«Еще раз прошу прощения, Катсу. Если ты все еще хочешь у меня учиться, то я завтра буду ждать в парке, после уроков». И смайлик в конце, изображающий мольбу и раскаяние.

Вот как продолжать обижаться после такого?

«Я приду», — коротко, достаточно холодно, но не категорично. На его месте отец бы наверняка ответил так же.

Он еще несколько раз перечитал сообщение Мукуро, без конца улыбаясь, так и заснул, прижимая к груди телефон.

На следующий день он проспал. Он не мог понять, как такое произошло, ведь он просыпался всегда рано (отец вышколил), но именно в это утро он проспал, причем настолько, что идти в школу не было никакого смысла. Решив тихо отсидеться до обеда, пока в доме точно не будет ни души, он стал готовиться к встрече с Мукуро.

Одевшись как обычно, он встал перед зеркалом и принялся репетировать приветствие.

Что сказать ему в самом начале после вчерашнего?

Снисходительное «Ты прощен» или дружелюбное «Я рад, что мы помирились»? Стоит ли упоминать вчерашний инцидент или сделать вид, что ничего не произошло?

И что делать, если Мукуро снова захочет его поцеловать? В конце концов, это было приятно. Если они снова это сделают, то будут считаться парой? И… это нормально: встречаться с мужчиной? Он ведь и старше намного, и отец его очень не любит… И, как Мукуро и сказал, он взрослый, а значит…

Катсу смутился и быстро вышел из комнаты.

К его огромному удивлению, дом был не пуст. Обычно отец уходил рано, а Хром и подавно: прибегала еще затемно, быстро готовила завтрак и бэнто, а потом улепетывала еще раньше отца. Но, судя по голосам, они оба все еще не ушли.

Он отвернулся, чтобы тихонько шмыгнуть в комнату, но вдруг услышал смех Хром и оборванный на полуслове голос отца, а затем — характерный влажный звук поцелуя.

С замершим сердцем он подошел к лестнице и глянул вниз. Прямо на ступеньках стоял отец, а его обнимала Хром, потянувшись на носочках, и они самозабвенно целовались, словно какие-то подростки.

От неожиданности и шока, Катсу оступился и едва не покатился по лестнице, но удержался.

— Катсу! — воскликнула Хром удивленно и отпрянула от Хибари, закрывая ладонью рот. Хибари взглянул на часы.

— Ты почему не в школе? — сурово спросил он, и Катсу даже на мгновение потерял дар речи от такого бесстрастного вопроса.

— Почему я… не в школе? — переспросил он, спускаясь по ступенькам на негнущихся ногах. Медленно, но верно, его захватывала злость. — А почему вы не на работе?!

Хибари вскинул брови. И это впервые не испугало.

— Катсу, прости, это… — виновато произнесла Хром, но ее перебили:

— Замолчи, — приказал Хибари. — Иди и собирай вещи, с… этим мальчиком я сам побеседую.

— Собирай вещи? Она что… она к нам переезжает? — ошалело спросил Катсу, переводя взгляд с удрученной девушки на отца.

— Она переезжает в мой дом, ко мне, и тебя это никоим образом не касается, — отрезал Кея и снова повернулся к Хром. — Я сказал, чтобы к обеду ты была готова. Если не поторопишься, то все твои пожитки останутся, где были. У тебя меньше часа.

— Кея, я не думаю, что это хорошая идея…

— Ты не видишь, что ли? — оборвал ее Катсу, обвиняюще указывая на нее пальцем. — Она же просто прикидывается! Она и приходила, чтобы не помогать, а все испортить!

— Катсу! Я не хотела…

Хибари схватил ее за руку и, вытолкав за порог, захлопнул дверь перед ее лицом. Она принялась тарабанить по двери, но вместо ответа он просто вытолкал ее за пределы участка барьером из пламени.

Оставшись наедине с отцом, Катсу немного стушевался, но воинственного настроя не потерял. Ему было до слез обидно, и он злился, был растерян и обескуражен одновременно.

— Я думал, что еще ниже в моих глазах ты пасть не можешь, — после непродолжительного молчания произнес Хибари.

— Э-это все вы! Если бы вы не изменяли маме…

— Твоя мать мертва. Смирись с этим.

— Но она бы никогда не стала бы… Если бы вы умерли, она бы никого не привела в дом!

