Хибари прищурил глаза и слегка подался вперед, откладывая в сторону палочки для еды. Катсу вцепился в край стола, задерживая дыхание. Сердце буквально провалилось в пятки.

— Что «Мукуро»? — произнес он таким голосом, что это выбило из головы все внятные и невнятные мысли. — Ты забыл поставить будильник, и если бы не Мукуро…

— Он позвонил мне и разбудил, — быстро нашелся Катсу.

— А где ты ночевал?

— У… Савады-сана. У Юи.

Хибари вдруг улыбнулся. Но от этого стало еще более жутко.

— Ты в моем доме, врешь мне в лицо. Чего ты ожидаешь от меня?

— Кея… — взяла его за руку Хром.

— Это тебя не касается, — отдернулся он и поднялся. — Ты живешь у Рокудо? — почти по слогам процедил Хибари, и Катсу испуганно вскинулся, отступая. — Живешь?

— Да… — еле выдавил Катсу, и Хибари, мгновенно изменившись в лице, ударил его наотмашь, опрокидывая на пол. При падении Катсу схватился за скатерть, и вся посуда посыпалась с нее, оглушительно разбиваясь.

— Кея, перестань, это же ребенок!

— Не лезь, — терпеливо повторил он и, схватив сына за пиджак, поднял.

— Я не понимаю, что я такого… — Катсу вцепился в его запястье, пачкая светлую ткань рубашки кровью — порезался об осколки, когда пытался подняться.

Хибари дернул его за воротник, обрывая пуговицы, и уставился на его шею, замерев. Катсу с ужасом смотрел в его разом побелевшее лицо, стеклянные глаза, а потом его лицо скривилось в отвращении, и он отпустил его, отворачиваясь.

— Папа… отец…

— Не смей так меня называть, — процедил он сквозь стиснутые зубы. — Ты с ним… — Он закрыл глаза. — Ты с ним спал.

— Кея, ты что такое говоришь!

— Ты посмотри на него! — несвойственно для себя повысил голос Хибари, вновь хватая Катсу за шиворот и швыряя его к Хром. — Этот ублюдок еще и смеет… оставлять доказательства… Он смеется надо мной… Этот…

Хром осторожно обняла Катсу, словно закрывая собой, и мельком увидела на коже в разорванном вороте рубашки потемневшее пятнышко — словно синяк.

— Ты не похож на меня, — сказал Хибари с омерзением. — Ты ничем на меня не похож. Ты — не я. Убирайся из дома. Я больше не хочу тебя даже видеть. Как мой сын ты для меня просто не существуешь.

— Отец, пожалуйста, выслушай меня, — дотронулся было до него Катсу, но Кея отпрянул от него, словно он был зараженным.

— Вон, — уже более спокойно повторил Хибари, пронизывая его ледяным взглядом. — Иди к Рокудо и предавайся утехам дальше. Ничтожество, которое и травоядным даже не назовешь. — Он усмехнулся. — «Тем более»… Так вот что он имел в виду. Сублимировать свои омерзительные желания… какого это, Катсу? Быть в чьих-то глазах лишь отражением. Это то, чего ты достоин. Чего вы оба достойны. Проваливай, в моем доме тебе больше делать нечего.

Катсу на негнущихся ногах двинулся к двери, сгорая от стыда и обиды. Хром ринулась за ним, но Хибари поймал ее за локоть.

— Не иди за ним.

— Я тебе не рабыня, — отрезала Хром и, вывернувшись, вышла из кухни.

Хибари сел за пустой стол и запустил в волосы пальцы. На какое-то мгновение он словно окунулся в свой ночной кошмар. Заученным движением он вынул из кармана пакетик с таблетками и жадно проглотил сразу три.

Иногда ему хотелось стереть себе память.

========== Глава двенадцатая. О свадьбе и вреде алкоголя ==========

Стучаться пришлось очень долго — Хром даже успела пожалеть, что слишком рано отдала свой комплект ключей. Катсу стоял рядом, облокотившись на стену, и пустым взглядом смотрел в землю, замерев, словно изваяние.

Хром догнала его у самой дороги. Он бежал так быстро, что потерял полуобутый ботинок, и, споткнувшись, упал, проехавшись ладонями и коленями по асфальту. Он весь трясся и кусал губы, а из глаз текли редкие слезы — было видно, как он отчаянно пытался их сдержать, но не мог. Она не смогла сказать ему ни слова — просто не знала. Слова утешения вряд ли его успокоили бы, а давать ложные надежды она не имела права. Поэтому она лишь протянула ему руку, чтобы помочь встать, а он, наверное впервые, взялся за нее и по-настоящему расплакался.

