А о том, что будет дальше, Феликс думать не хотел. Гил ведь вполне мог вернуться к Ване и начать ту жизнь, о которой в тайне точно мечтал — без измен, без ссор, без Феликса. Не то чтобы он был влюблен в учителя, но ему нравились их встречи, нравилось чувствовать себя нужным хотя бы в те мгновения, пока его пожирают похотливым взглядом или крепко-крепко прижимают к себе, словно бы боясь потерять. И общаться с Гилбертом ему тоже нравилось. Тот был очень простым, хотя и сильно зазнавшимся, его легко было одурачить и легко понять.
С Торисом все было совсем не так. Хотя бы даже понять, почему тот все еще дружит с ним, почему исполняет все капризы, почему делает некоторые абсурдные вещи, Феликс не мог. Ведь он же сам решил поставить точку. Сам сказал, что больше не чувствует того, что было раньше.
Сейчас Феликсу очень хотелось, чтобы Торис оказался рядом, чтобы он принес ему зонтик, потому что чертов дождь уже вымочил до нитки, чтобы побыл рядом, выслушивая бессвязный поток жалоб, чтобы утешил. В трудные моменты жизни Лоринаитис всегда был рядом с Феликсом, всегда помогал ему, и переживать их без него получалось прескверно.
Когда дождь перестал капать на спину и голову, Феликс открыл глаза и хотел посмотреть в небо. Вместо этого его взгляд уперся в темно-синий зонт и того, кто его держал.
— Эмм… Что ты здесь, типа, ну… делаешь? — это и в самом деле было похоже на чудо: стоило ему только захотеть, как Торис оказался рядом, с зонтом и полным теплого внимания взглядом.
— Хотел позвать тебя куда-нибудь, а ты трубку не брал, — Лоринаитис устроился на мокрой скамейке рядом с Феликсом. — Спустился к тебе — а тебя и дома нет, зато окно нараспашку. Я закрыть хотел и заметил тебя в парке. Что-то случилось?
— С-с чего ты, типа, взял? — натягивая глупую улыбку, поинтересовался Феликс.
— Сидишь в парке один под таким дождем — это на тебя не похоже, — пожал плечами Торис, отвечая на улыбку. — Ты можешь рассказать мне, мы ведь друзья, помнишь?
«Ты не устаешь напоминать мне, что мы просто друзья», — с горечью подумал Феликс, тем не менее, сдержав сильный порыв высказаться вслух.
— Типа, да, конечно, — кивнул он и, на секунду задумавшись, выдал: — Я окончательно запутался, Торис. Я не знаю, правильно ли я поступаю, не знаю, как себя вести, не знаю, что думать обо всем этом.
— Всем этом?
— Мы ведь друзья, так? — решительно вскинулся Лукашевич, внимательно вглядываясь в родные зеленые глаза Ториса.
— Конечно, — заверил его тот.
— И останемся ими, что бы я тебе ни рассказал? — продолжал допытываться Феликс.
— Да, — кивнул Торис.
— Пообещай мне! — настоял Феликс. — Пообещай, что, типа, не перестанешь со мной общаться и не изменишь своего отношения, что бы ни прозвучало сегодня в этом парке между нами.
— Я обещаю, Феликс, — терпеливо отозвался Лоринаитис. — Ничто не способно изменить моего отношения к тебе, — тихо добавил он, грустно улыбнувшись.
— Окей, — наконец решился Лукашевич. — С весны прошлого года у меня были отношения, ну, типа, сексуального характера со взрослым мужчиной. На тот момент он уже состоял в постоянных отношениях, но они его не удовлетворяли. За это время мы успели немного сдружиться с ним, так что нас связывала не только постель. По крайней мере, я так, типа, считал, — Торис слушал внимательно, не перебивая, и паузу, возникшую после последнего предложения, заполнил только шум дождя. — Недавно в его постоянных отношениях все стало совсем плачевно. Про его измены узнали, он оказался под постоянным контролем, и встретиться у нас не получалось. А сегодня он меня отшил.
— То есть вы разорвали отношения? — уточнил Торис.
— Типа, не знаю, — вздохнул Феликс. — После этого он рассказал мне о своих проблемах и, наверное, думал, что я утешу его, но я не стал. Наверное, не стоило быть таким прямолинейным? Типа, обзывать его эгоистом и говорить, что он сам во всем виноват. В общем, опять я виноват, как и всегда, типа, вот, — ну тонких губах растянулась неискренняя улыбка.
