— Ты даже не знаешь, что такое семья, а предлагаешь ее создать. Что творится у тебя в мыслях, я не понимаю.

— Так расскажи мне. Я никогда не совершаю ошибок дважды.

— Твоя прежняя семья — ошибка? — не веря своим ушам, уточнила Хром. Злость и обида за подругу так и клокотали внутри.

— Скажем так — черновик.

— Боже… с кем я связалась? Знаешь, Кея, теперь Я думаю, что нам не о чем говорить. — Она взялась за ручку двери. Страшно хотелось уйти, просто сбежать из этого места и встать под душ. Было так мерзко, что ее буквально тошнило. Как она могла быть такой дурой, чтобы поверить в то, что в этой семье она сможет что-то изменить? Хибари был непробиваем, и если в работе и сражениях это играло ему на руку, то в обычной жизни приводило лишь к такому исходу. Невозможности с кем-либо сосуществовать.

Хибари снова взялся за ее руку, но она влепила ему пощечину и, сама испугавшись своего поступка, выбежала за дверь.

— Красноречиво, — хмыкнул Кея и, поправив сбившийся галстук, взглянул на часы. Стоило все-таки сходить на базу и проверить, как идет работа.

***

Вечер прошел замечательно. Катсу даже смог позабыть ужасный обед дома, и искренне веселился все время, что они смотрели фильмы. Кен забавно жестикулировал и ругался на героев киноленты, потрясал кулаками и прятал лицо в ладонях в страшные моменты, и наблюдать за ним было так забавно. Мукуро заразительно смеялся над ним, беззлобно подшучивал и украдкой переплетал под пледом их с Катсу пальцы, заставляя его краснеть и смущаться.

Чуть позже, Кен вытащил упаковку пива, и Мукуро даже разрешил Катсу немного пригубить. Тот долго упирался, но в конце концов сдался. Его быстро развезло — еще до того, как ему запретили, и остаток вечера он послужил объектом шуток Кена, сохранявшего удивительную трезвость.

Ему было весело, хотелось смеяться и плакать одновременно — кажется, он так и делал — перед глазами все медленно крутилось, расплывалось, и в голове было пусто-пусто, и глухо, как в бочонке с ватой.

В какой-то момент он выпал из реальности, а потом очнулся уже совсем в другом месте. С трудом оглядевшись, он понял, что они вернулись в квартиру Мукуро.

— Дааа… теперь меня официально можно назвать плохим примером и ужасным учителем, — будто издалека доносился его голос. — Давай-ка, я помогу тебе раздеться.

— Ты знаешь, а я тебя люблю, — заплетающимся языком сказал Катсу, когда с него снимали помятую (отец бы убил) рубашку. Мукуро замер на мгновение, а потом усмехнулся.

— На какие подвиги способен толкнуть алкоголь. Ты поосторожней, а то я тебя так поить каждый раз буду, — пригрозил он, и Катсу отчаянно замотал головой, обнимая его руку.

— Это правда. И алкоголь тут не причем.

Мукуро он начинал немного раздражать, но тело требовало удовлетворения после кошмарной мучительной ночи, и он приподнял его лицо за подбородок, жадно вглядываясь в знакомые черты, в глаза, подернутые пьяной поволокой.

— Заставил ты меня пострадать сегодня, ублюдок, — с улыбкой сказал он, мягко опрокидывая его на постель. Катсу поморщился, но обнял в ответ, глубоко и медленно дыша.

— Мукуро… — протяжно простонал мальчик, и Мукуро накрыл ладонью его рот, вновь сбиваясь с нужного настроя. Он закрыл глаза, представляя настоящий объект страсти, и прижался губами к открытой шее Катсу, скользнул вниз, к ключицам и медленно вздымающейся груди.

Он оторвался ненадолго, чтобы расстегнуть ремень и брюки, и, дрожа от нетерпения, раздвинул его ноги. Желания распыляться на телячьи нежности у него не было, да и Катсу совсем было не до этого, так что он безо всяких прелюдий вошел в него, с силой сжимая остро выступающие косточки таза. Катсу вскрикнул, хватаясь пальцами за скользкие простыни, и испуганно уставился на него уже прояснившимся взглядом.

