— Альфред, — ну, кто еще это мог быть? — А я тебя искал.

— О, привет, Питер, — Джонс, обернувшись, улыбнулся. — А я-то думал, что только Герой может найти такое замечательное место…

— Просто я тоже герой, — пожал плечами Питер, вставая рядом и устремляя взгляд в небо. — Только не супергерой, а пилот гигантского робота.

— Вот как, — Альфред тоже посмотрел на небо. Звезды были, как на ладони, четко прослеживался Млечный Путь и несколько знакомых еще из прошлой, до «Кагами», жизни созвездий. — Красиво здесь…

— Ага, — эхом отозвался Питер.

Ему почему-то расхотелось звать Альфреда назад и начинать трепаться о какой-нибудь ерунде. Тот выглядел весьма подавленным и даже не пытался скрыть это, хотя, может, и пытался, но выходило это у него из рук вон плохо.

— Мэтти и Им так хорошо ладят, — первым разорвал тишину Джонс. — Я рад, что им весело вместе, но, — он усмехнулся, — глупо, конечно, но я их обоих ревную. Им ведь теперь и без меня хорошо…

— Так ты поэтому такой грустный? — Пит заинтересованно посмотрел на Альфреда, а тот аж опешил.

— Конечно! — решительно выпалил он, едва заметно покраснев. — Будто есть еще причины! Мой верный друг и помощник, мой суперагент, вытащивший меня из тысячи передряг, променял экспедицию в заброшенную деревню на посиделки с песнями у костра! — Питер рассмеялся. — Тем более, все остальные друзья тоже нашли себе занятие повеселее…

— А как же я? — возмутился Пит.

— Ты еще слишком мал для таких опасных операций, — нравоучительно заметил Альфред. — И ты не взял с собой своего гигантского робота на случай опасности.

— Да, не подумал, — себе под нос пробурчал Питер. — Тогда почему ты не позвал Артура? Он сидит там со своим зефиром, носом клюет — вот уж кому нечем заняться.

Альфред замолчал, отвернув лицо от Питера. Напоминание об Артуре легко сломало его психологические барьеры, выстроенные за то время, что он любовался небом в одиночестве, и обида вернулась с новой силой.

— Мы в ссоре, кажется, — наконец, тихо ответил он. — Это все… — Джонс снова замолчал, подбирая слова, но вдруг рассердился на себя. — Ерунда все это, Питер, не бери в голову! Пошли в лагерь, а то тебя, наверное, Тино и Бервальд обыскались.

— Точно! — Пит не предупредил их, куда идет, а времени прошло достаточно много. — Скорее, нельзя, чтобы они всех на ноги из-за меня подняли! Вот позор-то будет…

Они побежали к лагерю, стараясь не сломать ноги и не упасть, а когда пришли — у костра осталось совсем немного людей, среди которых Пит заметил своих воспитателей. Попрощавшись с Алом, он подбежал к ним, надеясь, что его не будут ругать, и быстро извинился за непредвиденную отлучку.

Альфред, зевнув, отправился в свою палатку. Она была четырехместная, хорошая, просто замечательная палатка. Но возвращаться в нее ему не хотелось до последнего. Помимо Йонг Су и Мэттью с ним спал Артур — так уж вышло при распределении, — а с ним они договорились поменьше пересекаться. Ал залез внутрь — с тремя взрослыми парнями внутри палатка уже не казалась такой просторной, а когда добавился он, стала даже тесной. Мэтт и Им лежали рядом, лицом к лицу, в противоположной стороне, отвернувшись к стенке, спал Артур, а Альфреду оставалось место между ними. Он поудобнее устроился между чужими спинами и затих, слушая, как сопят его соседи, а снаружи все поет что-то лирическое гитара. Повернув голову набок, Альфред уставился на затылок Артура. Вздохнул. А потом, повернувшись, по-хозяйски прижал его к себе — мол, к черту, терять уже нечего.

Керкленд слабо дернулся для вида, заставив Альфреда ощутимо напрячься, а потом сам придвинулся ближе, своими руками обхватывая его. Сердце у Альфреда резко забилось быстрее, тепло разлилось по телу, и он, уткнувшись носом в светловолосую макушку, счастливо вдохнул родной аромат. Артур повернулся к нему: он казался сонным, но в глазах была ясность. Ал освободил одну руку, чтобы, проведя пальцами по щеке, зарыться ими в растрепанные волосы, а потом потянуть к себе для поцелуя.

