-Вон, шакалы! Вон из моего куреня! - Тимур схватил лежащий в изголовье щит и запустил им в согнутые спины.

Через час, после утренней молитвы и омовения, поостывший от гнева хромец приказал своему юртджи:

-Разыщи Сафара и выдай ему пять золотых цехинов. Вечером, перед сном, пусть он войдёт ко мне.

Простояв на месте полмесяца, азиатское войско покинуло становища между речками Сосной и Красивой Мечей и покатилось на юг. Русские сторожи проводили его до Тихой Сосны и, убедившись, что враг уходит, повернули на север. Во всём Елецком княжестве, где вперемежку жили русские и татары, не осталось ни одного селения, а люди встречались так редко, словно здесь лет пять свирепствовала чума. Бегство Тимура подтвердило старую истину: завоеватели страшны только разобщённым и ослабевшим духом, твёрдого отпора они страшатся.

То, что старый хромец готовил Руси, изведали другие. До основания были срыты главные города Золотой Орды Сарай-Берке и Хаджи-Тархан. В устье Дона исчезла с лица земли Тана. Вырезав её жителей и сровняв город с землёй, кровавый фарисей и тут решил выступить в роли бича Божьего: он велел сохранить жизни лишь работорговцам и всех продал на галеры. Его войско опустошило Северный Кавказ и разрушило все крепости Грузии. В Золотой Орде, потрясённой нашествием, началась борьба за трон между тремя ханами.

Двадцать шестого августа близ Москвы, на Кучковом поле, Владимир Храбрый и митрополит Киприан во главе крестного хода встретили владимирскую икону и препроводили в Успенский собор Кремля. Скоро с Дона прилетела весть о бегстве Тамерлана с его полчищами. Юный Василий, воротясь в Москву, вместе с Владимиром заложил на месте встречи иконы каменный храм, а церковь объявила двадцать шестое августа праздником Сретения Богоматери. В народных глазах авторитет Москвы неслыханно вырос - Небо указывало русскую столицу! Теперь нельзя было спорить за Владимирское княжение, не оспаривая Московского, право на которое имели только наследники Донского.

В то время, когда на московских улицах ликующие толпы встречали вернувшихся ратников, а в храмах славили Всевышнего за избавление христианства от погибели, возле монастырского поселения на берегу Непрядвы стояли шестьсот русских воинов, пришедших с Дикого Поля, от речки Тихой Сосны. Обнажив головы и преклонив колени, они молились. Не было перед ними ни церкви, ни часовни, даже походной складной иконы - воины молились нестарому ещё холму, где бурьяны едва сменились степным ковылём и травой полевицей. Каждый поминал в своей молитве имена, памятные только ему, а вместе их были тысячи - имён русских ратников, спящих под этим курганом. Наконец сивоусый воевода последний раз поклонился братской могиле, и воины услышали его слова:

-Спасибо вам, братья. Спасибо, что были вы с нами. Жива - Русская земля, жива, слышите, братья!

Потом все шестьсот проехали в конном строю мимо холма и берегом Непрядвы направились к татинским бродам. Пока не скрылось за рощами побережное селение, воины оглядывались. Холм уменьшался в глазах, он всё больше походил на шлем богатыря с порубежной заставы, прилёгшего отдохнуть в поле до новой тревоги.