====== Глава 1. Встреча прошедшая не так. ======
Сегодня Граф был полон волнений и торжественных предчувствий.
Всё же с тех пор, как он убил того, кого принято называть братом (младшим, разумеется, братом, ведь тот был, скорее, племянником), предавшим их семью, Граф был сам не свой. Да и кто бы мог его обвинить? Совсем молодой, семнадцатилетний мальчишка, в котором он не видел ничего плохого и принимал, как полноправного члена семьи, накрутил себя из-за брата, оставшегося человеком, из-за других проблем, связанных с людьми, и в итоге… Предал.
Семья Ноя тысячелетия жила, не ведая ничего об этом слове, кроме того, что они могли наблюдать со стороны. Предают друг друга люди, но чтобы подобное произошло внутри их Семьи? Тяжело было признать даже возмутительную мысль о подобном исходе.
Но предательство свершилось, и иного слова Граф для поступка мальчишки подобрать не сумел бы, на каком языке бы не искал. И ведь, видно, долго вынашивал план, раз сумел так чисто обойти почти всех членов семьи и напасть на самого Графа!
И даже выжил после этого. Озлобленный, напуганный, зажатый в угол мальчик нашёл три сотни выходов наружу, не учитывая, что верные Графу акума уже есть везде, и что их достаточно для того, чтобы на земле не осталось места, где мог бы укрыться предатель. Три года Графу пришлось искать сбежавшего, раненого предателя, чтобы убить. Три года глава семьи Ноев не мог смирить свой гнев, но не почувствовал его смирения, настигнув, наконец, свою цель.
Больше двадцати лет прошло с того момента.
Гнев ушёл и оставил за собой пустоту, недоумение и страх. Он не находил себе места. Он не знал, куда деться, и рыскал по свету в поиске трагедий, занимался своей работой, изредка позволяя расслабиться в компании понимающей Мечты — единственной выжившей в той резне.
И вот сейчас семья начала вновь возвращаться. А в голове с новой силой закопошились дурные мысли.
Акума становилось всё больше, и они эволюционировали.
Чёрный Орден всё ещё искал Сердце и находил чистую силу и экзорцистов для этой войны.
А Граф собирал трагедии. И сегодняшняя казалась ему особенной. Крик скорби, что он слышал, не был слишком громким, но пронзительным. Это был тихий-тихий стон, незаметный сам по себе, но куда более отчаянный, нежели большинство криков боли, что слышал Граф в своей жизни. Мало кто из людей был способен так привязываться к кому-то. Ещё меньше людей заслуживали такую привязанность и умели её вызывать.
Это была удивительная трагедия, над которой Граф вполне мог печально улыбнуться и приказать акума уничтожить призвавшего, сам создавая новый, ещё более искренний, ужасный и пронзающий акт.
Предчувствие грело сердце Тысячелетнего Графа, когда он ступил на заснеженные пределы пустынного одинокого кладбища. Ясный месяц светил с неба в окружении целой звёздной свиты, ветерок поднимал в воздух и кружил клубы снега, мешая разглядеть каменные надгробия и деревянные кресты, уходящие вверх по холмам на большом расстоянии друг от друга. Проходя мимо одной и другой насыпи, скрытой белым, блестящим в лунном свете покрывалом, Граф уже точно знал, где ждёт его новая трагедия — с холма доносился этот красивый отчаянный голос.
Это был ребёнок.
Граф не очень любил внимать трагедиям детей в те времена, когда у Тринадцатого родились дети. Их живые глаза и невинные мордашки моментально вызывали ненужные ассоциации с детьми, что росли в то время в собственном доме, наполняя его шумом, суетой и такой жизнью, которую Семья Ноя прежде не ведала. Эти двое – они были действительно прекрасны, и Семья Ноя в те дни была как никогда совершенна. Граф не мог откликнуться на отчаянный, наполненный болью зов детей в те самые счастливые дни.
Но он заставил забыть себя об этом в день и час, когда черноволосый дерзкий мальчишка бросил ему вызов, уничтожив всю семью. Он всё ещё помнил горящие безумием глаза и глупые движения неопытного палача и предателя. Эти два ребёнка заставили его вспомнить о том, что сердце у него всё же есть. А позже наполнили его отчаянием, заставляя вновь забыть о милосердии.
Смешно – Тысячелетний Граф вовсе не тот, кто может испытывать что-то подобное.
