Девушка пришла от рассказа мужа в восторг и захлопала в ладоши:
- Ах, и зачем же вы от меня скрывали это?
- Хотел, чтобы вы, meine liebe, потеряли дар речи, - усмехнулся Рихард. Затем потянулся к шторке, закрывающей окно кареты, и отодвинул ее.
- Взгляните туда, - показал он пальцем на туманный горизонт. – Видите темное пятно?
- Да.
- Это значит, что ближе к вечеру нас ждет нормальная еда и мягкие постели. Это уже замок Геннегау, Элиана. Это наш дом.
***
Подъезжая к замку, Элиана выглянула в окно. После того, как родовое гнездо Рихарда появилось на горизонте, она не могла усидеть на месте – все вертелась и крутилась, предвкушая окончание изнурительного путешествия. Однако как бы она ни силилась что-либо разглядеть, замок по-прежнему оставался для нее темным пятном, поглощенным вечерним мраком.
У подъездной аллеи горели огни. Присмотревшись, Элиана с удивлением обнаружила, что их уже дожидаются. Видимо, это было как-то связано с вестовым, которого они встретили два часа назад. Тот парень, заметив кареты (одну с путешественниками, другую с багажом), с криком и гиканьем наподдал лошади шенкелей и вскоре скрылся из виду.
Под колесами кареты зашуршал гравий, когда кучер повернул лошадей на аллею. Двое слуг открыли перед приезжими массивные кованые железные ворота, и карета покатила дальше, вдоль освещенного факелами пути. Элиану крайне удивило наличие факелов, в то время как в Лондоне вовсю пользовались газовыми фонарями. Она не замедлила задать Рихарду этот вопрос:
- Кое-что должно быть вечно. Эта старина и романтика, с элементами первобытности. Даже атмосфера тут другая, чувствуешь?
Элиана чувствовала. Ей казалось, что она попала в роман Анны Ратклиф*, и для полного антуража не хватает лишь летучих мышей, привидений в белых балахонах и бряцающих костьми скелетов. Девушка поежилась. Это не укрылось от мужчин:
- Ну же, не трусьте, юная фрау. Утро прогонит сумрак ночи, и все предстанет в ином свете. Пока мы рядом, вам нечего бояться.
Элиана сглотнула застрявший в горле ком и кивнула.
Наконец, карета остановилась. Рихард набрал полную грудь воздуха и вылез наружу, едва кучер опустил подножку. Он поприветствовал слуг, стоявших в два ряда вдоль дорожки, ведущей к крыльцу, и только потом предложил Элиане руку. Немного нервничая, та показалась из кареты.
Девушка смотрела себе под ноги, не решаясь поднять взгляд на слуг. Она чувствовала на себе любопытные взгляды, и это, казалось, прожигало в ней дыру. Наконец, когда ее меховые сапожки коснулись земли, Элиана осмелилась поднять голову.
Круспе взял хозяйку под руку и произнес:
- Прошу любить и жаловать – моя жена, Элиана Круспе. Она новая графиня Геннегау, и слушать вы ее должны беспрекословно, так, словно это я отдаю приказы. Поприветствуйте вашу новую хозяйку.
Девушка несмело улыбнулась, когда слуги склонились перед ней в поклоне. Рихард взял жену под локоть и медленно повел к парадному крыльцу. Проходя мимо слуг, Элиана выслушивала слова почтения в свой адрес, возблагодарив Бога за труды учителя немецкого, который вдалбливал ей и другим воспитанницам пансиона азы грубоватого языка.
Уже на пороге юная фрау повернулась к людям и сделала книксен, выражая почтение своим слугам. Затем произнесла маленькую речь, тщательно подбирая слова, о том, что надеется на взаимопонимание и мир в этом доме, что комфорт возможен только в едином тандеме слуг и хозяев.
Ее слова вызвали легкий ропот в рядах подчиненных, но она их уже не слышала. Едва она рука об руку переступила порог замка Геннегау, для нее началась новая жизнь, где заботиться о всеобщем благополучии должна была она, хозяйка дома. Графиня.
Комментарий к Прибытие
Автор не несет ответственности за абсолютную точность исторических событий, изложенных в этой главе. Ибо встретила уже “критика”, который выискивал неточности в историческом плане. Это фанфик, художественное произведение по известному вам кроссоверу, здесь нет фэндома “Исторические события”. Хотите узнать больше - все есть в Википедии. Главное - сюжет, не так ли?
*Анна Ратклиф - автор готического романа, творившая в XVIII веке.
