Резиденция, предоставленная делегации королевства Русинии, мало чем отличалась, по крайней мере, своим внешним обликов, от других городских зданий ксанфской столицы. Несколько глиняных зданий с круглыми куполами были объединены между собой скрытыми от Матерьсвета переходами, патио с действующими небольшими фонтанчиками. В самих зданиях располагались такие служебные помещения, как библиотека, кабинеты, столовая, кухня, различные бани и другие служебные помещения. В самом большом здании резиденции располагались гостевые покои, которые представляли собой до десятка различных помещений для ублажения поселившегося в ней гостя.
Ивэн только перешагнул порог резиденции, как же сразу обратил внимание на громадное количество слуг в предоставленным им с Пятеней помещениях. Ксанфяне хотели попервоначалу расселить их в разных резиденциях, причем, расположенных в разных концах столицы, но Пятеня категорически отказался от того, чтобы жить отдельно от Ивэна. Но в этот раз ксанфяне долго не сопротивлялись и Пятеня сейчас по-хозяйски расхаживал по двору резиденции, приказывая прислуге открыть большие ворота резиденции, чтобы они смогли во двор загнать свою машину. Слуг было много, но все они были какие-то бестолковые, хватались за дело, но до конца его никогда не выполняли. В конце концов, Пятени удалось разыскать главного слугу и он добился своего, слуги бросились открывать ворота.
К Ивэну подошел совсем молоденький слуга мальчишка и поинтересовался, не хочет ли бей осмотреть свои внутренние покои. Ивэн утвердительно кивнул головой и тут же последовал вслед за мальчишкой, который тут же исчез в одной из многих дверей, выходивших во двор. Внутри было не так уж жарко, как под лучами Матерьсвета во дворе. Можно было бы сказать, что там царствовала приятная прохлада, свежесть воздуха и легкий приятный аромат цветов, которых повсюду было великое множество. Пройдя, примерно, пять коридоров и три больших помещения, Ивэн вместе с мальчишкой слугой оказался перед двустворчатыми дверьми, которые были плотно прикрыты. Мальчишка остановился, осмотрелся вокруг и, приложив ладони руки к груди, поклонился, показывая, что Ивэн может открывать двери и проходить в свои покои.
Вероятно, несколько мгновений назад Ивэн так бы и поступил, но ему не понравилась та настороженность, которая проявилась во взгляде этого молодого ксанфянина, когда тот осматривался кругом. Но, тем не менее, Ивэн протянул руку, чтобы толчком ладони открыть дверь и одновременно отскочить в сторону, но слева от него мелькнула тень человека, а справа за ухом тихо тренькнула стрела. Дверь широко распахнулась и стрела, вылетевшая справа от Ивэна пронзила горло человека, который взлетал к потолку, в прыжке отрываясь от пола. Тот тюфяком свалился под ноги Ивэна, справа выскользнул еще один боец Дядько, чтобы тут же исчезнуть за захлопнувшимися дверями гостевых, но не очень-то приветливых покоев ксанфянской резиденции. Сам же Дядько держал в руках мальчишку слугу, вызвавшегося показать Ивэну его покои.
Вначале мальчишка бешено вырывался из рук Дядько, пытаясь убежать, но убедившись в том, что ему этого не удастся, мальчишка затих. Затем он что-то громко по ксанфски и забился в агонии, на его губах выступила зеленая пена, а из носа мощным потоком хлынула кровь. Ивэн мог наблюдать, как молодое лицо мальчишки начало стареть и истлевать, причем этот процесс продолжался так быстро, что вскоре у ног Дядько осталась только горсть праха. Здоровый мужик стоял и с явным удивлением смотрел на клочок аги, оставшийся в его ладони и на прах у своих ног. Снова распахнулась двустворчатая дверь и на пороге покоев Ивэна показался второй боец, он, молча, отрицательно покачал головой.
