Соня обняла ее поверх полотенца и вдохнула аромат мужского геля для душа. Наташа даже волосы помыла с ним, и от них запах был намного сильнее. Соня чуть отвернула голову, чтобы не думать об Иване каждый раз, едва делала вдох, но это помогало мало. Мыслями она все еще была там, рядом с ним, рядом с Наташей.

— А что, если касается? — тихо прошептала она ей на ухо.

Наташа вздрогнула, но не отстранилась, позволяя подруге крепче прижаться своей грудью к ее спине. Соня вела себя странно и, зная ее, Арловская могла бы с уверенностью заявить, что та близка к истерике. Но в ее голосе не было знакомых ноток пробивающихся слез — только интерес и опасения. Это было неправильно и нелогично, такая Соня пугала Наташу, заставляла ее чувствовать себя неуютно.

— Если так, я сделаю все, чтобы больше это нас не касалось, — помолчав, ответила она.

Соня положила свою голову ей на плечо и хмыкнула. Наташа притихла, даже не пытаясь вырваться. Глаза Сони были закрыты, и ее ресницы подрагивали, а на губах играла слабая улыбка. Наташа хотела спросить, почему она ведет себя так, но не могла заставить себя произнести хоть слово.

— Ты поцеловала меня, — вдруг сказала Соня.

Наташа дернулась, вырываясь из объятий, и едва не зашипела, как сердитая кошка. Ее щеки горели, она судорожно пыталась вспомнить хоть что-то подобное, но в ее памяти всегда был только Ваня. Возмущение переполняло ее, она злилась на Соню, но была слишком смущена и ошарашена, чтобы говорить и спрашивать.

— Это было очень давно. Ты, конечно, этого не помнишь, — она осторожно дотронулась до волос Наташи, чтобы успокоить ее. — Ты ведь вообще плохо помнишь то время, когда Иван уехал.

Наташа помнила. Помнила, как надеялась поначалу, что Ваня просто отдыхал где-нибудь, помнила его однокурсницу, ее удивленный взгляд и слова о том, что он перевелся. После этого в ее голове был плотный, непроглядный туман. Что она делала, как жила все это время — ей рассказала Соня, но уже много позже. Следующим воспоминанием, после того, как она узнала, что больше не сможет видеть Ваню каждый день, было пробуждение. Она открыла глаза и поняла, что уснула за компьютером. Все тело ныло, глаза болели, а на экране мельтешили бесполезные ссылки с упоминанием любимого имени. Наташа испугалась, но в это же время проснулась Соня, и вместе они справились с этим. С тех пор отражение в зеркале иногда вело себя не совсем так, как положено отражению, и Наташа не могла вспомнить, что делала в определенные моменты времени, но больше никогда это не длилось так долго.

— Это была глубокая ночь, ты сидела за компьютером, а я принесла тебе кофе, — продолжила Соня. — Ты откинулась назад, протянула ко мне руки, а когда я наклонилась — поцеловала меня.

— Ты не рассказывала об этом раньше, — смутившись, пробормотала Наташа.

Она должна была кричать и возмущаться, но вместо этого чувствовала жгучий стыд и неловкость. Соня улыбалась и осторожно гладила ее по голове, от каждого ее прикосновения в груди становилось теплее. Почему-то с Соней это не казалось неправильным. Она была для Наташи как сестра. Они всегда были вместе, и даже когда Наташа сбежала в Японию к Ване, Соня последовала за ней. Она была для нее самым близким и родным человеком, и поцелуй с ней не был чем-то отвратительным.

— Я знаю, что ты любишь Ивана. Но тебе стоит также знать, что есть человек, который любит тебя.

Соня остановилась, и Наташа шагнула к ней. Их взгляды встретились, Арловская протянула руку и осторожно прикоснулась к шее своей подруги. Она хотела что-то сказать ей, но, оказавшись так близко, поняла, что слов просто не хватит. Единственное, что Наташа знала — она действительно хочет этого сейчас.

