— Ты мне не доверяешь, братик? — вздохнув, серьезно спросил Феличиано.

— С чего ты взял? — резко возмутился тот, недовольно сверкая глазами.

— Тогда расскажи, что случилось.

— Феличиано… — подняв глаза к потолку в молитвенном жесте, простонал Ловино.

— Бра-а-атик, — опуская голову ему на плечо, жалобно попросил тот.

— Ну, — Ловино вздохнул, смирившись со своей участью, и обнял брата за плечи. — Вечером после собрания в драмкружке я пошел в клуб. Ну, знаешь, тут неподалеку, где несовершеннолетних обслуживают? — дождавшись неуверенного кивка, он продолжил. — Я люблю иногда там посидеть, ты же знаешь…

— Опять с Тони поссорился, — излишне безразличным голосом сделал вывод Феличиано, в душе ликуя.

— Да-да, — раздраженно фыркнул Ловино, не заметив торжествующих интонаций. — Но этот ублюдок сам виноват, нечего было лапать меня у всех на глазах! Так вот, я пришел в этот клуб, заказал себе коктейль, посидел немного, — о том, что коктейлем был обычный виски с колой, он решил не упоминать. — Я бы и ушел через полчаса, но меня заметил один знакомый, угостил еще коктейлем, мы поболтали…

Конечно, все было немного иначе. Ловино сидел за барной стойкой уже больше часа, выпивая один стакан за другим, и не обращал внимания на время и мир вокруг. Ему было тошно смотреть на самого себя, на свои чертовы принципы и сомнения. Он не мог позволить Антонио быть с ним — но не мог с ним не быть, не мог оставить мыслей о брате — но и думать о нем, когда Тони был рядом, тоже не мог. Эта двойственность в поведении, особенно по отношению к ни в чем не повинному Феличиано, раздражала, бесила, взывала страшную ненависть к себе. Он хотел разобраться, но, так как это получалось не самым лучшим образом, он просто приходил в клуб, напивался до беспамятства, а потом как-то оказывался в своей постели: раздетый, крепко укутанный и со странной дрожью в губах. Если он встречал того подозрительного человека, тот всегда угощал его, а потом оставлял с новой порцией странных таблеток на руках. И Варгас, к стыду своему, не мог их выкинуть, не мог отказаться. Они позволяли расслабиться, дарили какое-то всеобъемлющее чувство прощения, счастья, бесконечной любви. Он понимал себя, принимал себя, любил себя, впитывал в себя мир с жадностью губки, а потом готов был слиться с ним в едином порыве. Это чувство бесконечной любви продолжалось и продолжалось, иногда вызывая дикое желание наведаться то ли домой, то ли к Тони, чем Ловино и пользовался, бессовестно врываясь в темные объятия комнат. К тому времени эффект мог спокойно смениться на обратный, знаменуя окончание действия чудесного лекарства.

Прошлый вечер не очень-то отличался от всех предыдущих. Ловино так же наслаждался своим виски, поглядывая на часы и отмечая, что сегодня его знакомый задерживается. Когда же тот пришел, неожиданно подкравшись к нему сзади, он выглядел куда более довольным, чем обычно. Он угостил Ловино дорогим виски и предложил «новый вкус» знакомых таблеток. Отказываться? Кивнув, Ловино выхватил драгоценный пакетик и тут же принял парочку новинок из него.

— Потом он предложил потанцевать, — как ни в чем не бывало продолжил рассказывать Ловино, ничуть не смущаясь такого количества скрытой правды. — Ну, а я уже был немного пьян, поэтому согласился.

Говорить, что сам, по прошествии почти часа, пустился дергаться под ритмичную клубную мелодию, он, конечно, тоже не собирался. О том, что его там, в толпе, лапали куда сильнее, чем это позволял себе обычно Каррьедо, — тоже. Незачем маленькому братцу знать всех тягот жизни, так ведь?

— Мы еще посидели потом у барной стойки, выпили немного, — все тот же виски, да только количество выпитого в «немного» совсем не вписывалось. — А потом я пошел домой.

Варгас действительно смог самостоятельно добраться до дома, чем ужасно гордился. Ему не потребовалась для этого помощь очередного жаждущего внимания типа из клуба, а это уже само по себе не могло не радовать. Мало ему было двоих невинно улыбающихся проблем на и без того нетрезвую голову. Первой мыслью было навестить Тони, извиниться за свое поведение… Но после «извиниться» эта мысль потеряла свою привлекательность, так что Ловино в гордом одиночестве прошествовал в свою комнату, невнятно матерясь на родном языке.

