Он его не любил, но и Феликс никогда не говорил о своих чувствах. Их устраивали такие отношения. Может, Лукашевич и не мог дать Гилберту всей той любви и нежности, которыми его окружал Ваня, но ему нужен был Гил. Это подкупало, создавало иллюзию счастья, в которой хотелось раствориться, и Байльшмидт забыл о том, о чем забывать не стоило.

У их отношений не было будущего.

И, конечно, мир не упустил сладкой возможности как можно больнее напомнить ему об этом. «Я Куро Карасуба, новый учитель естествознания, и теперь буду жить с вами. Позаботьтесь обо мне». Еще и Торис этот…

Гилберт взглянул на часы — стрелки медленно двигались к двум, и он решил, что сеанс самоуничижения можно считать оконченным. Если Иван и Куро еще не закончили, он сможет просто проскользнуть мимо них в свою комнату и закрыться там до утра, как будто ему снова семнадцать, и он живет в общежитии с каким-нибудь отпетым ловеласом. Гил расплатился за пиво, надел куртку и вышел из бара. Морозный воздух обхватил его лицо в свои ладони, и тонкая кожа мгновенно пропустила холод внутрь — Гилберт зябко поежился. По пути он заглянул в круглосуточный супермаркет — обычно он закупался в продуктовом отделе торгового центра, но иногда забегал и сюда — и взял самый дешевый виски.

Блок встретил его тишиной — Гилберт даже порадовался, что не услышит всего происходившего между Куро и Иваном, вернись он на полчаса раньше. Хорошо, что у него всегда был повод выпить. Он скинул куртку, ботинки, поднял с пола пакет с нехитрыми покупками и прошел в кухню, щелкнув выключателем. Свет на несколько секунд ослепил его, но когда Гилберт привык, то сразу же столкнулся с внимательным изучающим взглядом.

— Ты долго, — улыбнулся Иван.

Гил едва не выронил пакет — спина мигом покрылась испариной, а ладони стали скользкими. Ему от самого себя было противно, но Гилберт ничего не мог поделать — подсознательно он все еще боялся Ваню.

— Я ждал тебя, чтобы попрощаться, — объяснил тот, заметив его реакцию. — В прошлый раз так и не смог решиться.

— А теперь трахнул моего соседа и сразу сил прибавилось, — сглотнув, криво ухмыльнулся Гилберт.

— О чем ты? — Ваня улыбнулся такой привычной, полной детского непонимания улыбкой. — Мистер Карасуба показал мне свои исследования и предложил совместный проект. Идея показалась мне интересной, так что я согласился.

— И все?

— Гил, — Брагинский рассмеялся. — Не все люди думают только членом.

— Ох, и как же я мог забыть, — вспыхнул Гил, — некоторые ведь предпочитают валить все проблемы на свое альтер эго.

Он знал, что эти слова больно заденут Ваню — и он хотел, чтобы тому было больно. Хотя бы немного, тенью той боли, которая все это время была с Гилом.

— Ауч, — Иван прикусил губу. — Это было довольно подло.

— Сбегать, не попрощавшись, тоже, — Гил выудил из пакета виски и поставил бутылку на стол.

Он поймал удивленный взгляд Брагинского и только пожал плечами.

— Мне жаль, что так вышло, — тот подошел к шкафчику и выудил из него два стакана, пока Гил доставал из холодильника оставшуюся еще с празднования Рождества шоколадку. — Я сбежал, как последний трус, но и тебе тогда было не до меня.

Он выразительно хмыкнул и поставил стаканы на стол. Гилберт молча разлил виски.

— Как в старые добрые, — прокомментировал Ваня.

— Слушай, Брагинский, — сделав глоток, Гил задумчиво поднял на него глаза. — Зачем ты вообще приехал?

— Не мог же я отказать твоей просьбе, — невинно пожал плечами тот.

— Мог, — отрезал Гилберт. — И должен был. От тебя всего-то и требовалось — написать вежливое письмо, что ты, мол, слишком занят и не можешь нанести визит.

— Тогда вот тебе честный ответ, — ничуть не смутившись, Ваня пристально посмотрел в глаза Гила. — Я хотел поговорить с тобой.

Гилберт допил свой виски и налил новую порцию. Иван последовал его примеру. Он ждал ответа, но Байльшмидт не знал, что сказать. Все смешалось и стало настолько странным и непонятным за это время: год назад он бы многое отдал, чтобы вот так посидеть с Ваней на кухне посреди ночи, но теперь это было… непривычно — только и всего.

