Аллен недовольно подумал, что у Тринадцатого в последнее время много соображений о нём и Тики. А хотелось бы поменьше таких и побольше отдельных про каждого!
Заметил что-то, что ли? Посчитал, что Тики помешает Аллену? Так в ту пору Уолкер вообще не особо заботился об Удовольствии Ноя. Может быть, был ещё немного обижен, но не более.
— А книжники? — вдруг вспомнил юноша.
— Что книжники?
— Сколько правды о Семье, конце света и войне знают они?
— Они знают о нас. Благодаря им Орден вообще узнал, что наша Семья опасна. Книжники — наблюдательные человечки. Весьма наблюдательные и умные. Даже слишком умные, не всегда лезущие, куда стоит, но хорошо ориентирующиеся в запретном. И знаешь, скорее, они пришли в Орден как раз потому, что те нашли послание о войне и прочем.
— И они не приняли эту версию, так? — припоминая рыжего, молодого ученика книжника, пробормотал Аллен. Он так и не смог понять, где именно они могли пересекаться и почему Лави его помнил, а Аллен нет! Потому что он учится быть книжником?
— Но определённо заинтересовались авторством и косвенными уликами, полунамёками, что остались там же в этом послании, — заметил в это время Граф.
— Ага, — не совсем вернувшись мыслями к разговору, протянул Уолкер. — А с вами они тоже как бы сотрудничают?
— А вот это вопрос посложнее. Они со всеми сотрудничают. На самом деле это практически искусство: то, как легко им удаётся влезть в любую войну на любую сторону. И они были достаточно наблюдательны, чтобы вычислить членов моей Семьи, влияющих в разное время на историю. Да ещё и объединить их в одну группировку, рассмотреть события разных веков в разных странах, проследить связи, даже возвести теорию не просто тайного общества или Ордена, но перерождения или бессмертия. Скажу честно, когда они впервые вышли на меня, я был удивлён.
Граф опять рассмеялся, Аллен же пытался представить, с кем из книжников и в каких обстоятельствах произошла эта встреча. И как выглядели эти книжники. Но воображение, вопреки логике и здравому смыслу, пыталось отнести его в эпоху каменных топоров и моды на шкуры в виде одежды.
— Вы знали о них? О том, что есть книжники…?
— Нет.
Юноша едва не грохнулся. Руки удивлённого юноши едва не соскользнули со спинки, и он больно ударился коленом об пол. Граф на вскрик и возню, творящуюся прямо под ухом и за спиной, не обернулся. Хотя стоило юноше восстановить равновесие и опять повиснуть на спинке (благо кресло было реально широким), повернуть голову и убедиться, что Граф довольно улыбается. Заметив, что на него смотрят, он даже не потрудился изменить выражение лица, только развёл ранее сцепленные в замок ладони. И Аллен, проворчав, уронил голову обратно, вжимая подбородок в жёсткую спинку.
— Как? — получилось невнятно.
— Я ведь сказал, в те времена люди казались ещё удивительно глупыми. Я недооценил возможность некоторых индивидуумов и их потенциал. Я не искал. Даже не представлял подобное. Несложно прятаться от того, кто даже не ищет. А вот собирать, копить о них информацию, пусть даже они не волнуются о твоём существовании…
— На порядок сложнее.
— Именно. Они меня впечатлили. Признаться, то был первый момент, когда я на самом деле задумался о происходящем, о людях. О том, что они что-то да значат, а не только поставляют оболочки для перерождающихся членов Семьи. Они на что-то способны, и даже не отозвавшиеся гены дают им, к примеру, магию. Это было поучительно и интересно. Но в ту пору я не думал, что когда-нибудь книжники начнут «документировать» мою новую борьбу с Сердцем.
— А акума? Их идея тоже пришла из-за того, что вы стали рассматривать людей? — догадался Аллен.
— В некотором роде. Она пришла позже. И получила первые удачные опыты около трёх столетий назад.
— Ого.
— В ту пору всё это происходило куда медленнее.
— Иначе мы все были бы уже сплошными акума.
— Может быть. — Граф таинственно усмехнулся, намекая на великую тайну происхождения и необходимости его творений. — Тогда и акума были не такими. Неудачными.