========== Из двух зол выбирай… третью. ==========
Мадлен мчалась сквозь дождь и холод, не разбирая дороги из-за застилающих глаза слёз. Белая лошадь Элианы, которую мадам де Круа приказала седлать, неслась галопом, чувствуя свободу. Плащ сбился набок, уже не защищая женщину от ноябрьской стужи и холодного и мерзкого дождичка. Но Мадлен, казалось, не замечала никаких неудобств, презирая все преграды.
В душе ее царил беспросветный мрак, боль и отчаяние, вызванные утренним разговором.
«Как они могли?! Как они посмели?!» - проносились вихрем в голове де Круа мысли, вызывая новый поток слез, стынущих на ветру. Женщина ощущала себя ничтожеством, вещью, ни на что не годной тряпкой. Шлюхой, если угодно, продажной тварью, которой пользуются все, кому не лень. Мадлен не могла вынести осознания того, что ею швыряются, как отшвыривают от себя грязный ботинок. Ее душа и сердце болели, разрываемые отчаянием и рыданиями, словно калеными щипцами. Женщина не хотела больше жить, мечтая о том, что эта смирная кобылка под ней вдруг взбунтуется и скинет ее, Мадлен, под копыта, в грязь. Втопчет ее в эту бурую жижу, смешает с тем, с чем двое главных мужчин в ее жизни смешали ее всего полчаса назад.
В жизни больше не было смысла, он ушёл еще несколько недель назад, с дочерью. А остатки его были безжалостно выжжены Анри и Филиппом, их безбожными речами.
Мадлен мчалась до тех пор, пока не выехала к излучине Темзы. Там, резко натянув поводья, де Круа остановилась и спешилась. На чуть подрагивающих ногах она подошла к воде и упала на землю, сотрясаясь в рыданиях. Темные, неприветливые воды холодной реки равнодушно взирали на чужое горе, вынося на берег темно-зеленый ил и полусгнившие листья.
Всего на мгновение в голове женщины мелькнула мысль: а не отдаться ли на волю этой реки? Не окунуться ли в ее ледяные воды? В тот же миг, когда легкие ее наполнятся водой, разрываясь от боли и нехватки воздуха, все душевные терзания и обиды отступят, уступив блаженству смерти…
Мадлен даже наклонилась над рекой, равнодушно глядя на свое отражение. Еще немного – и вот она, свобода от оков душевной боли. Де Круа зажмурилась, готовясь к неизбежному, но тут в ее сознание проникло тихое жалостное ржание лошади. Секунду спустя Мадлен почувствовала у своего плеча теплое дыхание животного, на обнаженную кожу предплечья капнуло что-то горячее. Распахнув глаза, она с изумлением посмотрела на животное. Белая кобыла тихо заржала и легонько потерлась мордой о плечо женщины. Глаза лошади были полны слез, и эти соленые капли тихо падали на предплечье де Круа, приводя в чувство хозяйку.
Такое Мадлен видела впервые. Поднявшись с колен, женщина удивленно смотрела на то, как плачет лошадь. Казалось бы: что понимает это животное? Однако от бедного умишко кобылы не укрылось, что хозяйка хочет лишить себя жизни, и Мадлен вдруг остро осознала это. Прерывисто вздохнув, де Круа обхватила шею лошади и, зарывшись лицом в ее гриву, снова расплакалась, на этот раз от облегчения. Животное только что спасло ее от рокового шага.
Немного придя в себя, Мадлен вытерла слезы и закуталась в плащ, на поверку оказавшийся мужским. Судя по всему, он принадлежал Анри. Усмехнувшись, женщина вскочила в седло и, пару раз залихватски гикнув, направила лошадь прочь от Темзы. Она приняла решение никогда больше не возвращаться в тот холодный дом, в котором она прожила столько лет с Филиппом де Круа. Ее душа сейчас взывала о помощи. И найти ее Мадлен могла только в одном месте.
Спустя несколько минут женщина, мокрая с ног до головы и испачканная грязью, входила в Собор Святого Павла.
Внутри было тихо и пустынно, повсюду горели свечи, освещая распятие Христа, висевшее над кафедрой для проповедей. Сделав несколько шагов, Мадлен упала ниц, обратив свое бледное измученное лицо к распятию из красного дерева. Спаситель взирал на нее из-под полуприкрытых век, и от этого на душе становилось как-то легче, теплее. Все тревоги покидали женщину с каждым словом пылкой молитвы, возносимой к небесам.