— Я разделся, кинул вещи на стул…

— На пол, — поправил Феличиано, скептически осматривая так и не убранные с пола сумку и пиджак.

— Да какая разница? — огрызнулся Ловино. — Свет включать не стал, думал, ты спишь, — он, поджав губы, выразительно взглянул на брата. — Открыл шкаф, хотел повесить рубашку на место, и тут услышал какие-то странные звуки, знаешь, будто скребется кто-то. Ну, я сначала ничего не понял, — он сглотнул, вжимая голову в плечи, чем побудил Феличиано приподняться, внимательно вглядываясь в оливковые глаза. — Дверь открыл, посмотрел в коридоре — никого. Я же еще пьяный был, испугался чего-то, — нервно хихикнув, Ловино продолжил. — Захлопнул двери поскорее, резко развернулся к окну…

Он еще раз дикими глазами посмотрел в окно, как будто надеясь снова увидеть там что-то, чтобы убедиться, что ему не показалось, что это действительно было. Ловино уже не скрывал свою дрожь, крепче кутаясь в покрывало. В возникшей паузе, и он готов был поклясться, слышно было, как сильно бьется его перегруженное сердце.

— Братик, — почему-то прошептал Феличиано, рукой плавно проводя по мягким спутанным немного волосам.

— В окне была девушка, Феличиано, — тем же шепотом ответил Ловино, низко опуская голову и закрывая глаза. — Я, конечно, был пьян, но не до такой же степени! Она висела прямо за стеклом. За стеклом на третьем этаже, понимаешь? В воздухе!

— Ты хочешь сказать… — начал было Феличиано.

— Я ничего не хочу сказать! — дрогнувшим голосом зашипел Ловино. — Но я не сошел с ума. Я ее точно видел. Она была там, понимаешь? — он судорожно впился пальцами в плечи брата и тряхнул его, цепляясь судорожно блестящим взглядом за его взволнованный взгляд.

— Я верю тебе, — успокаивающе сказал Феличиано. — Верю, ты не сошел с ума. Но, братик… Девушки ведь не летают над землей просто так.

— Не летают, — чуть успокоившись, кивнул Ловино, пока не понимая, к чему клонит младший.

— Значит, это была не девушка.

— Девушка! — раздраженно перебил он.

— Опиши ее, — вздохнув, попросил Феличиано. — Цвет волос, глаз, во что она была одета.

— Ну, — Ловино замялся и попытался унять дрожь, обнимая себя за плечи. — Она была очень бледная. Волосы светлые. Они еще так… развевались по ветру, как будто были совсем невесомые, знаешь? А глаза у нее были жуткие: я хоть и стоял на другом конце комнаты, все равно разглядел — настоящие синие омуты, огромные, страшные. На ней было платье, то ли белое, то ли голубое, я толком не понял. Она так зло на меня посмотрела, как будто убить хотела, а потом…

— Потом?..

— Исчезла.

— Просто исчезла? — переспросил Феличиано.

— Да.

— Тогда и сомневаться не приходится, — выдохнул он, нервно оглядываясь на зловещее окно. — Ты видел призрак.

— Что за сказки? — нахмурился Ловино, недоверчиво глядя на брата. — Призраков не существует.

— Значит, существуют! — Феличиано строго глянул на старшего, а затем резко прижался к его груди, обнимая руками за плечи. — Я верю тебе, это была не галлюцинация. Ты видел настоящего призрака, самого настоящего из всех… Поверь и ты мне, хорошо, братик? Девушки же просто так не летают, верно?

— Феличиано, — обнимая брата в ответ, Ловино ткнулся носом в его мягкие волосы, вдыхая легкий аромат приятно проведенного вечера. — Почему ты вернулся так поздно? Знаешь, как я напугался? Я думал, она утащила тебя или еще что похуже! Я не знал, что мне делать, я… Как же я испугался, братик!

— Прости меня, — прижимаясь губами к плечу, целуя его нежно и мягко, легко касаясь шеи и робко отступая, прошептал Феличиано, неровно вдыхая и выдыхая. — Я зашел к Людвигу после тренировки, он угостил меня…

— Сосисками, я заметил, — кивнул Ловино, ничуть не стесняясь нежности брата, наоборот, подталкивая его к дальнейшим действиям ритмичными движениями рук по спине. — Все хорошо, просто не делай так больше, не заставляй меня волноваться.