-Пошли узнать, кто позволил охоту во время марша. С начальника десятка вычесть цену двух лошадей, стрелкам - по десять плетей. Лебедя отдай моему повару.
II
Выступив из Коломны 26 августа, русское войско в два перехода достигло устья Лопасни и здесь, соединясь с большим полком московского пешего ополчения под командованием тысяцкого Тимофея Вельяминова, в один день переправились через Оку.
Дмитрию уже было ясно: рязанский князь не станет под его знамя; избегая густо населённых рязанских волостей, Дмитрий исключал и возможность столкновения с войском своего давнего соперника - для того и был совершён обходной марш-маневр вдоль северных рязанских границ. И всё же за Окой лежала земля Олега, идти предстояло краем его великого княжества, поэтому Дмитрий строжайше наказал воеводам: "Да не упадёт ни единый волос с головы рязанцев, не будет потоптан ни единый колосок на рязанских полях, ни единая курица задавлена на рязанских дорогах, ни единая вишенка сорвана с ветки! Не я начал распрю с Олегом, но он, Святополк окаянный, первым отошёл от русского дела. Видит Бог, собери ныне Рязань против Орды силу, равную нашей, я стал бы под руку её князя с великой радостью. Но судил Господь Москве поднять Русь на битву за нашу волю, и я скорблю, что мой завистник Олег не принял сего ни душой, ни умом. Его народ в том - не виновен, народ обязан слушать государя, но пусть видит рязанский народ, что не его врагами, а спасителями идут на Дон московские полки. И скажет ли народ спасибо своему князю, коли заодно с Ордой он станет против нас! А захочет Олег в своём стольном граде отсидеться - пусть сидит, тревожить не станем".
Дмитрий рассчитал, что его слова разнесутся далеко, дойдут и до Олега, ибо в войске было много торговых гостей из Рязани, - купцам и распри государей нипочём, шла бы торговля бойко. Дмитрий подсказал соседу-сопернику лучший для него образ действий, он в душе понимал рязанского князя: в победу Москвы не верит, идти заодно с Мамаем не хочет, ибо ненавидит Орду. Да и страшится проклятия русских людей, но и открыто разорвать союз с Мамаем тоже страшится: тогда, в случае победы Орды, его княжество первым исчезнет с лица Земли. "Сиди дома, - как бы говорил Дмитрий сопернику. - Повода для вражды я тебе не дал и не дам, а посему не будет тебе даже малого оправдания, коли на меня исполчишься заодно с татарами ".
Тревожил ещё Ягайло, который стремился обойти полки своих братьев с юго-запада и получить свободный путь к Мамаю. Двинуть бы Ольгердовичей на него, навязать встречное сражение, отбросить на запад. Пусть у Ягайло силы - побольше, но как воины и полководцы Андрей и Дмитрий не чета своему брату, а главное их превосходство - в духе войска: уже несколько русских бояр и литовских панов с дружинами покинули Ягайло и перешли к его младшим братьям. И сколько ещё готово при случае перейти! Но не хотелось Дмитрию проливать славянскую кровь до решающего сражения, все мечи соединённой рати братьев Ольгердовичей надо сберечь и направить на самого страшного врага. Дмитрий рассчитывал встретить Мамая прежде, чем встретит его Ягайло, который не переставал оглядываться на своего рязанского союзника.
На переправе через Осётр великого князя разыскал разведчик Васька Тупик...