Закрыв глаза, она нашла губы Сони своими губами, и ненадолго замерла в таком положении. Когда Наташа готова была отстраниться, Соня приоткрыла рот и слегка углубила поцелуй. Ее губы были мягкими и влажными, их прикосновения вызывали ураган эмоций в груди, и Наташа едва могла дышать, потому что перед глазами вдруг предстал Ваня, а его запах от ее тела и волос только укреплял это впечатление. Ваня целовал ее, прижимал к себе, гладил. Ваня был так близко и позволял ей целовать себя в ответ, обнимать и тереться. Ваня…

Влага под пальцами, когда Наташа прикоснулась к щеке, вернула ее в чувства. Она открыла глаза и хотела тут же отстраниться, но вид Сониных слез, которые та старательно пыталась спрятать, заставил ее замереть и не двигаться. Но Соня всхлипывала, слезы никак не останавливались, а ее руки дрожали и были уже все мокрые.

— Тише, — Наташа погладила Соню по голове, и улыбнулась. — Почему ты плачешь?

— Не нужно делать это из жалости, — всхлипывая, ответила та. — Думаешь, я не знаю, кого ты видишь, когда закрываешь глаза?

Наташа стыдливо отвела взгляд и покраснела. Она действительно хотела поцеловать Соню, когда стояла так близко и смотрела на ее губы, но все ее мысли всегда принадлежали Ване.

— Ты говорила, что это болезнь и наваждение. Что человек не может любить другого человека своего пола, — Соня уже не плакала, но в ее глазах по-прежнему был влажный блеск. — Выходит, и мои чувства ничего не значат?

— Ты — это ты, — вопрос смутил Наташу, но Соня ждала ответа. — Твои чувства… я верю, что они настоящие.

— А что насчет чувств Ивана? — пытаясь скрыть улыбку, Соня опустила голову. — По-твоему, он не может действительно искренне кого-то любить?

— Может, — еще тише ответила Наташа.

— Тогда?..

— Я хочу домой, — она перебила Соню и отвернулась, потому что ее щеки вспыхнули от этих слов.

— А как же Иван? — даже не глядя на нее, Наташа могла сказать, что Соня улыбается.

— Сам прибежит, когда поймет, что теряет, — фыркнула она, гордо вздернув нос.

Она не верила в свои слова, но счастье Сони стоило небольшой лжи. Ее смех и объятия заставляли сердце биться чаще, а стоило только прикоснуться к губам, как сразу возвращались воспоминания о поцелуе. И это позволяло Наташе сопротивляться своим чувствам.

========== Действие девятое. Явление VI. Рождественская история ==========

Явление VI

Рождественская история

Знакомы ли вам ситуации, когда принятое решение расходится со всем, во что вы верите и что любите? Руководствуясь высокопарным «так будет лучше», отказывались ли вы от чего-то действительно важного? Случалось ли вам испытывать свою уверенность в принятом решении, глядя в глаза человеку, который знает правду?

Если вы ответили «нет», за вас можно только порадоваться. Живущие в счастье и благополучии, беспечные дети лета, вам повезло ни разу не столкнуться с врагом, у которого ваше собственное лицо.

Те же, кто ответил «да», могут представить себе всю бурю эмоций, разрывающих душу на части, когда говоришь и делаешь совершенно не то, чего на самом деле желаешь. Ураган противоречий, метания из стороны в сторону, страх, жалость к себе… и хочется кричать, потому что чувства не могут найти иного выхода. Когда, глядя в зеркало, хочется набить самому себе морду, когда ногти впиваются в нежную кожу ладоней, когда прикусываешь губу — до крови, чтобы ее вкус хоть немного отвлек от бесконечной войны в твоей голове. В такие моменты понимаешь, что ты — худший враг самому себе.

Принятое решение кажется одновременно верным и безумно нелогичным, доводы «за» — доводами «против», а граница между плюсами и минусами стирается до тонкой карандашной линии. Сотри ее — и сойдешь с ума.

Но много ли людей действительно — искренне, всей душой — себя ненавидят? Мы можем ненавидеть свои поступки, свою внешность, свой голос или национальность, но вот самого себя, свою суть и естество — ненавидим ли? Люди, в большинстве своем, страшные эгоисты. И, что бы они ни говорили, в действительности они не могут себя ненавидеть. Гормональные перестройки, депрессии, неудачи в отношениях с другими людьми, мода — все это проходит, и тот, кто ненавидел себя «от чистого сердца», вдруг начинает понимать, что он, в общем-то, все делает правильно. Что так — лучше.