Он знал, что наутро снова ничего не останется. Это было бы слишком просто для Артура — вот так вот из-за каких-то ночных нежностей отказаться от своих слов. Альфред не жалел — он просто был счастлив и наслаждался моментом.

========== Действие восьмое. Явление V. Камо грядеши? ==========

Явление V

Камо грядеши? ¹

Это была первая не учебная суббота июня. Занятия в кружках официально еще не были отменены указом Директора, но формально уже прекратились — с понедельника в «Кагами» начиналась неделя подготовки к экзаменам, хотя готовиться к ним большинство ребят начали задолго до этого.

За открытым из-за духоты окном шел дождь, крупные капли иногда попадали на подоконник, рассыпаясь на блестящие осколки. Сейчас дожди шли по всей Японии, и в такой погоде не было ничего удивительного, но, по старой привычке, серое небо внушало странную тоску. Делать ничего не хотелось, а ничего не делать было скучно.

Феликс любил дожди, когда они орошали жаждущую влаги иссушенную землю, он любил те дожди, которых ждешь с нетерпением, которые являлись единственным спасением от ужасной жары. Здесь же они совершенно не спасали. Наоборот, от влаги становилось еще более душно, было буквально нечем дышать, и даже вентилятор не мог помочь.

В очередной раз высунувшись из окна, чтобы хоть немного освежиться, Лукашевич заметил крупногабаритную фигуру под огромным черным зонтом, спешно покидающую территорию колледжа. Опознать учителя Брагинского не составило для Феликса большого труда, в конце концов, он жил на втором этаже и прекрасно видел уходящего человека. Мысли в его голове начали носиться с быстротой молний, и все они стремились к единственному выводу: Гилберт остался один.

В последнее время у них не было шанса встретиться: Байльшмидт постоянно чем-то занимался в колледже или был под присмотром Ивана. Иногда Феликсу казалось, что учитель избегает его, но как-либо подтвердить свои подозрения у него не получалось, да и хотелось все-таки верить в лучшее. Тем не менее, он страстно желал новой встречи с Гилом, и от мысли, что Иван, наконец, оставил его, сладко екнуло в груди. Он, слегка взволнованно, вскочил со своего подоконника и подбежал к шкафу, чтобы одеться. Какие-то штаны — легко надеть и легко снять, — свежая майка, кажется, розовая, хотя черт с ней, с майкой. Феликс снял резинку с волос, провел по ним расческой, придавая презентабельный вид, улыбнулся себе в зеркало, и быстро покинул комнату.

Спустя пару минут он уже стоял возле двери Гилберта, спешно придумывая причину своего визита. Она нашлась довольно быстро, но была достаточно глупой, чтобы Гил обо всем догадался. Хотя… в этом тоже был определенный смысл, потому что давать Байльшмидту тупить и догадываться самому времени не было. Иван мог вернуться в любой момент.

Феликс, наконец, нервно постучался. Вышло достаточно громко, чтобы заставить его оглядеться по сторонам. Ему, конечно, плевать было, что думают обо всем этом незнакомые ему соседи Гилберта, но сейчас он слишком волновался, чтобы об этом помнить. Нескольких мгновений, которые Гил не открывал дверь, оказалось достаточно, чтобы Феликс трижды проклял себя за поспешность и собрался уже убегать, но, не успел он сделать и шага назад, как ключ повернулся в замке с характерным звуком.

— Забыл чего? — ворчливо поинтересовался Гилберт, едва распахнул дверь.

Он, видимо, не ожидал увидеть за ней Лукашевича, потому что уставился на него широко раскрытыми глазами, не говоря больше ни слова. Феликс не отставал, подмечая на открытых участках кожи свежие, синие, и старые, желтоватые, синяки. В школе этого не было видно, потому что Гилберт всегда, даже в самую страшную жару, ходил в закрытой одежде. Для себя Феликс объяснял это тем, что Байльшмидт все-таки альбинос, но истинная причина оказалась куда прозаичнее. Как и то, почему они не встречались больше.

— Это он с тобой сделал? — тихо и растерянно спросил Феликс, потянувшись рукой к одному из синяков на груди Гила, но затем одернул руку.