-Коли раздразнишь али хвост прищемишь.
-То-то! Перейдя Дон, мы раздразним Мамая, да и хвост ему прищемим. Деваться некуда - он с ходу полезет в драку. Орда не любит на месте топтаться. А начнёт Мамай хитрые разговоры - сами ему битву навяжем. Нельзя терять и часа - завтра Мамай будет здесь.
-Есть ли иное слово, воеводы?
-Веди, государь! - сказал за всех Бренок.
Дмитрий встал.
-Братья! Смерть в бою - лучше жизни раба. И лучше нам было не ходить против безбожных сил, нежели, придя и ничего не свершив, возвратиться восвояси. Велю вам переправить войско за Дон в одну ночь и развести полки на Куликовом поле, как укажут мои люди. Завтра с утра построить войско для битвы. Это важное дело я поручаю князю Боброку-Волынскому, в помощниках у него князь Серпуховской, Ольгердовичи и боярин Тимофей Вельяминов. Бренку быть при мне, другим воеводам - при своих полках. Всё - понятно, бояре?
-Да, государь, - отозвались голоса.
-Князю Семёну Оболенскому с Белозёрскими и Тарусскими сей же час начать переправу передового полка татинскими бродами. Развернёшь полк на Куликовом поле, Семён, налево от Хворостянского хутора, и прикроешь переправу. Тебе будут сообщать вести Семён Мелик и начальники сторожевых застав, они знают, где тебя искать. Самое важное передавай мне. С Богом!
Бояре проводили взглядом воевод передового полка, дивясь тому, что у государя уже всё предусмотрено. Не зря держит он при себе самых умных и расторопных помощников.
-Теперь о переправе, - заговорил Дмитрий. - Мы тут с окольничими вычли: чтобы переправить войско в одну ночь, к двум разведанным бродам надо построить пять мостов, ибо лодок здесь добыть негде - всего-то десятка полтора наскребли в деревнях. Посему от каждого полка выслать плотников, люди князя Бренка ждут их на берегу.
-Деревья уже рубят, государь, и возят к местам переправ, - отозвался Бренок.
-Добро. На лодках перевезите людей за Дон, чтобы строили мосты с обоих берегов, навстречу. Действуй, Михайла Ондреич, с Богом!.. Последнее, воеводы: полки подтяните ближе к реке, каждому стать против своего моста или брода. И помните: враг - близок!
Не прошло часа, как сотни плотников и их подсобников взялись за привычное, милое сердцу дело. Стук топоров, визг и звон пил, команды и окрики, протяжное "Ой, да взяли, да пошли, куму чару поднесли..." слились в гул, над которым взлетали ахающие удары деревянных баб, вгоняя в песчаное дно заострённые сваи. Запах смолы и свежих стружек смешался с запахами воды, полыни, будто вернул мужиков в родные края. Плотники не желали ударить в грязь лицом перед государем и всем войском, может, последний раз наслаждались мирной работой и азартом бескровного состязания - от усердия трещали пупы и рубахи. Звенья пяти низководных мостов шириной в полторы повозки, белея отёсанным деревом, на глазах росли с обоих берегов. Не на век строили - на единую ночь, но старшины плотницких артелей и княжеские розмыслы - инженеры по делам строительным и дорожным, подобранные в поход князем Бренком, - были строги и придирчивы. За эту единую ночь тысячи пройдут через Дон, и Боже избавь от беды и позора, коли случится осечка: подмоет ли сваи вода, разойдётся бревенчатый настил под колёсами или копытами - виновные ответят головой. Приказ государя - суров: к завтрашнему рассвету ни один человек и ни одна повозка не должны остаться на левом берегу. Мосты ещё росли, а команды факельщиков раскладывали по краям пролётов тюки смолёной пакли, баклаги с горючим маслом, кувшины со взрывчатым зельем, каким заряжают тюфяки и пушки, установленные на крепостных стенах. Появись на берегу сильный враг - стоит поднести факела, и вспыхнут все пять мостов, загремят, окунутся пламенем и дымом - ни конному, ни пешему на них не ступить. Против бродов стоят заслоны, а в челнах у перевозчиков - топоры под рукой, чтобы днища высадить, коли появится угроза захвата врагом.
