Сентябрь, особенно первые две недели, прошел в суматохе и беготне — все готовились к школьному фестивалю. День, когда закрытая школа, подобная «Кагами», впускает в свои стены любого желающего, имел большое значение для бюджета, а директор ради него мог мир перевернуть, не то что заставить богатеньких избалованных мальчишек немного потрудиться. Драмкружку тоже пришлось напрячься и закончить подготовку первого действия «Снежной королевы». Только первого — потому что их специально попросили уложиться в каких-то десять минут, что вызвало у Артура очередной истерический приступ неконтролируемой ненависти. Он бушевал и рвал волосы на голове, пугая всех собравшихся, и только Франциск смог его успокоить — после этого Артур битый час сидел и безэмоционально сверлил глазами стену.
После фестиваля пришел октябрь с первым похолоданием и редкими еще дождями. Спортивный фестиваль ребят из драмкружка не заинтересовал, хотя Альфред и уговорил всех сходить на футбольный матч. Сам Ловино не видел в спорте чего-то прекрасного — он мог поднимать тяжести, неплохо справлялся на физкультуре и ему этого хватало. Почему вышло так, что ничего из этого не мог его любимый брат, Ловино не знал. Не знал, но справедливо предполагал, что это все из-за его же постоянной опеки: Феличиано просто никогда не видел необходимости укреплять свое тело, ведь во всем мог положиться на него. Испытывая непривычные противоречивые чувства, в народе называемые угрызениями совести, Ловино каждый раз смотрел на хрупкое тело брата и задавался вопросом: как он может иногда бегать чуть ли не лучше всех в параллели, а в другие дни — едва плестись в цепочке отстающих.
Этим прекрасным утром, поющим славу грядущим свершениям, Ловино проснулся от приглушенных голосов. Оглядев комнату сонным взглядом, он не обнаружил Феличиано на положенном месте, а потому, вскочив на холодный пол как был — в одном белье, — мгновенно вылетел в коридор. Его брат, уже одетый в школьную форму, разговаривал с Гаем. Судя по серьезному выражению лица, в этот раз он разговаривал с Феличиано не как дедушка, а как директор. Заметив Ловино, замершего в дверном проеме, он быстро попрощался с любимым внуком, хлопнул его по плечу, ободряя, и, бросив напоследок сочувственный взгляд, вышел вон. Ловино, недовольно скривившись, подошел к брату.
— Зачем он приходил? — поинтересовался он, бросив на Феличиано любопытствующий взгляд.
— Ве-е? Сказать «доброе утро» любимому внуку, — беззаботно улыбнулся тот, почти идеально скрывая неискренность.
— Ты, может, и научился неплохо врать, — нахмурившись, строго сказал Ловино, — но я, к твоему сожалению, видел, как он тут строил из себя святошу. Выкладывай.
— Я все сказал, — глупая улыбка не желала сползать с лица Феличиано, но между бровей пролегла едва заметная складочка.
— Значит, это из-за физкультуры? — маска нерушимого счастья дрогнула лишь на секунду, но этого Ловино вполне хватило, чтобы убедиться в своей правоте. — Опять не получается на занятиях выполнять минимальные нормы? — он дождался, пока брат тихонько кивнет. — Что говорит твой гребаный физрук?
— Учитель Мюллер предлагает свою помощь, но…
— Попробуй, — перебил Ловино. — Просто попробуй позаниматься с ним немного, он действительно мастер своего дела, раз Гай взял его на работу, — как ни была сильна его неприязнь лично к Людвигу, он признавал его, как прекрасного учителя для брата.
— Ты не понимаешь! — повысил голос Феличиано. — У меня кружок рисования. Я не могу его бросить!
— Не каждый же день! — Ловино начал раздражаться: мало того, что он прилюдно признал талант Людвига, так теперь еще и Феличиано решил показать характер. — Чередуй, в конце концов. Не хочешь же ты вылететь из «Кагами» и вернуться к родителям в Италию?..
— Не хочу, — закусив губу, прошептал тот, и его неожиданно севший голос произвел на Ловино тот же эффект, что и ведро ледяной воды, вылитое на голову.
— Ты не переживай так, — Варгас подошел вплотную к брату, рукой осторожно касаясь его щеки. — Все получится. Старший брат верит в тебя. Только не надо плакать, хорошо? Это того не стоит.
— Братик! — Феличиано обхватил шею Ловино руками и все-таки дал волю слезам.
Он прекрасно понимал, что ему нужно заниматься с учителем дополнительно, но отказаться из-за этого от рисования, от своего единственного спасения — мог ли? Вся эта ситуация давила на Феличиано. С каждым днем, с каждым упоминанием этого, с каждым уроком физкультуры — ему становилось все хуже и хуже. Он чувствовал себя совершенно разбитым, уничтоженным. У него пытались отнять все, чем он жил, а он даже не понимал, почему все это происходит именно с ним. Ведь он же просто хотел рисовать и всегда быть с братом! Так почему обязательно столько страданий? Почему если любовь — то безответная, если учеба — то неуд по физкультуре, если рисование — то пару раз в неделю? А еще эта улыбка — всегда и везде, — потому что братик не должен беспокоиться.
