Мишка стоял последним в очереди, уронив голову на грудь, и плакал. Он плакал оттого, что в глазах русских людей умрёт вражеским лазутчиком. Далее головы поднять не мог - русские лица, русские глаза, такие родные лица и глаза, по которым тосковал в неволе, были полны омерзения. Ему всё казалось: здесь, под стеной детинца, стоял кто-то другой, а он, Мишка, смотрел из толпы на презренного, ненавидимого изгоя, удивляясь знакомому обличью. Одно утешение было у Мишки: Иргиз не считал его виноватым. "Я ждал этого, - повторил он, когда сидели в порубе. - Мы платим за горе, которое ордынцы так долго несли твоему народу. Кто-то должен платить, выпало нам. Только тебя, Мишка, мне жалко". Как он пытался убедить Иргиза, что стражники поступают не по христианскому, не по русскому закону, беспричинно обвиняя их, что эти стражники, может, служат врагам Руси, поэтому хотят вытянуть тайну сына Есутая, не сообщают о нём князю, что рано или поздно воеводы сведают обо всём. Иргиз усмехнулся разбитым ртом: "Ты - простак, Мишка. Они - русские, поэтому ненавидят нас и никогда нам не поверят. Отец ошибся, посылая меня на Русь: ненависти здесь к нам - больше, чем он думал". Чем мог переубедить его Мишка? У него были только слова, а у стражников - плети. И всё же Мишка стоял на своём даже после того, как Бастрык объявил, что их принародно повесят. Не иначе начальник стражи умышленно оговорил их перед воеводами. Иргиз судил ведь о людях по своим, а Мишка знал, что его соплеменники способны, не поддаваясь ослеплению гневом, разобраться, кто им - друг, а кто - враг. Зверство стражников особенно убедило его, что Бастрык - скрытый враг, каких на Руси немало: ханы насажали - было время.
Значит, всё же придётся умереть... Пусть бы умер лишь сам - то не так страшно: он умрёт безвестным, и никто не бросит упрёка его землякам и родным, - но умрёт и та весть, что везёт Иргиз великому князю. Ни единым словом десятник не обмолвился, в чём состоит эта весть, но Мишка почти не сомневался: ушедший от Мамая темник Есутай ищет союза с Дмитрием и готов привести к нему своё войско. Что - Мишкина жизнь в сравнении с такой вестью! И разве Мишка, взявшийся довести сына Есутая до великого князя, не отвечает перед Русской землёй за это важнейшее дело?!
Он поднял голову, оглядел толпу, показавшуюся одним огромным насторожённым существом, и вдруг увидел посреди её конного боярина в дорогой шубе и высокой бобровой шапке - то был Авдей. Мишка рванулся в его сторону и закричал:
-Люди русские! Нас убивают враги! Мы от князя Есутая - он с войском идёт на помощь Дмитрию!
Стражник настиг Мишку, сбил с ног, зажал рот рукой, Мишка вырвался, оба катались по земле, Мишкины зубы, наконец, впились в ладонь стражника, тот взвыл, и Мишка, приподнявшись, закричал:
-Нас предали!.. Есутай идёт к вам на помощь! Скажите Дмитрию Ивановичу!..
Стражник со всей силы ударил сапогом в висок Мишки, и нестриженая белокурая голова парня уткнулась в затоптанную землю. По толпе прокатился ропот, и счастье стражи, что лишь первые ряды услышали слова Мишки, которые теперь передавались из уст в уста. Однако толпа качнулась к осужденным, стражники выставили острия протазанов, Авдей, разбрасывая толпу грудью коня, ринулся вперёд, подавая Бастрыку какие-то знаки. Тот заорал на своих подручных, они схватили Иргиза, поволокли к ближней виселице, за ним - другого. С противоположной от Авдея стороны сквозь толпу пробивалась ещё одна группа всадников, Бастрык глянул туда и затрясся.
-Вешай, сволочь! - заревел он на палача, который набрасывал петлю на шею Иргиза и не мог справиться со скользкой верёвкой. - Вешай - прибью!..
Палач, наконец, выбил чурку из-под ног десятника, рядом повесили другого, ещё двух стражники волокли к виселицам. В этот момент передние всадники обоих отрядов прорвались сквозь толпу, подручные Бастрыка шарахнулись от седоватого человека со светлыми яростными глазами, который вырвал меч из ножен. Палачи бросились наутёк, меч сверкнул раз и другой, повешенные упали на землю. Толпа замерла, тысяцкий налетел на незнакомца.
-Как смеешь? Кто - такой?
-А ты кто - такой? - спросил тот, вкладывая меч в ножны.
Стража присоединилась к Авдею, он заорал:
-Как смеешь мешать казни лазутчиков? Я велю тебя повесить рядом с ними!
