Альфред всегда считал себя сильным — он привык терпеть боль, знал, что это такое и как с ней справляться. Но, как это ни удивительно, он никогда не болел. То есть болел, конечно, как и все дети, но в таком далеком детстве, что и не помнил этого вовсе. Поэтому такая реакция организма на простое отрывание головы от подушки вызвала стон: не боли, а разочарованного удивления, сдавленный и приглушенный, но бывший услышанным. На соседней кровати из-под лежавшего снежно-белой горой одеяла возникла бледная рука, нашарившая на столе очки и тут же нацепившая их на поднявшуюся из тех же недр лохматую голову. Мэттью, поморгав и прищурившись, уставился на Альфреда, упорно не разжимавшего руки и не разгибавшего спину.

— Ал, ты чего? — хриплым со сна и тихим по своему обыкновению голосом позвал соседа Мэттью.

— А? — тот встрепенулся и улыбнулся фирменной улыбкой, в уме удивляясь, почему так сложно произносить слова и от чего звонкий голос превратился в утробное рычание медведя. — Ничего, просто задумался.

Он попытался тут же беззаботно соскочить с кровати, чтобы доказать свои слова делом, но не все было так просто, как казалось. Первый толчок его ослабшие ноги, еще не успевшие принять боль, выдержали вполне себе стойко, хотя и получился он так себе. Зато всю массу тела Альфреда, готового уже бросить на Мэттью торжествующий взгляд, они перенести не смогли и, подогнувшись, усадили его обратно в теплую постель. Он только ойкнул, тут же вновь сжимая голову, в которой, кажется, разбушевалось семейство дикобразов.

— У тебя все лицо красное, — сообщил Уильямс, садясь на своей кровати, чтобы потом, поднявшись с нее, приблизиться к Альфреду и потрогать его лоб. — Так и знал… — он покачал головой, разгибаясь и складывая руки в замок. — Ложись, я принесу термометр.

— Что значит «ложись»? — последнее слово произнести с первого раза не получилось: голос неожиданно исчез вовсе. — Я должен собираться в школу! — возмутился Джонс, пытаясь подняться и проследовать за Мэттом, но тут же согнулся в приступе кашля, от которого иглы в голове отдались новой болью.

— То и значит, — Мэттью строго взглянул на него из-под очков. — Пожалуйста, успокойся. Мы просто измерим температуру.

Не слушая дальнейших возражений Альфреда, смешанных с хрипом и кашлем, Мэттью вышел из комнаты. В кухне он нашел аптечку со всеми необходимыми средствами первой медицинской помощи: бинты, пластыри, перекись, йод, вата, коробки со страшными названиями, назначение содержимого которых он не знал, упаковки таблеток, еще несколько склянок, резиновые перчатки, жгут, пинцет, даже горчичники! Ну и где же термометр? Высыпав содержимое коробки на обеденный стол, Мэттью легко обнаружил и прозрачную пластмассовую коробку с электронным медицинским термометром. Пришлось задержаться, чтобы убрать разбросанные лекарства обратно, и уж потом возвращаться в комнату. Джонс с лицом, говорящим, что его здесь держат насильно, а он на самом деле совершенно здоров и чувствует себя прекрасно, бревном покоился на своей кровати. Хотя по лицу, значительно смягчившемуся с тех пор, как Уильямс первый раз его сегодня увидел, было понятно, что так ему намного легче.

— Вот, — Мэттью нажал на кнопку градусника, включая его, и протянул Альфреду.

Тот, не меняя выражения лица, принял термометр и зажал его в подмышке. Обычно термометрам требовалось не больше минуты, чтобы определить температуру тела подопытного, поэтому долго ждать ребятам не пришлось. Жалобно запищав, медицинский прибор возвестил всех о своей готовности сообщить результаты эксперимента. Джонс извлек термометр и протянул его Мэттью, даже не взглянув на экран. И правильно. Даже Мэтт не ожидал такого результата, что и говорить о самом больном.

— Не пойми меня неправильно, — осторожно начал Уильямс, — но сегодня подняться с кровати я тебе не позволю.

— Что? — воскликнул Ал.

То есть как воскликнул… Хотел. Но вышло сдавленное свистящее сипение. Тем не менее суть вопроса Мэттью уловил и вместо ответа продемонстрировал дисплей термометра. Тридцать восемь и девять — температура не просто повышенная, а действительно высокая. Альфред только закрыл глаза, видимо, смирившись со своей незавидной участью.