— Знаешь… — Торис заглянул в зеленые глаза Феликса, и он увидел в его взгляде что-то, чего не видел уже давно. — Ты не виноват, не стоит корить себя. Если бы ты не задел его за живое, он бы не расстался с тобой. Но ты сказал то, чего он боялся услышать, ты высказал его собственные мысли, ты был прав. Может, он и ожидал получить свою порцию утешений, но то, что сделал ты — намного большее.
— Это, типа, почему? — Лукашевич чувствовал себя не в своей тарелке, он не понимал, почему Торис так близко, почему его голос такой тихий и чарующий, почему он смотрит ему в глаза так, как не смотрел с тех пор, как они…
— Ты подтолкнул его к изменениям, и изменениям положительным, — улыбнулся Лоринаитис. — Иногда приходится говорить неприятные людям вещи, чтобы они взглянули на ситуацию другими глазами, в этом нет ничего плохого.
— То есть я не ужасный человек? — усмехнулся Феликс, не надеясь, что Торис поймет отсылку: когда он говорил, что им лучше снова стать просто друзьями, он сказал, что в любви Феликс просто ужасный человек.
— Не ужасный, — подтвердил тот, понимающе улыбнувшись. — Ты замечательный, Феликс.
Он был так близко, что Лукашевич чувствовал дыхание Ториса на своих волосах. Рукой, свободной от зонта, тот сжимал его плечо, иногда проводя по нему большим пальцем.
— Не понимаю! — Лукашевич тряхнул головой, отчаянно глядя на Ториса. — Ты же сам говорил… Я пытался, я правда хотел, чтобы мы остались друзьями, но ты делаешь все это, говоришь такие вещи! Почему, Торис? Зачем ты мучаешь меня?
— Ты знаешь ответ, — прошептал тот, прижимаясь своим лбом к его. — Знаешь, Феликс. Знаешь, что я никогда не прекращал тебя…
Прикрыв глаза, Торис потянулся за поцелуем. Феликс закусил губу, стараясь не разреветься, как девчонка, прямо на месте. Он любил его? Всегда любил? Правда, что ли? Это было слишком неожиданно после всего, да еще и эта ситуация с Гилбертом… Феликс повернул голову, не давая себя поцеловать, а затем, поспешно высвободившись, бросился прочь.
Торис непонимающе смотрел вслед другу. Поступок Феликса оказался болезненным, но, с другой стороны, разве мог он, после всего случившегося, рассчитывать на взаимность?
__________
¹Камо грядеши? (церковно-славянский) — Куда идешь? В переносном значении фраза используется как предложение задуматься, правильно ли человек живет, верны ли его цели в жизни и поступки.
========== Действие восьмое. Явление VI. When dreams come true ==========
Явление VI
When dreams come true¹
Когда, наконец, закончились летние экзамены, и начались каникулы, утро выходного дня выдалось в «Кагами» очень тихим. После стольких бессонных ночей и ребята и учителя больше всего хотели только выспаться. Но Иван, ставший уже не просто голосом в голове, каким-то бесформенным безумием, а полноценной личностью, проснулся рано.
Во сне у него не получалось безраздельно властвовать над телом, приходилось беспрестанно бороться и пререкаться, и он даже не мог иногда решить, когда устает больше — когда спит или когда бодрствует. Потому что несмотря ни на что Ваня все еще держался. В самых дальних уголках сознания, в самых потаенных его участках, где-то там все еще жил тот, кем он был, кажется, давным-давно.
Сохранять себя было трудно, но уже не столько потому, что его преследовал жуткий взгляд из темноты — эта проблема легла на плечи Ивана, а потому что перед глазами постоянно был Гилберт. Тот Гилберт, которого он избивал, тот, кого он оскорблял и насиловал, тот, кто стал совсем чужим. Он слышал все разговоры, видел все синяки и понимал, что после такого они уже никогда не смогут быть вместе, как бы сильно он ни любил своего Гилберта. Просто потому что он не сможет простить себя за все содеянное, если вообще когда-нибудь сумеет побороть Ивана и снова взять контроль над телом.
Этой ночью Ваня убедил Ивана, что им срочно необходим отдых где-нибудь вдалеке от людей. Тот даже почти не спорил — сам понимал, что не видеть какое-то время Гилберта и не чувствовать странный взгляд на спине будет полезно. Даже ему — изначально защитному механизму — было неуютно знать, что за ним постоянно кто-то следит. Однажды, проснувшись ночью, он увидел мелькнувшую за окном тень — слишком большую для птицы. Но и это было не столь пугающим, как появившаяся в его кармане записка: «Женись на мне», написанная кровью.