-Не торопись вешать, боярин, а то как бы самому не пришлось поплясать под сей перекладиной, - и, глядя поверх Авдеева плеча на Бастрыка, сказал. - Я тебя остерегал, Федька. Коли тут напакостил, берегись.
Фома приказал своим людям поднять повешенных и Мишку, остальных взять под охрану. Пленные следили за происходящим. Толпа молчала, и Авдей, окружённый многочисленной стражей, тоже молчал, наблюдая, как распоряжается незнакомец. Скоро Фому кто-то узнал, по толпе полетело: "Атаман!.."
-Вот что, боярин, - сказал Фома. - Пошли к Мещерскому. Меня за этими татарами он в острог посылал. Кто бы они ни были, тебе дорого станет самовольная казнь.
-Я - начальник города! - заорал Авдей. - Моё право казнить лазутчиков, спрашивать никого не стану.
-Врёшь, Авдей! Война ныне, и в городе есть воевода.
Фома поворотил коня и направился вслед за своими дружинниками. Мишку и повешенных несли городские стражники, присоединившиеся к отряду Фомы. Народ расступался перед атаманом, многие мужики снимали шапки.
Тысяцкий обратил к Бастрыку желчное лицо:
-Ты что же это, разбойник, а? Ты пошто не сказал мне, от кого посланы татары?
-Авдей Кирилыч! Вот ей-Бо, только нынче про Есутайку услыхал. Да он сбрехнул, прихвостень ордынский, штоб жизню спасти.
Бастрык мог спокойно божиться - ни начальника татарского отряда, ни толмача, он думал, уже нет. Другие много не скажут.
-Смотри у меня! - пригрозил боярин. - Воевода тебя пытать станет, дак ты того!..
-Авдей Кирилыч! Да рази я от своих слов откажусь? Плюнь ты на это дело. Ещё пожалеют, зачем нам помешали.
Авдей плюнул и двинулся следом за Фомой - объясняться с воеводой. Народ расходился, обсуждая происшествие: то-то будет теперь кривотолков! Чёрт дёрнул Авдея связаться с этими татарами, и кошель-то ихний теперь выложить придётся.
Бастрык приотстал, благо всадники Авдея обгоняли на тесной улице отряд Фомы. Повешенных везли на чьей-то телеге, рядом шла девушка, утирая глаза и что-то рассказывая стражникам. Едва глянув на неё, Бастрык испугался, как в тот момент, когда толпа, зверея, качнулась к месту казни.
"Дарья? Жива?! Так волкодав пропал не случайно?.." Бастрык почему-то думал, что девушка знает, кто натравил на неё пса - видела же его на подворье. А ну как пожалуется этому атаману?.. Бастрык почувствовал на себе взгляд, обернулся, но вокруг шли обыкновенные люди, каких теперь много в городе. Он спешился, чтобы не быть слишком приметным, - становилось не по себе. Уже не первый раз чудится Бастрыку, будто за ним следят. Может, украденная икона мстит? Хотел перекреститься, а рука не поднимается.
-Што, стража? - спросил мужик. - Обмишулились вы с Авдеем-бездеем?
-Мы - маленькие люди, как велят, так и делаем.
-Глядите, как бы вас, этаких-то маленьких, не удлинили на той же верёвке. Он, князь-то, разберётся.
Федька промолчал, ускорил шаг. "Што ей - в этих татарах? - думал, глядя на Дарью. - Отчего ревёт над ними? Может, Мишку знала? Уж не она ли навела на нас Фомку Хабычеева?.." Скоро незнакомая Федьке молодая женщина увела Дарью в боковую улицу. Тогда он догнал телегу, спросил стражника, о чём рассказывала девка.
-Шла с ними из рязанской земли. Говорит, везли они што-то нашему князю от Есутая.
Бастрыка ожгло. Кинулся к улице, где скрылись женщины, увидел их вдалеке, пошёл следом, думая: знала ли Дарья об иконе? Могла знать. От этой мысли Бастрык пришёл в бешенство. "Ну, змея, один раз ушла, другой не вывернешься". Он следил, пока женщины не скрылись в избёнке на окраине посада. "Может, сейчас, не откладывая?" Поразмыслив, решил дождаться темноты. Люди кругом, а женщин двое, может выйти шум, да и слишком он - приметен в кафтане стражника... Оборачиваясь, снова почувствовал на себе взгляд, хотя ни один из прохожих не вызвал подозрений. К дому ордынского купца возвращался верхом. Там сейчас двое его подручных, которые ни о чём не ведают. Ему, пожалуй, нет нужды дожидаться вызова воеводы - как пришёл, так и уйдёт. Бастрыку больше никто не нужен. С иконой Федька Бастрык сумеет устроиться, а на первое время есть и золотишко, есть и серебро. Только убрать эту змею Дарью... Подъезжая к воротам, услышал оклик с соседнего подворья:
