— Может, пойдете на урок? — этот странный акцент невозможно было не узнать.

— Учитель Оксеншерна? — Йонг Су отскочил от Бервальда, изумленно уставившись на него.

— Звонок уже был, — хмуро сообщил он ребятам, пропуская обоих в класс.

***

— Эй, Артур! — тот стоял, облокотившись на подоконник, и Альфред не смог пройти мимо. — Ты чего один? Где Франциск? — он огляделся по сторонам, пытаясь отыскать Бонфуа взглядом.

— Опять ты, — Керкленд вздохнул. — Франциск сегодня гуляет, — безразлично пояснил он.

— О, вы поссорились? — кашлянув, Ал наивно заглянул Артуру в глаза, и тот, смутившись, покраснел.

— Как всегда, — все тем же тоном отозвался Артур, пожав плечами. — Вернется — будет валяться в ногах и просить прощения, — мрачно добавил он, очаровательно ухмыляясь в мечтах о скорой мести. — А ты где своего Йонг Су оставил?

— Да у него опять дела какие-то, — рассмеялся Джонс. — Ты же знаешь этого неугомонного: чтобы все обо всех знать, нужно со столькими людьми контакты поддерживать, что я удивляюсь даже, как он еще с ума не сошел.

— Понимаю, — прикрыв глаза, кивнул Артур.

— Может, пообедаем вместе? — помолчав, предложил Альфред: просто так, ни к чему не обязывая, по-дружески, как всегда они делали это с Йонг Су.

— Не привык есть в одиночестве? — не удержался Керкленд, но после, махнув рукой, согласился.

Ребята спустились в столовую, где им пришлось встать в длинную очередь из таких же оголодавших учеников, как они сами. Пахло аппетитно, так что в животе у Ала тут же кто-то запросил еды, да побыстрее.

— Только давай не здесь будем, — вдруг попросил Артур, и Джонс, проследив за его взглядом, заметил рыжую макушку Скотта — своего соседа и любимого брата Артура.

— Хорошо, — беззаботно кивнул он, хотя внутри вдруг поднялась необъяснимая ненависть к Скотту, который, в общем-то, был нормальным парнем со всеми, кроме младшего брата.

Он ничего не сделал лично Альфреду, но видеть, как сильно его присутствие напрягает Артура, было для него неприятно. Ладони сами собой сжимались в кулаки, и больших усилий воли стоило просто оставаться на месте. Ал не мог объяснить своего желания закрыть Артура от нападок Скотта, встать, укрывая его за спиной, чтобы он перестал получать синяки и ссадины, перестал прятаться по углам и перестал быть таким замкнутым. Альфред был уверен, что в этом виноват именно Скотт, что это его поведение сыграло с Артуром такую шутку. Еще бы, если тебя всегда били и оскорбляли, можно ли после этого доверять людям? А Альфред хотел, чтобы Керкленд ему доверял, чтобы он перестал вздрагивать от каждого случайного прикосновения к себе, чтобы он мог расслабиться и просто улыбаться вместе с ним так, как ему самому этого хочется.

— Знаешь, — уминая пирог с мясом на скамейке в парке, прочавкал Ал, — тут такое случилось! — он спешно проглотил, чтобы поскорее запить все горячим кофе. — Учитель Брагинский — демон! — почти прошептал он, доверительно наклонившись к Артуру.

— Он что, поставил тебе плохую оценку? — скептически поинтересовался тот, бросив на Альфреда снисходительный взгляд.

— Ты не понимаешь! — Ал поперхнулся и замахал руками. — Он нам с Йонг Су такого наговорил… Он очень-очень жуткий!

— Ты и Йонг Су к этому подключил? — нахмурился Керкленд.

— Конечно. Мы же оба подопечные учителя Брагинского, думаю, он просто обязан знать!

— А я тогда тут при чем? — делая очередной глоток чая с лимоном, поинтересовался Артур.

— Ну… — Джонс замешкался.

Они с Йонг Су решили никому не рассказывать об Иване, и даже отложили ночной визит в лабораторию. Но ему почему-то хотелось, чтобы Артур обо всем знал, и он забыл о договоренности, а теперь уже было слишком поздно брать слова назад.

— Просто ты… А почему бы и нет?

— Тогда ты не будешь против, если я расскажу об этом Франциску? — приподнял брови Артур. — Или, например, загляну к Ивану в лабораторию ночью…

— Так ты видел!

— Видел что? — недовольно нахмурился он.

— Свет в лаборатории по ночам! Это же очень подозрительно, разве нет? Он такой зеленоватый, приглушенный. Мне кажется, иногда я слышу странные крики…

— Нужно меньше ужастиков на ночь смотреть, — отрезал Артур. — Ну так что? Ты не против?

— На самом деле, против, — надувшись, заметил Ал. — Это, вообще-то, секрет, и ты никому не должен его рассказывать.

— И с чего же тогда ты мне его рассказал? — прищурился Керкленд.