— Я позову Ли, — сообщил Мэттью, собираясь тут же исполнить сказанное.

— Стой, — тихо попросил Джонс: он пришел к выводу, что если говорить как можно тише и медленнее, голос не подводит. — Он, наверное, еще спит или собирается в школу. Лучше сделаешь это прямо перед первым уроком.

— Но тебя нужно срочно лечить, ведь спектакль на носу, — нахмурившись, возразил Мэтт.

— Черт! — Ал зажмурился, проклиная себя на всех языках, которые знал. — Тогда тебе придется еще найти Артура и сказать ему о моей болезни… — мысленно он попрощался с родными и близкими. — После учебы он должен быть в зале драмкружка.

— Ничего страшного, — кивнул Мэттью. — Я схожу.

— Собирайся в школу, — вздохнул Альфред. — Два часа погоды не сделают.

Дождавшись, пока Мэтт покинет комнату, чтобы умыться и позавтракать, Джонс позволил себе отчаянно застонать. Ну как такое могло случиться? Заболеть за три дня до выступления! Почему именно с ним? Это же должен был быть дебют! Как? Как?! Ведь герои же никогда не болеют!

***

— Эм… Здравствуйте, — робко постучавшись, Уильямс заглянул в зал драмкружка.

— Франциск! Хватит делать вид, что пытаешься затащить Кику в постель! — даже не заметив его появления, заорал некто светловолосый и растрепанный, в ком Мэттью признал Артура. — Он нежная хрупкая девочка, а ты одинокая старуха, которая просто мечтает иметь детей!

— А я кого играю? — возмутился Франциск, взмахнув цветастым платком.

Мэттью невольно замер, залюбовавшись им: прекрасные ухоженные волосы, идеальная кожа, осанка, приятный акцент и манера речи… Перед ним стоял ангел, не меньше — и Мэтт никогда не встречал никого, кто мог бы приблизиться к его великолепию.

— Не в прямом смысле иметь! — с новой силой вспыхнул Керкленд. — И хватит пафоса! Я понимаю, что ты просто издеваешься надо мной, потому что прекрасно видел твою игру на прошлых репетициях, но хоть раз сыграй нормально, чтобы мы могли двигаться дальше!

— Да ладно тебе, Арти, так же намного интереснее, — игриво ухмыльнулся Франциск. — Зрители будут в восторге!

— Атмосфера, — зло пробуравив его взглядом, прошипел Артур. — Не рушь атмосферу сказки пошлостью!

— Извините… — незамеченным проскользнув в зал, Мэттью снова попытался привлечь к себе внимание, теперь уже пытаясь достучаться до Артура в самом прямом смысле — барабаня по его плечу.

Но тот, кажется, был полностью поглощен ссорой с Франциском, и Мэттью позволил себе еще немного полюбоваться Бонфуа. Даже в нелепом старушечьем костюме он выглядел превосходно — Мэтт мечтал увидеть его в повседневной одежде. Такой человек просто обязан был иметь восхитительный вкус. Уильямс вздрогнул и залился краской, когда понял, что Франциск его заметил и, мало того, смотрел прямо в глаза.

— Артур, у нас, кажется, гости, — хмурясь, сообщил Бонфуа, махнув рукой на Мэтта.

— Какие еще?.. — Керкленд резко развернулся, натыкаясь гневным взглядом на преграду в виде почти незаметного, но живого Мэттью. — Ал? — он тряхнул головой, умом прекрасно понимая, что Джонс не стал бы робко топтаться позади него и смотреть так… наивно? — Нет. Так, — он глубоко вздохнул, приводя мысли в относительный порядок и беря под контроль эмоции. — Добрый день, драмкружок рад приветствовать вас в своих стенах. Я Артур Керкленд, президент. Чем могу помочь?

— Здравствуйте, — Мэтт тепло улыбнулся, радуясь, что на него наконец обратили внимание. — Я сосед Альфреда по комнате, Мэттью Уильямс. Он просил передать, что не сможет сегодня присутствовать на репетиции.

— Надеюсь, у него есть для этого веская причина, — зло прервал его Артур. — Выступление через три дня, чем он вообще думает?

— Надеюсь, температура под тридцать девять является веской причиной, — вздохнул Мэттью.

— Что ты сказал? — к разговору подключились и остальные ребята из кружка, и Йонг Су, весь день гадавший, что же случилось с его другом, не смог сдержать удивленный возглас. — Ли, ну предатель! Сказал, что ничего не знает, а ведь я чувствовал, я верил!