— Тихо-тихо, — ласково прошептал Мукуро, склоняясь к нему и неторопливо протискиваясь глубже. Катсу скулил и болезненно мычал, мучительно сведя вместе брови, но, тем не менее, не сопротивлялся, обнимая его, выгибаясь и прижимаясь теснее. Хотелось отстраниться от него, необходимо было видеть его лицо, потому что его голос отвлекал, сбивал, раздражал. — Хибари…

Он медленно наращивал темп, опустив руку на полувставший член Катсу, судорожно дышал ему в шею, касаясь губами нежной юной кожи. Он вновь цеплялся за сотканную, пока еще слабенькую, цепь, собранную в их прошлый раз, переживал его эмоции, которые тот испытывал в данный момент, наблюдал за собой со стороны…

Все было не то. Несмотря на донельзя приятные ощущения, он испытывал острую неудовлетворенность. То ли дело в выпитом, то ли, что более вероятно, в том, что под ним находилась все лишь замена, хотя оригинал был совсем недавно рядом — так близко, что даже в воздухе словно сверкали искры и все еще щекотал нос запах его одеколона.

Он рывком вышел, заставив Катсу вскрикнуть от неожиданности, и грубо перевернул его на живот, надавливая ладонью на затылок и раздвигая коленом ноги. Завтра пацан все равно вряд ли вспомнит о подробностях ночи, так что можно было не церемониться.

Мальчик замычал в подушку, когда Мукуро снова толкнулся в него, и так сжался, что перехватило дыхание и стало даже немного больно. О, это были знакомые, хоть и затертые давностью лет, ощущения, и хоть приятными их назвать было сложно, ему снесло голову напрочь. Он глухо простонал имя Хибари, совершенно потерявшись, и задвигался так, что кровать едва ли ходуном не ходила. Ему хотелось больше и больше, он пытался войти как можно глубже, не особо замечая, что Катсу буквально выл и начал активно отбрыкиваться.

— Больно!.. Хватит, — обливался он слезами, почти оглохнув от собственных криков и стонов. Он плохо понимал, что происходит, чувствовал лишь адскую свербящую боль и кусал подушку, моля про себя, чтобы все поскорее закончилось. Он слышал лишь скрип деревянных ножек о пол и влажные звонкие шлепки, когда бедра Мукуро с силой вжимались в его ягодицы.

— Обещаю, потерпи немного, и боль уйдет, — процедил Мукуро, натягивая его на себя, сдувая налипшие на лицо волосы и прекрасно зная, что никуда боль не уйдет. Это был предел его терпения — после того-то издевательства, которое ему устроил Савада, отправив их с Кеей в совместную поездку, и даже если бы он захотел, то не смог бы сдерживать себя в рамках.

В какую-то минуту, уже испытывая предоргазменную волну удовольствия, он понял, что Катсу потерял сознание.

Такое он вряд ли забудет наутро. Мукуро было лень придумывать себе оправдание, мышцы словно свинцом налились. Он замер, отходя от яркого и бурного, но разочаровывающе короткого, оргазма, и медленно вышел, проверив на всякий случай, что не нанес ему никаких серьезных травм.

— Я же говорил, что отыграюсь, — удовлетворенно выдохнул он про себя и потянул его за плечо, переворачивая на спину. — Какая красота, как ее не запечатлеть? — Он потянулся к мобильному и сделал несколько соблазнительных для него снимков. — Какая жалость, что четырнадцать лет назад у нас не было таких гаджетов. — Мукуро пролистал получившиеся снимки и остался доволен: не слыша голос, не видя выражения лица, Катсу был действительно копией своего отца.

Он устало опустился на постель и обнял его, притягивая к себе. Заставить этого мальчишку поверить в любую чушь было довольно просто, поэтому причин для беспокойства не находилось.

Мукуро всегда получал, что хотел, даже если этого приходилось добиваться долго и нудно. А по пути к желаемому можно и перебиться второсортным продуктом.

========== Глава тринадцатая. О признаниях и плане “Б” ==========

Мукуро проснулся первым, очень рано, далеко засветло, быстро принял душ, затолкал в стиральную машину испачканную простынь, которую без особого труда вытянул из-под разомлевшего Катсу, и сварганил нехитрый завтрак — в знак примирения и «искреннего» раскаяния. Он и впрямь перестарался накануне, едва не покалечил парнишку, но, черт побери, это того стоило.

После мучительной ночи в отеле он славно отвел душу.