Пока они ехали, он немного собрался, хотя и молчал весь путь, мрачно наблюдая за мелькавшим мимо окон пейзажем. Хром видела, как из разбитой губы текла кровь, как дрожат его плечи, но старательно хранила тишину, позволяя ему прийти в себя.

Конечно, она понимала чувства Кеи: он всегда все держал в себе, делал вид, что ему все равно, но она-то знала, что ничего он не забыл, как трудно ему смириться. Как после долгого взгляда на нее иногда передергивает плечами, как он старается не смотреть ей в лицо, когда наклоняется, чтобы поцеловать, как злится при упоминании имени Мукуро, и как пытается держать дистанцию с людьми, позволяя им касаться себя в редких исключительных случаях. Он не боялся — вряд ли существовало хоть что-то, чего он мог бы испугаться, — он ненавидел. Ненавидел Мукуро, свою тогдашнюю слабость, ненавидел Кокуе Лэнд и даже порой ненавидел Саваду, из-за которого этот человек вообще возник в его жизни.

Она прекрасно понимала чувства Хибари к Мукуро — его злость, ненависть и беспокойство, но она не могла принять отношение Кеи к собственному сыну, к ребенку, который в нем души не чаял, старательному, милому мальчику, которому просто не повезло родиться не таким, каким его хотел видеть отец.

— Йей! — радостно крикнули из-за двери, и послышалось щелканье бесчисленных замков. — Так и знал, что… — Кен удивленно замер, увидев на пороге Хром. — О, это ты. Разве ты не свалила к своему любимому Хибари с концами? — состроил он оскорбленное лицо. — Или этот мудак тебя уже выгнал?

— Кен, — одернула его Хром и посторонилась, подталкивая к порогу Катсу. — Можно он поживет у тебя какое-то время?

— Эээ… — Парень, казалось, выпал из реальности и просто бессмысленно пялился на Хибари-младшего. — Нахрена? В смысле, нафиг он мне нужен?

— У него небольшие проблемы… с Кеей, так что… не откажи.

Кен почесал затылок; ему совсем не улыбалось разделять одну крышу с отпрыском Хибари, которого он терпеть не мог, но после того, как Чикуса нашел себе зазнобу, в доме стало несколько… одиноко. Да и появилась возможность поиздеваться над пацаном, представляя, что это на самом деле его отец.

— Будет делать, что я скажу, — деловито произнес он, приняв важный вид. — И недолго, а то у меня и свои дела есть.

— Конечно, — улыбнулась Хром и вошла в дом, буквально на буксире таща за собой Катсу. — Принеси, пожалуйста, аптечку. Он… немного поранился.

Кен с подозрением оглядел их и, ворча, поплелся на второй этаж, а Хром, усадив Катсу на диван, села напротив.

— Только не говори, что все будет хорошо, — глухо попросил он, глядя в сторону.

— Не буду. — Она протянула руку и коснулась его разбухшей губы. Катсу зашипел и отдернулся, мгновенно ощетинившись. — Я обработаю порез и ушиб. Посиди спокойно.

Кен принес аптечку и на всякий случай — полотенце и миску с теплой водой, а потом Хром отправила его на кухню заваривать чай. Она хотела без посторонних хотя бы немного приободрить мальчика.

— У твоего отца сложные отношения с Мукуро… потому он так разозлился. Я не прошу его понять, просто… такой он человек. Глупое оправдание, но оно правдивое.

— Я всегда твержу себе об этом, — выдавил Катсу. Голос его то и дело надрывался, но он силился держать себя в руках. Он все еще смотрел куда-то в стену, морщась от боли, пока Хром промокала смоченной в спирте ватой его ушибы. — Мама говорила… такой характер у отца… что нельзя человека изменить и… все в таком же духе. Неужели мне терпеть всю жизнь?

Хром отложила в сторону медикаменты и положила ладонь на его трясущуюся руку. Ей было так его жаль, и так горько, что она не могла ничем помочь — ни ему, ни Кее.

— Он так разозлился, потому что… — он запнулся, и его лицо приобрело практически багровый оттенок, — потому что я был с Мукуро?

Хром растерялась от такого прямого вопроса и сама покраснела. В голове все еще не укладывалось, что Мукуро — тот Мукуро, которого знала она — мог… совратить ребенка. И не просто ребенка, а сына Кеи. Хотя, это-то было как раз и понятно. Неужели все его слова о переосмыслении жизни были очередной ложью? Осознавать это было тоже чертовски тяжело.