Отряду Тупика не удалось избежать столкновения с преследователями. Враги настигли беглецов за Пронском, сели на хвост, погнали, на скаку меняя коней, и уже над головами русских запели чёрные стрелы, уже лошади сакмагонов задыхались на встречном ветру, роняя с боков клочья пены. Тут бы Ваське и его товарищам последний раз употчевать врагов белым железом и красным вином, да и отведать того же угощения, тут бы их неприбранные тела растащили звери и птицы, и остались бы тайной для великого князя судьбы его пограничных стражей, но, видно, кто-то сильно молился за синеглазого московского рубаку. Вблизи той речки Вожи, что стала проклятием для Мамая, дорогу погоне перерезал полусотенный отряд конных шишей, как потом выяснилось, шедший на зов князя Дмитрия. Звероватые лесные мужики, ражие парни на лохматых крестьянских лошадях, размахивая ослопами, чеканами, топорами и самодельными мечами, с гиком и свистом кинулись на татар сбоку, из берёзового перелеска. Те, ошеломлённые нежданным нападением, сдержали коней, Тупик повернул отряд и ударил на растянувшихся преследователей. Силы оказались равными, но рубка длилась недолго - ордынцы бежали, потеряв с десяток воинов; Тупик остановил преследование: кони сакмагонов выдохлись, а посылать в погоню одних мужиков - значит погубить их. Перевязав раненых и похоронив убитых, одним отрядом двинулись на север, соблюдая осторожность. Редкие рязанские заставы не задерживали московских разведчиков и шишей. Будто и не замечали их. От рязанцев Тупик выведал, что Дмитрий ушёл из Коломны. Надежда на отдых отпала, двигались на закат бездорожьем - так быстро, как могли нести кони, пока, наконец, услышали оклик певучим московским баском, который сказал Тупику больше, чем пароль...
Два дня отряд обгонял войска на марше, дороги были забиты конницей, пехотой, обозами, стадами быков и овец. Радость, что ушли от врага, перешла в потрясение при виде нескончаемой русской силы, поднявшейся на извечного врага.
-Можно жить, Василей Ондреич! - Копыто сиял воспалёнными от ветра глазами.
-Поживём ещё, Ваня. Да как поживём! - Тупик вглядывался в лица ратников большого полка, надеясь увидеть тех, с которыми шла Дарья. Ведь нашли шиши отряд земляков-рязанцев в этом потоке. Хоть бы словечко услышать - где она теперь, жива ли, здорова ль?
Хасан тоже смотрел на бородатые и безусые лица, пытаясь коснуться жизни этих людей чувством и в прикосновении найти ту близость, что даст ему ощущение единства с великим народом, чья судьба стала и судьбой князя Хасана. Он знал: это приходит через взгляд, улыбку, жест или слово, которые знакомы тебе извечно, которые ты знал и понимал в том Пространстве, Откуда пришёл на эту Землю. Он пережил это в яме при встрече с Тупиком, а впервые пережил ещё раньше, в рязанской деревне во время набега, когда кривоногий, длиннорукий воин в овчине шерстью наружу с кривым мечом в руке медленно, вразвалку приближался к подростку, забившемуся в угол сарая, и тот лишь сказал: "Мама!" - и закрыл лицо ладошками. Было, как молния - "Это - я там, в углу, это меня, маленького, беззащитного, никому не причинившего зла, убивают во всех углах и на улицах, бросают в горящие избы, запихивают в кожаные мешки, привязанные к кибиткам и саням, - ведь я - тоже человек, ещё недавно бывший ребёнком!.." Через мгновение, рассматривая свой окровавленный меч и того в овчине, уткнувшегося в солому, он понял, что перешёл черту, навсегда отделившую его от соплеменников, что мальчишка в углу сарая ему в тысячу раз ближе этого в овчине, который способен убить ребёнка.
И он рубанул ещё раз - так, чтобы тот никогда не встал. Оттуда, из сарая, начинался путь Хасана в эту великую рать Москвы, и не раз подкатывала к сердцу волна тепла, обещая слить его с ней. Но сегодня что-то мешало Хасану. Может, он привык к одиночеству, к настороженности в окружении врагов, поэтому и теперь нёс чувство своей чужеродности потоку русского войска. Хасану требовалось время почувствовать себя человеком, которому не надо таиться, играть чью-то роль, ждать удара и быть готовым к нападению, но близость битвы заставляла его торопиться, и он твердил себе: "Это - мой народ, мои братья, каждый из них теперь же готов умереть за русского князя Хасана. И этот рыжебородый мужик в полинялом зипуне и лаптях, и тот рослый старик со своим топором, и рябой парень в шапке блином, и скуластый боярин в зелёном кафтане на серой тонконогой лошади, и этот дородный дядя с обличьем купца, отирающий пот со лба рукавом вышитой рубахи, и сухонький возничий в рваном армячишке, помахивающий кнутом на разномастную пару и поминутно заглядывающий за борт - на месте ли смазница? - все они мой народ, без которого князь Хасан и его дело ничего не стоят, и князь Хасан за любого из них умрёт, как и они за него". Так говоря себе, он заглушал настороженность, что мешала ему быть своим среди своих.