***
Феличиано стоял перед входом в спортивный зал «Кагами», неловко сминая в руках краешек рубашки. Людвига он боялся. Он не вызывал у Варгаса ни доверия, ни хоть какого-то человеческого сочувствия. Он всегда был спокоен, строг, но справедлив — как будто выдрессированный тигр, он умел всегда держать себя в руках, независимо от ситуации. Людвиг был чем-то похож на робота: такой же холодный и идеальный во всем. Это и пугало Феличиано больше всего — он привык видеть людей в призме эмоций, своих и чужих, он привык чувствовать мир, а Людвиг — анализировал, как совершенный компьютер.
Наконец, вспомнив взволнованные глаза брата, его волнение, его чувства и его просьбу, Феличиано собрал волю в кулак и этим самым кулаком постучал в закрытую дверь. Ответа не последовало, поэтому он, толкнув ее, заглянул внутрь — зал был совершенно пуст, и только открытая дверь тренерской говорила, что здесь кто-то есть. Шаги Феличиано гулко отзывались в звенящей тишине, пока он, стараясь ступать как можно мягче, приближался к кабинету Людвига. Учитель сидел за столом, заполнял журнал: идеально ровная спина, ноги согнуты под прямым углом, лист наклонен на…
— З-здравствуйте, — промямлил Феличиано, то краснея, то бледнея от волнения.
— Добрый день, — Людвиг оторвался от своего занятия и бросил на Феличиано нечитаемый взгляд. — Чем могу помочь?
— Вы… Ну, вы говорили, что… Эм… Позанимаетесь со мной… — Варгас медленно отходил назад, надеясь, что Людвиг скажет, будто у него есть дела поважнее, и зачет он поставит и так, лишь бы Феличиано отстал.
— Ах, да! — лицо Мюллера просветлело, он поднялся из-за стола, разминая пальцы. — Я рад, что ты все-таки решил начать тренировки. С твоими успехами следующий экзамен ты не сдашь, но я смогу оценить хотя бы твои старания.
— Ве-е… Э… Спасибо, — пискнул Феличиано. — И когда… будут тренировки?
— Если ты пришел, то, думаю, первый раз можно попробовать и сегодня, — предложил Людвиг.
— Да, действительно, — нехотя согласился Варгас.
— В дальнейшем приходи, когда захочешь. После занятий я обычно задерживаюсь в зале еще на час-полтора, так что ты всегда сможешь найти меня здесь или в учительской, — Людвиг вежливо улыбнулся и назидательно добавил: — Но помни, что тренировки дают результат, только когда они регулярны.
— Хорошо, я понял, — Феличиано дружелюбно улыбнулся, и это заставило Людвига слегка покраснеть.
— Переодевайся в спортивную форму, я подожду тебя в зале, — учитель вышел, прикрыв за собой дверь, и Феличиано остался в кабинете один.
Во время переодевания он подумал, что Людвиг оказался совсем не таким страшным, как виделся раньше. Он вежливо улыбался, краснел, пытался помочь… Он все-таки был живым человеком! Варгас счастливо улыбнулся: видимо, жизнь все-таки была не так несправедлива к нему, как казалось вначале. Может быть, у него даже получится подружиться с Людвигом?
— Начнем с разминки, — Мюллер подошел к Феличиано, чтобы продемонстрировать необходимые упражнения.
Махи руками, повороты и наклоны головы, торса, приседания, растяжка ног, разминка кистей рук и ступней, пять кругов по залу легко бегом, на корточках, с подскоками… Спустя пятнадцать минут Феличиано уже выдохся, а вот Людвиг был, кажется, очень доволен и бодр, как будто нудные упражнения приносили ему удовольствие. Затем он заставил Варгаса минуту работать со скакалкой, потом такое же время поднимать пресс и отжиматься. За каждое падение на пол Феличиано получал штрафные пять секунд — из-за этого выполнение упражнения сильно затянулось, и Людвигу пришлось пока простить ему эту неудачу. Далее он отвел Феличиано на стенку для выполнения упражнений по поднятию ног и подтягиваниям. К концу занятия, когда Людвиг решил, что для первого раза будет достаточно, и дал Варгасу позаниматься с мячом, тот готов был упасть и умереть прямо на месте. Все-таки, работая в группе, он частенько отлынивал от выполнения всех этих утомительных упражнений, а сейчас, когда взгляд учителя был устремлен только на него, приходилось делать абсолютно все и по максимуму.
