы, и он позвал на пробу:
— Тим?
Шелест затих.
Как он раньше не замечал? Ах да, бывал здесь редко, с тех пор как снесли Ковчег. А может, этот самый Тим вёл себя потише, чем сегодня.
— Иди сюда, не бойся! Откуда бы я знал твое имя, если бы не успел пообщаться с кем-то, кто в курсе?
Тим спускаться не спешил. А Аллену слегка полегчало. Пусть даже это всего лишь голем, но очень умный. Так что хоть какая-то компания. Теперь не чувствуешь себя таким одиноким, как раньше.
— Тим, не испытывай моего терпения! Я тебя жду!
Что-то хрустнуло прямо над головой, и Уолкер отскочил, прикрывая голову, не сразу понимая, что это и был, выполнивший его просьбу, спустившийся голем. Золотой, блестящий, пузатый. С тонкими крылышками, торчком стоящим хвостом длинным и большим ртом. Он был больше, чем ожидал Аллен, но его предупредили о том, что голем при желании может полностью заполнить собой комнату управления. Или что-то вроде того.
— Привет, я Аллен, — мирно представился юноша. — Меня прислал Неа. Четырнадцатый. Он снова вернул себе реальное тело, но просил, чтобы я впустил из клетки его пташку. По крайней мере, именно так он и сказал. Ты его пташка? Действительно? Похож на големов Чёрного Ордена.
Тим говорить не умел. Но слушал вроде внимательно, вникал. И сбежать больше не пытался. Несмотря на замкнутое помещение, Аллен не был уверен, что сумел бы поймать маленького, юркого голема. Разве что при поддержке чистой силы – но всё равно извёлся бы. Неа предупредил, что в своё время натерпелся с ним.
Так что Уолкер собирался решить дело миром.
— Я должен выпустить тебя. Выйти с тобой через дверь и там отпустить.
Неа сказал, что там, снаружи, голем найдёт чем заняться и сделает всё по уму. Аллен опасался, что Четырнадцатый приказал ему что-то сделать. Что у этого Ноя есть свои какие-то страшные планы, и он собирается потихоньку воплощать их в жизнь опять за спинами остальных членов семьи. Аллен общался с ним почти без перерыва три дня, но всё равно не мог быть уверен. Казалось, будто всё это время, ведя себя мирно и приветливо, Неа лишь выжидал момент, оттенял подозрения, готовясь к нужному моменту. Готовясь изо всех сил. И наконец он всё-таки озвучил просьбу, стараясь, чтобы она звучала как можно невинней, а Аллену было очень неудобно расспрашивать. Но, несмотря на неудобство, Аллен позволил себе высказать немного подозрения и неодобрения ситуации.
Неа принял их спокойно, не нервничая и не пытаясь особо что-то отрицать. Лишь повторил ещё раз, что всё, что нужно Аллену сделать, – выпустить металлическую птичку, что вовсе не была металлической. И попытался заверить, что всё нормально. Всё хорошо. Никаких страшных планов он не строит.
Но сообщать особо об этом Ноям и Графу лучше не надо.
Чёртов манипулятор!
Аллен скрипел зубами, понимая, сейчас многие Нои и Граф пожелали бы заблокировать даже самые невинные возможности Четырнадцатого. По разного рода причинам. И желание Неа действовать втайне от остальных – объяснимо. Но зачем выпускать голема прямо сейчас?
Предположим, они не могли общаться сквозь зеркало, об этом Неа заявил прямо, а он так не лгал никогда.
Но голем мог навестить Неа, суметь отыскать его, не в лаборатории, конечно, но позже, как только Ной выйдет, и сразу же Четырнадцатый может дать любые указания ему. Это нормально? А почему нет, если голем действительно его? Но Аллену казалось, будто за големом скрывалась история поинтереснее той, что предпочитают озвучивать.