— Возможно. Мне было бы все равно. А я — не она. Не тебе диктовать в моем доме условия, щенок.

— Но это и мой дом тоже.

— Только в твоих мечтах. Ты права голоса еще не заслужил, и я очень сомневаюсь, что когда-нибудь заслужишь. — Хибари нахмурил брови и снова посмотрел на часы. — Так ты ответишь, почему в такое время не в школе?

Катсу молчал. Если бы он сказал хотя бы еще одно слово, то непременно расплакался бы.

— Вы… если она сюда переедет, то я уйду из дома, — прошептал он, но Хибари было достаточно, чтобы услышать его.

— Пустые угрозы меня не трогают.

— Я-я правда уйду!

— Скатертью дорога, дверь всегда открыта. Думаю, что через пару дней в местной газете на последней полосе увижу трагичную заметку о твоей смерти — ты ведь ни на что не способен.

— Вам что, она важнее собственного ребенка?

— В данном случае — да. — Хибари смотрел холодно; ни капли сожаления в голосе. — Ты мой позор. Если бы не твоя внешность, я бы решил, что твоя мать родила тебя от другого мужчины.

Этого Катсу стерпеть не мог. Его мама, такая добрая и хорошая, терпеливая, она всегда говорила, какой отец замечательный и как старается для семьи. Она любила его, любила их, и она никогда бы… даже не посмотрела…

— Заберите свои слова назад, — едва ли не попросил он, сжимая кулаки. — Заберите свои слова обратно! Как бы вы не отрицали, как бы вы не хотели принимать — я ваш сын! Лучше бы… лучше бы вы умерли тогда, а не мама!

— Ну так считай, что я для тебя мертв, — не дрогнув ни единым нервом, ответил Хибари. — Я тебя держать не буду. Я пытался вылепить из тебя хоть что-то путное, но ты не способен даже притворяться хищником. Ты жалок, и ты слаб. Даже сейчас, я знаю, что ты больше всего хочешь убежать, забиться в угол и рыдать. Потому что ты никчемен. — Он толкнул дверь и вышел за порог, поправляя пуговицы на пиджаке. — Разговор окончен. Поступай, как знаешь, меня больше это не волнует.

Катсу остался в коридоре один.

Отец не был к нему ласков, никогда не хвалил его, не интересовался его делами, не радовался его успехам. Но он всегда был уверен, что отец его любит. Просто потому что он его отец; все родители любят своих детей. Но сейчас… сейчас он понимал, что на самом деле отец вряд ли воспринимал его как свою кровь, как часть себя.

Для него он был… не более, чем очередное травоядное.

***

Когда Хром вернулась к своему дому, то застала там Мукуро. Он сидел на ступеньках и гладил какого-то кота, вольготно устроившегося на его коленях.

— Я ждал тебя, Наги, — улыбнулся Мукуро. Кот потянулся, щуря глаза, и замурчал, потеревшись головой о его ладонь. — Он тоже ждал. Я заметил за крыльцом блюдце с молоком — ты его подкармливаешь, не так ли?

— Да… у меня нет времени ухаживать еще и за животным, поэтому я его не взяла себе, — рассеянно ответила она и не смогла сдержать тяжелого вздоха. — Мукуро, прости, но у меня нет никакого желания говорить сейчас.

— Со мной или вообще?

— Не знаю… Просто столько всего навалилось сразу. — Она села рядом с ним, подогнув под себя подол платья, и тоже погладила кота.

— Может, поделишься? Раньше ты все мне рассказывала.

— Да, до того, как ты бросил меня и исчез на пять лет.

— Ну, для того я пришел. Чтобы загладить вину или хотя бы попытаться. Знаешь, новая жизнь и бла-бла-бла… — Он положил ладонь на ее руку, но она вывернулась и поднялась.

— Я не знаю, Мукуро… Мне правда сейчас не до этого.

Мукуро внимательно посмотрел на нее и, аккуратно сняв с себя недовольного вмешательством кота, тоже встал.

— Давай начнем наше примирение с того, что ты заваришь нам кофе и расскажешь мне, что тебя гложет, а я помогу тебе дельным советом. Ну, если ты не хочешь простоять на крыльце все это время.

Хром невесело улыбнулась и открыла дверь.

Мукуро терпеливо дождался, пока она разольет по чашечкам кофе, и немного отпил, цепляя с корзинки конфетку в яркой обертке.