Едва солнце коснулось холмов за Доном, от моста, где трудились мастера московского ополчения, понеслось над рекой раскатистое "ура!". Великий князь в сопровождении отроков под клики рати первым проехал по золотистым брёвнам настила; мост не имел ограждения, и белый конь косил тёмным глазом на зелёную быструю воду, но шёл уверенно и послушно, чувствуя под копытом опору. Дмитрий ещё не достиг берега, как новое "ура!" прилетело от соседнего моста - отличились коломяне. Едва затихли коломяне, им ответили суздальские и владимирские мастера, а там почти враз подали голос псковские да брянские, можайские да звенигородские. И уже зашевелились полки, готовые начать переправу, княжеские люди - проводники гарцевали впереди походных колонн, и воеводы то и дело поглядывали на сигнальные стяги великокняжеской дружины, окружённой на правом берегу московскими плотниками.
-Благодарствую, мастера русские! - крикнул князь. - Много ласковых слов сказал бы вам, да нет времени на разговоры. У всякого моста два конца, и велю я за каждый конец выставить строителям по бочке зелёного вина. Москвитянам, как они первые концы свели, за добрый пример, за золотую серединочку - и третий бочонок.
В воздух полетели шапки, и ещё они не упали - взлетели у других мостов: догадливы - мужики, отчего второе "ура" гаркнули московские умельцы, а может, увидели подводы с бочками, въезжающие на мосты впереди воинских ратей. Громче всех теперь ликовал Филька Кувырь, строивший мост с коломянами, в тысячу которых влились его односельчане. Узнав, что московские пожалованы тремя бочками, хватил о землю шапкой, притопнул её ногой, едва не плача, напустился на Фрола:
-Говорил я те, Фрол Пестун, аль не говорил?! Говорил я те, што надоть бабу для свай потяжелее взять? Говорил я те, што в два топора, соопча, надоть сваи те острить!.. Ты всё бережёшь людишек, сувечить нас боишься, быдто не плотники - мы. Што нас беречь ныне, татарин-та, он не побережёт! Да мы б всех обошли, каб слухал ты Фильку-плотника, и третью бочку себе забрали - про запас годилась ба!
Фрол, и сам раздосадованный, вызверился:
-Я те дам запас! - Он сунул под нос Фильки кулачище. - Вот игде - мой запас! Ишь голь бражная, утроба ненасытная! Кажинный день готов жрать до блевотины. Завтра, глядишь, с Ордой схлестнёмся, а ему бы всё лить в глотку. Попробуй у меня, нажрись только!
Филька сжался и заюлил:
-Да я ж, Фролушка, лишь от обиды, - и преданно смотрел в глаза десятского - ну, как лишит Фильку Кувыря честно заработанной чарки?
-От обиды!.. Мне, может, обидней твово. Да не мы одни - такие ловкие, Москва, она - завсегда первая, там и народ первый собран.
-Будя вам, - посмеивался Сенька. - Свои обошли, не чужие - тому радоваться надо. А бочки-то эвон, подводы ломят, на всех достанет. Пошли, Филька, может, последний разок вдарим по бездорожью, чтобы грязь полетела.
Мужики грудились у костра на берегу, где в медном котле прела каша и куда уже подкатывали бочки вина.
Войска одновременно вступили на все мосты. Бродами шла конница. Семь колонн, каждая из которых растянулась на один дневной переход, должны утром стоять на Куликовом поле. В одну ночь переправить через реку семидесятитысячное войско - такой задачи русским воеводам ещё не приходилось решать. Ночь окутала переправу, против мостов и бродов горели малые костры, скрытые от степи прибрежными увалами. В селе Рождествено Монастырщина не светилось ни одного огонька. Княжеские люди, расставленные днём от села до опушки Зелёной Дубравы, помогали проводникам полков выйти на свои направления между речками Смолка и Нижний Дубяк. Сотни потревоженных птиц носились в темноте над полем, и всюду встречали их голоса, храп коней, стук копыт и колёс, всюду маячили тени, и птицы, вскрикивая, уносились за овражистые, обросшие густолесьем притоки Дона и Непрядвы. Совы ловили куликов на лету, высматривали упавших в траву. За Непрядвой выли молодые волки. На Дону трубили лебеди. Войско наполняло ночь тревогой за многие вёрсты вокруг. Оно нависало над пространством, подобно туче в час заката, и другая туча вставала вдали, двигаясь навстречу первой, их столкновение сулило грозу.
