— Учитель Ван!

На полпути тот, наконец, услышал крики и его глаза расширились от удивления, когда он увидел, кто именно идет навстречу. Обрадовавшись, что его заметили, Йонг Су немного ослабил хватку, и Кику, немедленно этим воспользовавшись, вырвался на свободу. Нет, только не сейчас, когда все почти получилось!

— Кику? — Им обернулся и посмотрел на Хонду самым умоляющим взглядом, на какой только был способен.

Ну же, доверься мне! Я обещаю, что все будет хорошо. Прошу, только…

— Мне жаль, Йонг Су, — покачал головой Кику. — Я не могу.

И с этими словами он затерялся в толпе. Им пробовал звать его, искал глазами и даже дернулся броситься следом, но…

— Ты в порядке, ару? — Яо сам приблизился к Йонг Су.

Он выглядел обеспокоенным и немного печальным, но пытался скрыть свое разочарование. Им вздохнул: никудышный из него вышел помощник.

— А вы, учитель?

— Я уже привык, ару, — беспечно отмахнулся Яо. — А вот у тебя, кажется, теперь испорчен вечер.

— У него тоже, — Йонг Су опустил глаза в землю. — Я повел себя просто ужасно, и он, наверное, чувствует себя преданным. И таким одиноким…

Ван Яо похлопал его по плечу.

— Думаю, тебе стоит извиниться за это, ару. Но сейчас, когда эмоции еще бушуют, он вряд ли сможет принять твои извинения.

— Вы правы, учитель, — через силу улыбнулся Йонг Су. — Сделаю это завтра. Уверен, — он вдруг вспомнил полные боли и страха глаза Кику, прежде чем тот сбежал, — он понимает, что я хотел как лучше.

Глаза Кику просили Има о помощи.

— Ты ведь его друг, — кивнул Яо, слабо улыбнувшись в ответ.

— И ваш тоже, — добавил Йонг Су. — Не волнуйтесь, я обязательно найду способ вас помирить.

— Не беспокойся об этом так сильно, ару. Я справлюсь со своими проблемами, а ты — разберись сначала со своими.

Яо был ниже и выглядел совсем молодым, но его слова звучали по-взрослому. И почему он смотрел на Йонг Су так, словно знал что-то, о чем тот даже не догадывался?

— Конечно, учитель, — Им шутливо отдал Яо честь.

— Тогда, ару, составишь мне компанию? Сейчас самое время опускать фонарики на воду, и у реки, должно быть, очень красиво.

Йонг Су не смог отказаться — ради этого зрелища ведь он и пошел на Обон.

Удобнее всего фонарики опускать было с берега, поэтому пешеходный мост, ведущий напрямую в парк, не был слишком забит людьми. Яо и Йонг Су выбрали себе свободный участок под фонарем с зелеными полосками и иероглифом «счастье». Под ними вдаль по реке уплывали тысячи огней — самых разных. Самодельные фонарики из белой и цветной бумаги, круглые красные, покупные, на красивых подставках, и с более ярким оформлением — их всех уносило течением.

Дым от благовоний и специальных палочек из тростника в первый день праздника указывает духам путь в мир живых. Усталые и забывшие себя, они находят приют у алтаря, вкушают подношения, нежатся на лучших постелях и отдыхают от забот. В семье, где их помнят и любят, они и сами вспоминают, кем когда-то были. А в последний день Обона огни фонарей ведут духов обратно в их мир, к трудностям и препятствиям, которые они смогут преодолеть, — потому что точно знают, что где-то их ждут.

__________

¹ Якисоба — это лапша из гречневой муки, обжаренная с мясом и овощами под острым соусом.

² Такое печенье называется тайяки, и вы наверняка не раз видели его в аниме.

³ Это традиционный японский танец на Обон. Если хочется немножко упороться, автор рекомендует пересмотреть эндинг «Мира в белом».

========== Действие двенадцатое. Явление II. Благими намерениями ==========

Явление II

Благими намерениями

— Нет! — делая шаг на сцену, воскликнул Артур. — Нет, нет, нет и нет! Так ты никогда не добьешься успеха.

Он остановился возле Ториса — до его появления тот стоял рядом с мольбертом и покусывал кончик кисточки, разглядывая изображенный натюрморт. В ответ на слова Артура Торис удивленно повернулся к нему и спросил:

— Отчего же?