Тогда Ивэн нагнулся и начал руками обшаривать кучу лохмотьев, валявшуюся у его ног, никакого человеческого тела в них уже не было. Лохмотья были обсыпаны какой-то жирной грязью, в самый последний момент в середине лохмотьев Ивэн нащупал какой-то удлиненный предмет. Вытащив этот предмет из кучи лохмотьев, Ивэн выпрямился и на свету начал его рассматривать. Это был стилет, кое-где поврежденный ржавчиной. Генерал-адмирал передал стилет Дядько и сказал, что им не стоит ксанфянам рассказывать о несостоявшемся покушении, так как к этому они не имеют никакого отношения. Дядько внимательно рассматривал стилет и только утвердительно кивнул головой. Уж он-то прекрасно узнал это едва затронутый ржавчиной стелет, в те времена, когда с воеводой Авдокимом служил князю, то не раз таким пользовался, убивая негодных князю людей.
Князь Млад и в Ксанфе не давал им покоя!
— 2 —
Только утром следующего дня Ивэн увидел агу-пашу Тахира на церемонии прощания с телом великого хана. На церемонии присутствовало большое количество народа. Немало пришло самих ксанфян, но Ивэну показалось, что еще больше было всяких иностранцев. Это были прибывшие в Мессу, как и он сам, представители других народов и государств. Они приехали, чтобы отдать долг уважения руководителю великого народа кочевников. И заодно понаблюдать за политической борьбой, которая после похорон хана должна была развернуться за ханский престол. Некоторые из этих представителей планировали принять активное участие в этой борьбе, так как государство Ксанф в последнее десятилетие играло значимую роль на международной арене.
Всего пару десятков лет ксанфяне самое большое что могли, так это организовать два — три налета за год на своих соседей, чтобы затем год спокойно пожить на деньги, награбленные во время этого налета. У них тогда не было ни государства, ни промышленности и ни сельского хозяйства, ксанфянин имел только быстрого верхового ящера, остро сабельку, да пустую торбу за плечами. И вся жизнь степняка ксанфянина складывалась из опьяняющего ветра свободы, сабли в руках и того, что наворует у соседа или в чужих государствах. С приходом же этого хана к власти жизнь народа степей и пустынь начала изменяться. Прежде всего хан доказал, что нет ничего постыдного в том, чтобы жить с другими государствами в мире и что профессия землепашца почетна и приносит немало денег. Понемногу и потихоньку, казалось бы, непригодные к земледельству земли начали разрабатываться и приносить по два урожая в год.
Появление богатых и оседлых ксанфян навсегда изменило характер и облик самих ксанфян и характер их государства, которое перестало находить счастье и процветание на мучении и гибели других народов. И за всем этим стоял хан, который умер, так и не оставив после себя наследника. В результате его смерти перед ксанфянами встала дилемма, снова вернуться к прежним грабительским временам или же продолжать демократические начинания умершего хана. Ксанфское общество настороженно следило за борьбой за ханскую власть многих политических группировок, которые, в конце концов, объединились и сгруппировались вокруг двух древних родов, представители которых имели полное право занять ханский престол.
Род отца аги-паши Тахира выступал за продолжение демократических начинаний прежнего хана, за превращение всего Ксанфа в современное государство. Ему противостоял род среднего брата умершего хана, который погиб вовремя налета на одного из своих соседей, а его дело продолжил его сын Ойюк, который стремился к тому, чтобы Ксанф вернулся бы к прежним временам анархии и бесправия простого степняка. Играя на принципах ханского безвластия, Ойюку удалось на свою сторону привлечь малограмотную бедноту и молодое ксанфское поколение. В ксанфском обществе последние несколько дней только и говорили о том, что даже в том случае, если власть правомочно достанется отцу Тахира, за него проголосуют старейшины и мелкие князья ксанфского народа, то Ойюк попытается силой эту власть забрать у рода Тахира.
Ивэн хорошо понимал, что эти заявления, циркулировавшие в ксанфском обществе, имели под собой серьезные обоснования. Сегодня Ойюк был командующим большой ксанфской орды, которая только по своей численности в три раза превосходит малую орду, которой командует Тахир. Они между собой никогда об этом не говорили, Тахир был слишком горд и настоящим степняком, чтобы об этом прямо говорить не с ксанфянином. Но его приглашение побратиму Ивэну присутствовать на похоронах великого хана имела еще одну подоплеку. Поэтому Иван и захватил с собой гренадеро-пластунскую бригаду и сейчас держал ее вдали от глаз ксанфян и иностранцев в лагере малой орды Тахира. Но даже Тахир не знал о том, что эта русиновская бригада сможет прибыть в столицу Ксанфа не за три — пять часов пути по степным дорогам, а за пять минут магическим порталом переноса.
