Варгас поддался злости и азартному желанию спорить с любыми разумными утверждениями — скривил губы в презрительной усмешке и нагло посмотрел Тони прямо в глаза. Все его сомнения выражались только в плотно сжатых бровях, но и это выглядело сейчас как выражение еще большего презрения, чем было во взгляде.

— Никто, — холодно выплюнул он: такой Антонио — сдавшийся и отступивший от своего — был ему неприятен. — Теперь-то тебе все ясно?

— Предельно ясно, — кивнул Тони.

Он посмотрел на Ловино пустым безжизненным взглядом и, мягко повернувшись, хотел уже выйти из зала.

— А я, значит, за тобой тут все убирать должен? — возмутился Ловино.

Не говоря ни слова, Антонио вернулся, стараясь не задеть Варгаса ненароком даже кончиками пальцев, когда проходил мимо. В груди что-то предательски кольнуло, но Ловино приложил все усилия, чтобы проигнорировать последнее предупреждение отчаявшегося разума. Секунду назад все можно было исправить, но сейчас, когда он сам сделал шаг навстречу выходу и прочь от Тони, который теперь уже, наверное, стал официальным Антонио, было поздно. Чуть щипало глаза, но это ничего, пустяки. Пыль, наверное, попала.

Что ж, первый шаг для борьбы с собственным бессилием Ловино сделал. Антонио больше не будет вечно защищать и опекать его от всех бед. Успех? Конечно. Вот только от этого успеха — сосущая пустота в районе солнечного сплетения, но так, конечно, надо. Независимость никогда никому даром не доставалась, так почему же он должен был стать исключением?

— Ве? Братик, Ловино, что случилось? — сильно обеспокоенный голос Феличиано вернул Варгаса в реальность.

Оказывается, он уже добрался до дома и рухнул на кровать, даже не разувшись, и это напугало Феличиано.

— Ничего, — он отвернулся к стене — не хотелось отвечать на какие бы то ни было вопросы. — Спи.

— Рано еще, — Ловино почувствовал, как брат присел на краешек кровати, нависая над ним.

— Тогда уроки учи! Или тренируйся, — огрызнулся он, закрывая лицо руками. — Чем ты там обычно по ночам занимаешься?

— Так ты из-за меня?..

— Нет! — не дав Феличиано высказаться, Ловино резко оборвал его и, повернувшись, заглянул в глаза: те смотрели с внимательной нежностью и сочувствием, а еще — с искренней заботой. — Ты не виноват, — сдался он. — Я просто… очень устал.

— Не получается держаться на сцене? — наивно поинтересовался Феличиано, и Ловино тут же ухватился за эту соломинку.

— Да, — он быстро кивнул. — Именно. Артур… очень огорчен этим, и мне… ну… мне немного стыдно.

Феличиано подозрительно прищурился. Уж кому, как не ему знать, что чувство стыда и его брат еще не были друг с другом знакомы.

— У тебя все получится, — он мягко провел теплой ладошкой по взъерошенным волосам Ловино. — Младший брат верит в тебя! Если хочешь, можешь играть мне, чтобы привыкнуть.

— Спасибо, — Ловино натянуто улыбнулся в ответ и прижал руку брата к своей голове.

— А в остальном все хорошо? — неожиданно поинтересовался Феличиано.

Он чуть склонил голову набок, чтобы Ловино не заметил лукавого блеска в его глазах. Но тот слишком устал и не обратил на это внимания.

— Конечно, — не задумываясь, ответил он.

— Глупый брат, — Феличиано мягко прижал его голову к своей груди. — У тебя никогда не бывает «все хорошо», забыл? Вечно то уроки слишком скучные, то зал слишком грязный, то Тони слишком глупый… — Ловино вздрогнул в его руках, и он остановился. — Вы же не поссорились снова?

— Нет, — Ловино бы и сам себе не поверил.

— Значит, опять, — Феличиано вздохнул и крепче сжал брата в объятиях.

— Не опять, — отозвался тот и добавил чуть тише. — В этот раз по-другому.

Феличиано замолчал, продолжая успокаивающе гладить Ловино, — мягко, почти незаметно, легко — вдохнул любимый запах и почувствовал, даже не поднимая глаз, что он постепенно успокаивается и засыпает.

Он бы и хотел хоть сейчас раскрыть свою аферу, свою ложь, но видел слишком явственно, как сильно Ловино на самом деле переживает из-за какой-то особенно жестокой ссоры со своим Тони. Видел и понимал, что свою любовь к нему братик в полной мере еще не осознал.