— У тебя есть и мастерство, и талант, и честность. Но искусство твое слишком обыденно. В салоне, где выставлена тысяча картин, твои работы не привлекут сонного зрителя, — Артур вздохнул и отвернулся от картины. — Нет, успеха ты не добьешься.

Альфред, когда читал эту реплику, всегда делал по-идиотски скорбное выражение лица, и Артур нещадно его за это гонял: заставлял повторять до тех пор, пока у Джонса язык не начнет заплетаться. А теперь вот он поймал себя на мысли, что и сам перебарщивает с драмой. Ну серьезно, его герой — успешный писатель, какое ему дело до судьбы одного знакомого художника?

Артур прогнал лишние мысли: сейчас ему следовало сосредоточиться на постановке, если он не хотел окончательно ее испортить. Пауза после ответной реплики Ториса и так затянулась. Керкленд поспешил исправить положение: напомнил герою Ториса о бедности, в которой тот живет, надавил на больное — жену и трех голодных детей.

— Скажи мне, Пьер Душ, каким способом ты полагаешь выбиться из толпы безвестных неудачников? — закончил он.

— Трудом, — Торис добавил пару мазков на картину. — Правдивостью моего искусства.

Рассмеявшись, Артур хлопнул его по плечу и подвел ближе к краю сцены, вдохновляя своим монологом об искусстве и диких выходках, которые так ценит современная публика. Альфред рассказывал так, что Артур и сам хотел ему верить, пусть это и была всего лишь постановка. Керкленд, в противовес ему, делал свою речь более едкой и ироничной, мол, смотри, какая нелепица нравится нынешним ценителям прекрасного.

Его прервал Феликс — в нежном шелковом платье фиалкового цвета и с копной золотых волос до пояса. Зал сопроводил его появление восхищенными вдохами, кто-то попытался даже выкрикнуть нечто нецензурное, но был вовремя остановлен — то ли соседями, то ли бдительными учителями. Феликс прощебетал что-то про выставку африканского искусства: «Какая экспрессия! Какой полет!» и, отпустив снисходительный комментарий по поводу натюрморта Ториса, упорхнул за кулисы.

— Вот видишь, — махнув ему вслед, сказал Артур.

— Я сдаюсь, — Торис рухнул на диванчик посреди сцены.

Он закурил трубку и посетовал на жизнь: грозился уйти в юристы или страховые агенты, проклинал день, когда решил стать художником. Артур же в это время задумчиво бродил по своей половине сцены. У его героя созрела отличная идея, которую он и поспешил озвучить Торису.

— А всякий раз, когда тебя попросят что-нибудь объяснить, ты, не торопясь, молча зажги свою трубку, выпусти облако дыма в лицо любопытному и скажи вот эти простые слова: «А вы когда-нибудь видели, как течет река?»

Торис встал со своего места и подошел к Артуру — теперь внимание зрителей было приковано к ним, и остальные могли быстро поменять декорации, не слишком отвлекая публику. Артур объяснил, что эта фраза не значит ровным счетом ничего — зато как они утрут потом нос всем «ценителям»! Они с Торисом пожали друг другу руки и разошлись в разные стороны — Лоринаитис спустя мгновение вновь появился на сцене, но теперь уже в окружении картин и поклонников, а Артур позволил себе немного передохнуть.

Короткая постановка по рассказу Андрэ Моруа, которую они начали репетировать еще весной, отняла у него слишком много сил и нервов с началом нового семестра. До дня открытых дверей, над которым так трясся директор Кассий, оставалось меньше двух недель, а актеры забыли все свои реплики, бродили по сцене, как неприкаянные, и отчаянно отказывались друг с другом взаимодействовать. Артур не успевал удивляться, как сильно драмкружок изменился за лето.

Сперва он наивно обрадовался, увидев, что Торис и Феликс больше не избегают друг друга. Эта парочка была его надеждой на счастливое будущее драмкружка, и восстановление былой дружбы вселяло некоторую уверенность. Но ровно до того момента, как им пришлось взаимодействовать на сцене. Кто бы мог подумать, что даже случайное прикосновение будет вызывать у обычно легкомысленного Феликса такую непривычную реакцию? Он начинал краснеть и запинаться, и не мог и двух слов связать без междометий, а Торис, вместо того, чтобы спасать ситуацию, извинялся и делал все еще хуже. Артур прикрывал глаза ладонью в известном жесте и, наверное, в семнадцатый раз за час командовал: «Заново».