Сердце сегодняшнего ребёнка, сидящего у креста, тоже было наполнено отчаянием, и виноват в этом был кто-то погибший. Мальчик был мал и уже весь покрылся снегом, так что ещё несколько часов, и его можно будет принять за снежную кочку. Или воткнуть тут же крест новый и хоронить мальчика рядом. Не лето на дворе, а он и одет не слишком тепло. Граф в таких вещах теперь разбирался. После пары знатных истерик Тринадцатого, чьих детей, видите ли, выпускали на мороз без должной одежды.
Тысячелетний Граф, всё ещё не замеченный мальчишкой, перевёл взгляд к могиле, читая имя…
Он не верил своим глазам. Он знал, что не может ошибиться, но то, что он видел, не могло существовать в реальности. То есть оно существовало, но Тысячелетний Граф никак не мог понять, что именно в таком виде!
Граф узнал имя на могильном кресте. И он не мог заставить себя говорить, удивлённо глядя и понимая, что десятки лет он искал этого человека после убийства предателя, чтобы убедиться, что всё действительно кончено, он искал, искал…
Но теперь… эта могила… и этот ребёнок, раз уж на то пошло…
Как всё же хорошо, что Тринадцатый ещё не пробудился.
Граф сдержал вздох, сделал шаг вперёд и заговорил.
— Привет, ребёнок. Кто это?
Аллен вздрогнул, обернувшись. Незаметно подошедший со спины мужчина кивнул на могилу. Странный мужчина. Жуткий и вызывающий смех одновременно. В высоком цилиндре, огромном плаще, с зонтиком в руках и очень странным ртом с огромными зубами. Наверное, это был не человек или это был такой костюм – работающий в цирке Аллен такому бы не сильно удивился. Наверное…
Он, правда, не считал, что такое уместно на кладбище, но мало ли каких психов сюда приносит, не так ли?
Мужчина ждал ответа на свой вопрос. Аллен растерянно посмотрел на возвышающийся над ним крест. Сказать, кто это такой?
— А вам-то что с того? — мальчишка попытался неуклюже отодвинуться подальше, но замороженные ноги шевелились слишком неохотно. — Вам что, делать нечего?
Мужчина смерил мальчика уничижительным взглядом из-под своих круглых очков и, отвернувшись, поцокал языком.
— Так у чьей могилы ты сидишь, мальчишка? Кто это?
— Мана, — неохотно произнёс мальчик, отворачиваясь. Он не знал, почему ответил. Всё, чего он желал, чтобы мужчина поскорее ушёл туда, откуда он появился. Хоть в ад! Но сказать такое вслух было немного страшно.
— Я вижу, что это Мана. Мана Уолкер. А тебе-то он кто?
А сказать-то и нечего больше. Мужчина вызывал всё больше раздражения: что за пустые вопросы он задаёт? Какое вообще ему дело до того, кто это? И что именно здесь делает Аллен? Мальчик путешествовал с Маной. Привык к нему, даже научился улыбаться и смеяться и иногда про себя называл его отцом, которого у мальчика никогда не было. Но сейчас назваться сыном Маны было бы слишком неправильно и несправедливо. Он — безобразный сирота, которого Мана по доброте душевной оберегал, как мог. Не более.
И Аллен молчал, впиваясь взглядом в ровные буквы имени, которые расплывались под наплывом горячих слёз. Как будто он мало плакал!
— Понятно... — вздохнул в стороне мужчина и как-то совсем неохотно продолжил, — хочешь его вернуть?
Было зябко и холодно, но Аллен давно уже не чувствовал руки и ног, другая рука никогда ничего не чувствовала. И ему было плевать на холод и приземляющиеся на нос снежинки. Он просто смотрел на имя, а затем перевёл взгляд на этого чудного мужчину, не осмеливаясь даже осознать его вопрос.
Вернуть Ману, ведь это как… как…
Как этот мужчина смеет вообще задавать такие вопросы!
— Какая сейчас разница? — не скрывая злость, спросил Аллен. Надломленный голос дрожал, и он хотел всего лишь остаться один, так сложно понять, что ли?
— Я могу это сделать. Так ты хочешь?
Этот мужчина, может, он был не человеком? Может быть, он вообще явился сюда не просто так? Аллен слышал разные легенды и рассказы, и в них такое было — оживление человека. Мальчик чувствовал, как что-то обжигает его изнутри при одной только мысли о подобном невероятном чуде.