Прижимаясь к теплому боку Ловино, Феличиано размышлял о том, что скажет Людвигу, когда придет пора со всем покончить, что будет чувствовать. Ему искренне не хотелось проверять, будет ли он испытывать ту же боль, что и его брат. Он привязался к Людвигу — немножко, только как к старшему другу. Он и обнимал его всегда только как друга, и никакой особой романтики в их отношениях не было. Все рассказы Феличиано сводились к эмоциям, чтобы скрыть отсутствие реально подтверждающих отношения фактов. Ему не хотелось обижать Людвига, но он видел, как тот каждый раз смущается, как обескуражено краснеет, как ему неловко. Видел и понимал, что это вовсе не из-за того, что учитель Мюллер такой застенчивый. А раз так — одному из них обязательно будет больно.

Ловино вздрогнул во сне, что-то неразборчиво пробормотав в потолок, и этим привлек внимание Феличиано. Спохватившись, тот бережно уложил брата на подушки, снял его ботинки, а потом и вовсе раздел. Убедившись, что Ловино по-прежнему крепко спит, он выключил свет и сам прилег рядом. Ложиться спать было еще рано, но Феличиано, заботливо укрыв их обоих одеялом, рассудил, что ради ночи в объятиях брата можно один раз и проигнорировать висящие на шее дела.

__________

¹The Calling — Wherever you will go (восхитительный акустический кавер: https://www.youtube.com/watch?v=s_BU8YCjV1M)

========== Действие третье. Явление III. Соломинка для утопающего ==========

Явление III

Соломинка для утопающего

— Просто кто-то не умеет адекватно реагировать на критику, разве я в этом виноват? — заявил Скотт, вальяжно развалившись на мягком кожаном диване.

— С каких пор оскорбления стали называться критикой? — Артур аристократично приподнял брови.

— Да ты еще и от жизни отстал… Безнадежный случай.

— Безнадежен из нас двоих только ты.

— Вот видите, он первый переходит на личности, а я совершенно чист! — Скотт картинно развел руками.

— Что за детский сад? «Он первый начал, его и накажите»… — передразнил Артур.

— А я что? Я за справедливый суд, — невозмутимо откликнулся Скотт.

— Но в драку-то первым ты полез.

— Ой, «что за детский сад»? Это я, что ли, первым ударил себя по лицу?

— Ты меня толкнул! — Артур едва не задохнулся от возмущения.

— Случайно задел плечом. Или тебе и этого хватило?

— Я видел, как ты ухмылялся! С такой мордой нельзя задеть «случайно», — в порыве праведного гнева добавил он.

— Давай, скажи еще пару ласковых о моем лице. Что, хорошо его разукрасил сегодня? — тут же среагировал Скотт.

— Прекрасно! Стало не так заметно, что ты мой брат, — скривился Артур.

— Не помню, чтобы ты выщипывал мне брови.

— Оставь в покое мои брови! Больше аргументов не осталось, да?

— Да их тысячи! Только ты же не умеешь адекватно воспринимать критику, что с таким ограниченным спорить? — с видом победителя Скотт снова откинулся на спинку дивана.

— Засунь себе свои аргументы туда же, куда вставляешь своим пассиям! — Артур, наоборот, вскочил.

— Ой, посмотрите-ка! Кто-то ревнует! Что, соскучился по братику?

— Да как ты смеешь говорить об этом?.. — начал было он.

— Бла-бла-бла, — Скотт сопроводил каждое «бла» соответствующим движением руки. — Какой же ты предсказуемый с этой театральщиной! Набрался от своего французишки, а?

— Хватит уже! — повысил голос Артур.

— Нет, не хватит! — перебил его Скотт, тоже поднявшись с дивана. — Мне вот интересно, чего ты еще от этого хастлера¹ набрался?

— Ты!.. — Артур схватил его за ворот рубашки.

— Эй-эй, полегче, я ведь и ударить могу! — тот дернулся, высвобождаясь.

— Пошел ты, — плюнул Артур.

— Соси, — Скотт замахнулся для удара.

— Успокойтесь оба! — обмен любезностями прервал Экхарт, поднявшись из-за стола.

Его слова не возымели ровно никакого эффекта: Скотт все равно ударил, и Артур, конечно, в долгу не остался. Не прошло и трех минут с тех пор, как оба Керкленда оказались в кабинете Экхарта из-за драки в коридоре, а они уже снова сцепились.