- Что ж, мне спешить некуда, – Акацки чуть улыбнулся своим мыслям, ведь спешить ему и правда было некуда: Конан ещё не вернулась, и приступать к финальной части его плана пока рано. – Если ты располагаешь временем, я расскажу тебе всё с самого начала.

- Я слушаю, – ответил Наруто, подняв на собеседника ясный взгляд.

- Следует, наверное, начать с того, что своих родителей я почти не знал, – неторопливо произнёс Нагато, прокашлявшись и переводя дыхание.

То, что он собирался рассказать сейчас этому незадачливому, вспыльчивому пареньку, у которого в одно ухо влетит, из другого вылетит, знали только Итачи и Конан, однако почему-то он чувствовал правильность и неизбежность всего происходящего. Словно кто-то вёл его за руку, нарочно подбирая за него слова. Как только Нагато устало прикрыл глаза, память мгновенно нарисовала знакомые картины и события.

Он едва помнил своих настоящих родителей. Добрую улыбку матери, обнимающие его тёплые руки, и длинные густые пряди её алых волос, которые он сжимал в маленьких кулачках, сухую щетинистую щёку отца, которой он прижимался к нему, когда возвращался вечером домой, окружённые морщинками глаза, смотревшие на него со странной смесью нежности и гордости. Запах свежести и дождя, которым пах родной дом.

Тот человек пришёл в их семью через несколько месяцев после начала войны. Долго говорил о чём-то с родителями на кухне, пока Нагато, сжавшись в комочек под одеялом, прислушивался к рваным фразам, доносившимся через приоткрытую дверь. Потом его подняли среди ночи. Мама плакала и просила её не забывать, отец сжал крепкой ладонью его плечико и сказал, что они делают это только ради его блага, чтобы на время войны он был в безопасности. Что Нагато должен быть сильным и смелым, как настоящий мужчина. И что он обязательно рано или поздно вернётся домой, и они снова будут вместе. То, что тот человек с длинными седыми волосами и морщинистыми руками вовсе не планировал возвращать его родителям, Нагато понял гораздо позже.

Когда его привели в сырую пещеру, полную каких-то странных растений, он, кажется, долго плакал, а потом сильно болел. Во всяком случае, единственное, что он помнил, помимо острой тоски по дому и отчаянного желания вернуться к родителям, была сильная головная боль, отдававшая резью в глазах, такая сильная, что казалось, глаза проткнули раскалёнными прутьями. Вслед за болью пришёл страх, потому что какое-то время он не мог видеть, и только слушал приглушённые голоса двух человек, которые обсуждали его состояние. То, что он увидел, когда зрение восстановилось, навсегда засело в его памяти и не раз потом являлось ему в кошмарных снах. Высоким и капризным голосом говорило странного вида существо с абсолютно белой кожей, левая часть тела которого повторяла очертания человека, а правая была больше похожа на побеги какого-то растения. А тихий и хрипловатый голос и неизменно приказной тон принадлежали тому, кто на протяжении следующих семи лет стал его наставником, – Учихе Мадаре.

- Учиха Мадара? – удивлённо вытаращился Наруто. – Это разве не тот дед, который вытесан в скале в Долине Свершения? Он разве не в гробу?

- После битвы с Сенджу Хаширамой в Долине Свершения Учиха Мадара не умер, – продолжил Нагато. – Что касается его нынешнего состояния, то я не могу сказать точно, но полагаю, что он мёртв.

- Зачем ты ему понадобился? – спросил Наруто, не на шутку заинтересовавшись.

- Я задавал себе этот вопрос каждый день и каждую ночь все семь лет, что провёл в той пещере.

Учиху Мадару нельзя было назвать любящим опекуном, скорее строгим воспитателем. После того как Нагато оправился после болезни, он принялся рассказывать ему об истории и географии мира шиноби, учил грамоте и письменности, требовал безупречного поведения и прилежания. И настойчиво вкладывал в детскую голову идею о том, что он, Нагато, избранный, и ему по величайшей милости досталась огромная сила, которая рано или поздно будет полезна его благодетелю. Нагато догадывался, что сила эта заключалась в глазах, потому что нередко он просыпался по ночам от того, что Мадара, вероятно, страдавший бессонницей, гладил сухими пальцами его прикрытые веки.