Аллен даже не пытался их себе представить. Ему хватало иронии: Граф не принимал людей в расчёт, а когда увидел, что они могут быть сильны, первое, что придумалось — создать из них эффективное оружие.
А что же Сердце? Граф сказал, что никто из них о людях не думал в той войне. А какими были люди в те времена? Может, и впрямь слишком глупыми и неразвитыми, чтобы быть замеченными фигурами подобной величины.
— Почему вы продолжаете войну? Тогда это был спор о том, кто прав, и теперь тоже?
— Ненависть с годами лишь разгорается сильнее. У таких, как мы. И особенно, если она взаимная, — ответил Граф. — Конфликт стал личным, но если я продолжу, мы так и не дойдём до по-настоящему важного, Аллен. Если ты ещё помнишь со всеми моими отвлечениями, я начинал с тебя и Неа.
— А задумались о войне.
— И о вас. Неа, Четырнадцатый Ной, это большой сюрприз для нас. И было немало теорий и догадок о том, какую же роль ему суждено сыграть в войне.
— Говорят, он хотел занять ваше место и предал Семью.
— В некотором роде. И ты знаешь об этом. И ты тот, кто общается с ним напрямую, и единственный, кто имеет право судить о его состоянии сейчас, несомненно.
— Вы так спокойно об этом говорите, — закрыл глаза Аллен и впился когтями в обивку.
— Для нас это другое. Это вовсе не предательство, и сейчас важно не это.
Очевидно, теперь Граф не был намерен отвлекаться от заданного курса. Аллен подобрался, с хрустом распрямляя спину и потягиваясь всем телом. Его шея затекла за время беседы.
— Тебе пора побеседовать с зазеркальным красавцем. Он ведь во сны к тебе не является, так?
— Эээ… да.
— Вот. Не знаю, что там произошло, но протащим тебя в Ковчег. Точнее то, что от него осталось. Поговоришь один на один, раз так надо. А потом пора начинать решать и развивать все наши скопившиеся дела. У Уз к нему дело. У меня к нему дело и долгая беседа. У Майтры. Да мы даже не знаем на самом деле, есть ли у него план по пробуждению с этой стороны или как раз для этого он запряг работать Узы? В общем, пора бы уже заняться этим.
— Когда? — во рту моментально пересохло. Он так давно не говорил с Музыкантом, что невольно возникло ощущение, будто тот не желал Аллена видеть. Будто юноша что-то неправильное очень сделал.
А ещё Уолкер немного опасался Неа. Тот порой говорил ему разные вещи, скрывая от других членов Семьи. Вроде, ничего важного, но его история диктовала относиться к нему с осторожностью.
А Аллен уже привязался.
Не будет ли Неа манипулировать им, чтобы получить то, что нужно? И на чью сторону тогда встать?
Даже если Граф считал прошлый разлом в Семье из-за Неа неважным, Аллен не желал стать свидетелем чего-то подобного. Он был человеком. Он жил лишь раз.
— Мы можем отправиться хоть сейчас, — поднялся и обернулся Граф.
Аллен оценил положение. Он не хотел спать.
— Почему бы и нет?
И Граф уже собрался направиться к двери, как, вспомнив, остановился:
— Я же так и не сказал тебе, да?
— Смотря что.
— Про три дня тьмы и победу.
— Нет, вы не объяснили, — удивлению Аллена не было предела. Ему что, сейчас расскажут?
— На самом деле всё было просто. Победил, по сути, я. Побеждал на тот момент. А три дня тьмы устроило Сердце. То есть суть верна, но пришла не с тех сторон, о которых сообщается. И более того, — выражение лица Графа стало совсем мечтательным. — Сердце устроило эту акцию в отчаянии и надежде повредить мне. Да, получилось, удар был сокрушительным, но недостаточно. К тому же… Благодаря именно этому выпаду всё человечество в итоге получило одни примечательные гены. Так что уж если говорить о настрое Сердца, то… — лицо Графа ужесточилось, — оно в страшной ярости.
Комментарий к Глава 47. Беседа о прошлом. Глава весьма коротка, ровно пять страниц в моём ворде вместо обычных пять с частью – шесть с частью. Но она цельная. И в ней есть о чём подумать. Да и дальше будет полно коротких глав подобного плана.