— Потому что ты мой друг!

— А почему тогда я не могу рассказать его другим твоим друзьям? — он продолжал наседать.

— Но мы с Франциском не друзья, — вяло возразил Альфред.

— Тони? Кику? Хенрик? Тим? Кому можно?

— Никому нельзя! — чуть ли не со слезами на глазах возмутился Джонс.

— Почему им нельзя, а мне можно? — не отступал Артур.

— Ну…

— Вдруг теперь Иван убьет меня? — перебил он.

— Ты…

— Я понял, на самом деле ты меня ненавидишь и желаешь смерти! — трагично заломив руки, пропел Керкленд.

— Арту!.. — Ал дернулся, чтобы зажать ему рот.

— Ну, признавайся, все так? — увернувшись, ухмыльнулся Артур.

— Ты меня запутал! — завопил Альфред, опрокинув на землю почти пустой стаканчик из-под кофе. — Зачем ты все это спрашиваешь? Я просто сказал, что в этом такого?! — он картинно поднял руки к небу, не надеясь на ответ.

К его удивлению, он почувствовал, как ему отвесили мягкий подзатыльник, а потом услышал и тихий смех рядом. Альфред глянул на друга — тот смеялся так искренне, так по-настоящему, и это было чертовски прекрасно. Джонс моргнул пару раз, смахивая с лица обиженное выражение, а потом тоже расхохотался, громко заливаясь заразительным смехом.

Почему-то им обоим хотелось продлить эти мгновения.

Нет ничего плохого в том, чтобы желать слышать чей-то смех как можно дольше. Ведь он так редко смеется искренне, так редко раскрывается, что это стремление вполне объяснимо. Если хочется слышать чей-то смех, можно наплевать на принципы и сомнения, можно просто поддаться чувствам.

Почему бы не посмеяться, если хочется? Ведь нет же ничего странного в этом желании для человека, который так редко может расслабиться? Даже то, что оно возникает лишь с одним улыбчивым придурком, не делает его ненормальным. Если хочется просто посмеяться, можно наплевать на принципы и сомнения, можно просто поддаться чувствам.

========== Действие третье. (за)Явление. Так просто научить прощать ==========

Комментарий к Действие третье. (за)Явление. Так просто научить прощать

(за)Явление, как история, оставшаяся ЗА кадром, а не заявление в прямом смысле этого слова.

(за)Явление.

Так просто научить прощать

Вечер полупрозрачным маревом сиреневых красок и огненно-рыжих всполохов плавно, словно легкий надушенный вуалевый платок, опустился на землю, покрывая своим приглушенным сиянием каждый уголок города, заставляя тени затаиться в самых отдаленных и мрачных углублениях в ожидании своего часа. Солнечный свет доживал последние минуты сияющего величия, отдавая жалкие остатки дневного тепла в отчаянном порыве страсти, сравнимой только с материнской любовью. Будничная жизнь медленно угасала, спасаясь от регулярной ночной смерти перед экранами телевизоров и компьютеров, прячась в шкафчиках с печеньем и бутылках с вином. Всепоглощающая чернота, притаившаяся в недрах темно-зеленого стекла, торжествующе поблескивала красными искрами, загадочно мигая безмятежной свободой, которую дарила она лишь тем, кто готов был на отчаянные поступки.

Высокий юноша с мерцающими в свете заката то голубым, то розовым, то ослепительно белым вьющимися волосами по плечи, одетый в дорогой серовато-бежевый костюм с темно-синей рубашкой под низ и накинутым на плечи элегантным шарфом, подчеркивающим мужественность его прекрасной фигуры, легкой походкой двигался по улицам, срывая восхищенные взгляды представительниц прекрасного пола и завистливые — мужчин. В руках он нес играющую в свете уходящего дня бутылку дорогого вина и прекрасную бордовую розу, будто истекающую кровью в своем алом ореоле. На его мягких припухлых розовых губах, источающих почти осязаемую сладость, играла загадочная мечтательная улыбка, озарявшая его дивное лицо прозрачным светом неземного блаженства. Чуть прикрытые пушистой щеточкой светлых ресниц жемчужные глаза, в своей голубизне сравнимые только с ясным небом в ослепительно-солнечный полдень, были затуманены пеленой неиссякающего обаяния, которое флиртовало со всем миром вокруг, зачаровывало все, на что падал его взгляд. Во всей его фигуре царила какая-то божественная легкость, непринужденная красота, не омраченная лишними человеческими деталями. Казалось, что это ангел сошел с небес на землю, чтобы очаровывать юные сердца, дарить улыбки и нести свет в мир, готовый отдаться в объятия ночи. Его имя, произносимое одними лишь губами вслед, остающееся в мыслях, отпечатывающееся огненным мерцанием перед глазами, стоит только их закрыть, тающее в шелесте листвы и шуме спешащих куда-то машин, пело славу его родине. Франциск…