С каждым днём узнавая новые и новые подробности об устройстве жизни в странной пещере, Нагато начал не на шутку бояться её обитателей. Белое существо, Зецу, находилось при нём постоянно, трещало без перерыва, а как только Нагато исполнилось десять лет, назойливо принялось учить его азартным играм втайне от Мадары. Сам Учиха старел едва ли не с каждым днём, и в один прекрасный момент Нагато увидел, как старик соединяет собственное тело с огромной статуей, словно вросшей в стену пещеры, при помощи странной гибкой трубки. И это было уже не то что страшно, а просто жутко. До стынущей в жилах крови и дрожащих пальцев.

Вместе с растущим страхом, где-то глубоко зрел план побега. Нагато наблюдал. Запоминал распорядок дня, изучал поведение Зецу, даже пробовал измерить длину трубки, чтобы очертить радиус передвижения Мадары. Пытался узнать, в чём же заключалась пресловутая сила его глаз. Учиха отмалчивался, обещал рассказать всё подробно, научить всему, как только мальчику исполнится двенадцать. Однако шанс убежать представился раньше.

Они с Зецу возвращались с ежедневной прогулки на полчаса позже. Старик с самого утра был не в духе и постоянно ворчал, а за нарушение режима и вовсе сорвался на сиплый крик, в едких и язвительных выражениях сообщив Нагато, что он, будучи осенённым величайшей милостью, обязан неукоснительно соблюдать правила и не позволять себе больше подобных выходок. Мальчик помнил только, как сжал до хруста кулаки и вскинул ненавидящий взгляд на своего воспитателя, а потом всё в поле зрения будто бы поплыло в дымке, глаза заболели до такой степени, что он зажмурился и, кажется, упал.

Когда он очнулся, Мадара лежал на полу лицом вниз, а Зецу испуганно жался к стене. Он не сразу понял, что произошло, но старик явно не подавал признаков жизни. Осознание, что он, вероятно, только что убил человека, сковало все внутренности ледяным холодом. Нагато испуганно переглянулся со своим тюремщиком, судорожно выдохнул и бросился к оставшемуся открытым выходу на поверхность.

Он бежал не разбирая дороги, пока хватало силы. Бежал от ненавистного надоедливого тюремщика, от извращенца-воспитателя, от проклятой пещеры и от своего постыдного, ужасного, непростительного поступка. У него никогда не было даже мысли о том, чтобы убить старика, он просто хотел сбежать и вернуться домой. А теперь осознание того, что он убийца, доводило до тошноты. Он даже сомневался, захотят ли его родители видеть его, узнав о том, что он натворил. Но пути было только два. Либо обратно в пещеру, либо домой. Он мысленно повторял название своей родной деревни и имена родителей трижды каждый вечер, засыпая, и трижды каждое утро, просыпаясь. Боялся забыть и потерять последнее связующее звено, дававшее призрачную надежду на возвращение домой. Оставалось только найти хотя бы одну живую душу, которая могла бы сообщить ему, в каком направлении и как долго ему нужно было идти.

А повсюду до сих пор шла война. Нагато едва удалось добраться да немногочисленной деревеньки, где его согласились накормить и указать направление, если он готов будет заплатить. У него не было ничего, кроме драгоценного ожерелья, которое некогда надел на него Мадара с наставлением беречь безделушку как зеницу ока. Три камня драгоценной яшмы, нанизанные на золотую цепочку. Нагато тогда сохранил только камни, отдав цепочку трактирщику.

Родную деревню он нашёл полностью разрушенной, долгожданный домашний очаг – разнесённым в щепки, а родителей – похороненными в братской могиле. Отчаяние ударило тяжёлым обухом по голове. Он остался один, никому не нужный, заброшенный и потерянный. Пытаясь следовать последнему наставлению отца, что надо быть сильным и стойким, сунулся в соседнюю деревню, надеясь поступить на какую-нибудь работу, но везде отказывали, закрывая двери перед самым носом. И тогда просто опустились руки. Нагато отчётливо помнил, как лёг прямо на дороге, прижавшись щекой к влажной земле, ловя губами падавшие с неба тяжёлые капли, с одним единственным желанием – заснуть и больше никогда не просыпаться.