Режущий ветер был ожидаемо отражён щитом из чакры, и как раз в тот момент, когда Сасори направил обе марионетки, чтобы блокировать атаку Канкуро, Темари сконцентрировала всю оставшуюся чакру и вновь распахнула веер, чтобы пустить в противника второй поток. Карие глаза Скорпиона мгновенно уловили её движения, и он уклонился, однако ветер всё же чиркнул по его левой руке, в клочья разорвав рукав плаща с красными облаками.

Канкуро изумлённо поднял брови и, сделав пару прыжков назад, поравнялся с ней. Его глаза расширились, пока он неотрывно наблюдал за Сасори, который чуть повёл левым плечом, словно проверяя, цела ли рука, и склонил голову набок, слегка хрустнув шеей.

- Ты это видел, Кан? – пытаясь отдышаться, проговорила Темари, удивлённо глядя на брата. – Я его точно задела. Ты на рукав посмотри! Какого чёрта он невредим?

- Он кукла, – выдавил тот. – Он сделал из себя марионетку.

- Быстро соображаешь, Канкуро, – ответил Сасори.

- Зачем ты с собой это сделал? – Брат Кадзекагэ сжал кулаки. – Отвечай, Сасори! Почему ты ушёл?

Скорпион молчал, переводя стеклянный взгляд карих глаз с лица Канкуро на удивлённое лицо Темари и обратно. Ответить он не успел, потому что в зал заседаний, тяжело переводя дух, вбежала Мацури.

- Канкуро-сенсей! – прокричала она. – Этот полоумный Акацки, кажется, собирается взорвать всю деревню с помощью какой-то огромной бомбы. – Девушка испуганно всхлипнула. – Гаара-сама… Он там, совсем рядом...

- Мальчик… – едва слышно выдохнул Сасори и, бросив кукол, метнулся к противоположной от выхода стене, безошибочно найдя потайной проход и скользнув в него.

- Ушёл. Чёрт! – прорычал Канкуро и кинулся в погоню. Темари, нервно сжав кулаки и почувствовав, как болезненно кольнуло сердце от страха за Гаару, поспешила за ним.

- Моё искусство всегда считали инструментом! – выкрикнул Дейдара. – Никто им не восхищался. Только Куротсучи, ага. Она не понимала, конечно, дурында, но ей хотя бы было интересно. А потом я всем им показал, чего стоит моё искусство, да! – Полные безумия голубые глаза истерично и жадно смотрели на противника. – Потому что я был лучше их, да! Потому что они не понимали! И тогда все возненавидели. Даже Ку.

- Она не умеет ненавидеть, – отчего-то посчитал нужным ответить Гаара, хотя упоминание жизнерадостной внучки Тсучикагэ в этой ситуации находил совершенно неуместным. – В отличие от тебя и меня.

- Тебе-то откуда знать, мм? Хотя ты, наверное, прав, да, – скривился Дейдара. – Только мне наплевать, ага! На неё, на тебя, на приказы Данны, на Лидера и на Акацки. Есть только я и моё искусство!

Кадзекагэ нахмурился. На теле Дейдары, в области сердца, он заметил странный шрам, похожий на зашитый рот. Единственной рукой Акацки надкусил шов, выпуская на свободу длинный язык. Песок мгновенно заключил в тиски всю правую руку подрывника, от плеча до кончиков пальцев, однако тот успел засунуть в рот на груди последний оставшийся кусок глины. Песчаная гробница стиснула плоть, лишив Дейдару второй руки. Глиняный тушканчик, до последнего сжимаемый в кулаке, упал в мгновенно поглотивший его зыбкий песок. Подрывник зажмурился от боли, однако на лице его продолжала сиять истеричная, счастливая улыбка. Его тело постепенно становилось настолько бледным, что сквозь прозрачную кожу были видны кровеносные сосуды и каналы циркуляции чакры, по которым энергия собиралась со всего тела, концентрируясь в области груди.

Каким-то шестым чувством Гаара понял, что сейчас рванёт так, что не останется ничего не только от него самого, но и от деревни, которая находилась всего в километре от места сражения. Сердце болезненно сжалось, а перед глазами за одну секунду пронеслась тысяча образов: алое рассветное солнце, поднимающееся из-за массивной восточной крепостной стены, окрашивающее небо нежно-розовым; полуденная жара, разливавшаяся подрагивающим маревом по улицам, и непередаваемый запах песка и солнца; прохладный ночной воздух и усыпанное звёздами низкое тёмно-синее небо. Округлые здания, тонущие в зыбкой золотой пелене песчинок, любимое кафе Канкуро и тренировочная площадка, где так часто можно было найти Темари, тёмные коридоры библиотеки, в которой проводил свободные вечера Баки. Громкие голоса торговцев сладостями и сухофруктами, окружавшие его во время утренних прогулок, звонкий смех учеников академии ниндзя, радостные возгласы работников стеклодувных мастерских, наконец научившихся производить разноцветное стекло, горестные вздохи стариков на кладбище.