— Ну, говори, — вздохнул Гилберт.

— Гил, — Ваня устало потер глаза. — Давай не будем начинать. Я не хотел мешать твоему счастью. И боялся смотреть тебе в глаза, потому что мои воспоминания не исчезли вместе с Иваном. Думаешь, это было легко?

Гил промолчал, уткнувшись в виски. Конечно, он не думал, что Ване было легко. Гилберту было стыдно, что он не был с ним рядом в эти дни, он чувствовал себя ужасно неловко, как школьник, которого отчитывают на глазах всего класса.

— Но теперь это все в прошлом, — тепло улыбнулся Ваня. — Я нашел новых друзей, которые помогли мне справиться с трудностями. Есть люди, на которых я всегда могу рассчитывать. Так что теперь я хочу только извиниться перед тобой — и отпустить.

— Извиниться? — губы Гилберта дрогнули.

Ему совсем не нравились Ванины слова. Ему не хотелось его отпускать. Ваня — снова, спустя столько времени — был здесь, с ним, улыбался как ни в чем не бывало, в его глазах не было маниакального аметистового блеска и страха перед неизвестным чудовищем. И он просил Гилберта просто отпустить его?

— За всю боль, которую причинил тебе, — кивнул Брагинский. — Мне жаль.

Гил избегал смотреть на него. Он налил себе еще виски, хотя чувствовал себя и без того достаточно пьяным. Хотелось плакать, но слез не было.

— Значит, ты счастлив? — спросил он.

Какое-то время Ваня молчал — Гил видел, как поднимается его полупустой стакан, а потом снова заполняется жидкостью.

— Наверное, — тихо ответил Иван, сделав несколько глотков. — А ты?

— Конечно, — тут же оскалился Гилберт — он ждал этого вопроса и не собирался давать на него другой ответ, даже если на самом деле чувствовал себя совершенно иначе. — Это же великий я.

Он все еще не хотел смотреть на Ваню, но если бы он струсил и в этот раз, тот бы точно раскрыл обман. Брагинский выглядел растерянным и печальным.

— Вот как, — он опустил взгляд. — Это хорошо.

— Где ты пропадал все это время?

Не то чтобы Гилберту было интересно — было, конечно, но не до такой степени, — просто хотелось перевести тему на что-то более приятное. Сеанс самоуничижения он закончил еще в баре.

— В одной из московских клиник, которая за небольшую сумму согласилась не подвергать мою болезнь огласке, — с благодарной улыбкой откликнулся Иван. — Мое возвращение на родину и так вызвало переполох в некоторых кругах.

— Вылечился?

— Скажем так: закрепил результат, — пояснил Брагинский. — По большей части я пошел туда из-за Наты — ей действительно требовалась помощь квалифицированного специалиста.

— Что за Ната? — вскинулся Гил — слушать про новую подружку Вани не хотелось, как и про их семейное счастье.

— Ревнуешь? — рассмеялся Ваня. — Ната какое-то время была мною одержима. Мне больших трудов стоило найти ее и уговорить начать лечение, но это была лишь малая плата за все проблемы, которые у нее были из-за меня, — Гил вопросительно приподнял брови, и Иван пояснил. — Она страдала кратковременными провалами в памяти, временами не контролировала свое тело, видела галлюцинации и не могла заснуть без ножа.

— Что-то мне это напоминает, — усмехнулся Гилберт.

— Ага, — легко согласился Ваня. — Она показала мне, как я выгляжу со стороны. И потом мы вместе заново учились жить в обществе.

Гил наполнил их стаканы новой порцией виски — бутылка почти опустела и только на донышке плескались драгоценные капли алкоголя. Их Гилберт выпил прямо из горла, а бутылку поставил под стол.

— Кстати, именно она клала мне в карман записки с именами твоих любовников, — улыбнулся Ваня. — Она писала их своей кровью.

Байльшмидт поперхнулся виски, и Иван расхохотался, глядя, как он пытается прийти в себя.

— Шутишь, что ли?

— Ничуть, — отсмеявшись, выдохнул он. — Она же держала меня в страхе столько лет.

— И теперь ты называешь ее своим другом? — Гилберт залил удивление новой порцией алкоголя. — После такого?