Это не могло просто так исчезнуть. Он не мог позволить этому исчезнуть. Даже если ему в этой деревне нашлось место только совсем недавно. Даже если он не был до конца уверен, что стал неотъемлемой частью этого живого организма. Даже если жизнь после сегодняшнего будет течь так же размеренно, словно его и не было вовсе. Даже если о нём не вспомнят. Даже если его существование не было никому нужно. Даже если это будет стоить ему жизни и разума.

- Шукаку, – мысленно позвал он. – Шукаку?

- Знаешь, мой блистательный, мы вообще-то всё ещё обижены на тебя за ту выходку! – Однохвостый высунул из клетки нос и втянул ноздрями воздух. – Что у тебя тут происходит?

- Мне нужна твоя помощь, – ответил Джинчуурики, продолжая сверлить взглядом почти растворившегося противника.

- Мы, видимо, что-то не расслышали, мой блистательный. – Шукаку поковырял толстым когтистым пальцем в ухе. – Тебе нужна наша помощь?

- Да, – коротко проговорил юноша.

- Но ты к нам никогда с просьбами не приходил, всё время только: «Успокойся, Шукаку», «Сиди в клетке, Шукаку», «Никого не трогай, Шукаку», «Я тебя приструню, Шукаку», – недоумённо протянул демон.

- Я прошу тебя помочь мне защитить деревню. – Гаара на мгновение прикрыл глаза и внимательно посмотрел в единственный видимый из клетки жёлтый зрачок тануки. – Если мы ничего не сделаем, Суна взлетит на воздух.

- Ты сказал «мы»? С тобой сегодня точно что-то не так, мой блистательный, – подозрительно нахмурился Однохвостый. – Заболел? – Он завозился в клетке, будто бы пытаясь что-то отыскать. – Давай-ка проверим температуру, а то что-то ты…

- Это важно для меня, Шукаку, – перебил его Кадзекагэ, понимая, что осталось слишком мало времени.

- По-прежнему думаешь о деревне, которая тебя ненавидела и чуть не убила? – вздохнул Однохвостый. – Думаешь, они наконец тебя полюбят?

- Пусть не любят, но они мне доверяют, – отозвался Гаара. – Деревня атакована Акацки. Они пришли за тобой.

- Это ещё что за новости?! – возмутился Шукаку, нервно сжав кулаки. – Мы им вещь, что ли? Пришёл и взял? Что за пользовательское отношение!

- У нас мало времени, Шукаку, – мысленно ответил Джинчуурики. – Нужно поставить барьер, но моей чакры не хватит.

- Ты за кого нас принимаешь, мой блистательный? Так мы прямо и согласились. Мы же злодеи, забыл? Мы будем торговаться! – заявил тануки и закусил один коготь, размышляя. – Никаких лисьих прихвостней! И пигалицу на пушечный выстрел не подпускать…

- Ты неисправим, – чуть улыбнулся Джинчуурики. – Давай обсудим гонорар позже, сейчас нет времени.

- Надуть нас хочешь, мой блистательный? – недовольно скривился Однохвостый.

- Слово Кадзекагэ, – ответил тот.

- Ну ладно, только оттого что ты такой честный, мы согласимся, – хмыкнул Биджу.

- Кстати о честности. Я должен тебя предупредить. Мы оба можем умереть сейчас, – проговорил Гаара, складывая печати для установления защитного барьера.

- Пффф, – фыркнул Шукаку. – Не смеши нас.

Через несколько мгновений Суну накрыл прочный песчаный купол, пропитанный чакрой, а ещё через секунду над пустыней эхом пронесся крик Дейдары: «Моё искусство – это взрыв!», и Гаару накрыло волной песка и пыли.

Взрыв прогремел оглушительно и долго, нарастая, словно раскат грома в разгар грозы, которой в Суне отродясь не бывало. Песок под ногами загудел и заходил ходуном, заставив Канкуро и Темари остановиться, чтобы удержать равновесие. В погоне за Сасори они добежали почти до восточных ворот, и теперь стояли посередине одной из главных улиц-лучей, вскинув головы вверх. Фигура в чёрном плаще с красными облаками тоже остановилась в нескольких метрах впереди.