-Шакал, я укажу тебе твоё место! - рычал темник, нанося удары, способные развалить буйвола; Хасан отражал их, словно играя, он даже не двигался с места, стоя спиной к юрте.
-Уйди, Темир! Я не хочу твоей смерти, но мой меч - жаден!
-Собака! Ты грозишь мне?..
Хасан принял выпад на скошенный клинок и, поймав лезвие в ловушку эфеса, едва не вышиб меч из руки темника.
-Кто же из нас шакал и собака? - кинул с усмешкой десятник.
Темник кинулся на него, он потерял равновесие, этот грознейший воин Орды, как из темноты раздалось:
-Бросьте мечи!
Поединщики опустили оружие.
-Бросьте мечи, - повторил Мамай, вступая в освещённый круг.
Хасан первым бросил оружие и склонился.
-Ордынцы обезумели. Начальник тумена и десятник рубятся, как смертельные враги, а нукеры смотрят на то, словно на потеху. Вы что, решили продолжить поединок, вопреки моему запрету? Или вы перепились на службе? Вы знаете, что грозит вам в любом случае? Особенно тебе, темник? Говори!
-Этот дерзкий, - сказал Темир-бек, - посмел войти в юрту царевны. Когда же я приказал схватить его, он обнажил меч и ранил двух твоих воинов.
Мамай зыркнул на десятника:
-Что ты искал в юрте моей дочери? Разве ты не знаешь, что вход в неё всякому мужчине, кроме отца, запрещён под страхом позорной смерти?
Хасан молчал. Тогда Мамай подошёл к юрте, где лишь с его появлением затихли голоса и всхлипы, и приоткрыл полог.
-Царевна, он вошёл к тебе самовольно?
-Да, повелитель.
Это был приговор.
-Так вот, значит, цена твоей клятвы, нукер? Так вот на что ты обратил подаренный мной меч? Ты помнишь надпись на нём? Этим мечом тебя четвертуют.
-Повелитель, - десятник не отводил взгляда от суженных глаз Мамая. - Сегодня этот меч послужил делу чести твоей дочери. Разве мог я допустить, её страж, чтобы кто-то плохо подумал о ней?
Мамай оглядел воина, помолчав, обратил вопрос в юрту:
-Наиля, этот нукер оскорбил тебя?
-Отец! Разве можно назвать оскорблением преданность слуги, которому почудилась опасность, когда я вскрикнула во сне? Он дерзнул переступить мой порог ради моего покоя.
Мамай, казалось, смутился, но Мамай помнил свой вечерний разговор с дочерью, и он не знал, чему верить.
-Однако ты перестарался, Темир-бек... И всё же воин, поднявший руку на своего начальника, заслужил смерть. Почему ты не выполнил приказ темника, Хасан?
-Он мне ничего не приказывал. Он приказал другим взять меня. Я же подчиняюсь тебе и моим начальникам.
-Волчонок! - крикнул Мамай. - Как ты смеешь думать, будто повелитель Орды вручает знак Полной Луны, кому попало?
-Я подчиняюсь людям, которых ставлю выше себя, повелитель. Но не их титулам, не золоту, которое они таскают на одежде и под полой чаще всего не по достоинствам.
-Да ты - не волчонок, ты - волк. Я тебя раскусил ещё на празднике. Твоё счастье - ты стал одним из первых богатуров, и я погожу сносить тебе голову. Может, она ещё одумается. Отведите его в яму, пусть сидит там без пищи, пока не скажу.
-Отец! - раздалось из юрты. - Пощади этого воина, он - виноват лишь в том, что слишком предан своему повелителю.
-Ведите же его!
Хасан, поворачиваясь, обжёг темника ненавидящим взглядом и сказал:
-Благодарю тебя, великая царевна! Я умру с твоим именем.
Мамай, высказав Темир-беку упрёки за ночной шум, до утра обсуждал с ним планы отстранения от войска наиболее опасных ханов, выявления тайных врагов, которые снова напомнили о себе. В ту ночь Мамай впервые предупредил Темир-бека о сторожевой змее, на что темник пошутил:
-Верь, повелитель, я - не менее надёжен, чем - твоя Ула.
-Поэтому ты не должен забывать о ней никогда, входя в мой шатёр даже со знаком Полной Луны.
Утром Мамаю принесли сразу две добрые вести. От Русского моря пришла наёмная пехота генуэзцев. Отряд передового тумена, высланный вверх по Дону, заманил в засаду конную разведку москвитян, разгромил её и взял в полон князя.
-Наконец-то! - воскликнул Мамай. - А то я уж стал думать - не ордынцы вы, а жалкие буртасы. Сколько врагов побито?
-Не знаю... много, - поправился вестник.
-Привезите мне их мечи, сам сочту.
Наян заторопился к своему темнику, ибо знал, что тому придётся собирать трофейные мечи по всему тумену, потому что отряд привёз лишь меч пленного русского.
Допрос князя был редким событием, и Мамай велел собрать около своего шатра приближённых. Васька Тупик, осунувшийся за ночь, лишённый воинской справы, в разорванной льняной сорочке, в узких шароварах и высоких сапогах казался ещё выше и стройнее, чем всегда. Его голова была непокрыта, на щеке - красный рубец, а плечи держал прямо, и глаза смотрели поверх голов сидящих.
-Говорят, ты - князь? - спросил Мамай, когда Тупика поставили перед ним. - Как тебя зовут?
-Что тебе в моём имени? - по-татарски ответил Тупик, потирая затёкшие руки, которые ему развязали. - Моё имя знает мой государь, с меня того - довольно.
-Разве ты не ведаешь, князь, что твой государь Дмитрий служит мне? И стоишь ты перед главным своим государем, даже головы не клоня. Чего же ты заслуживаешь, князь? - рука Мамая, выскользнув из длинного рукава, кралась по подлокотнику трона.
-Мне то - неведомо, служит ли тебе Дмитрий Иванович, - усмехнулся Тупик. - Коли служит, с ним - говори.
Рука Мамая сжалась в кулак. Хан Алтын воскликнул:
-Повелитель! Ты видишь - московиты все одинаковы. Довольно слов, пора говорить мечами!
Тупик повёл глазами на пёстро одетого хана.
-Ты, мурза, видно, русских мечей не слыхивал - то-то орёшь, как петух на насесте. Государя свово, опять же, перебиваешь, неуч, - он те слова пока не давал. Перед бабами, што ль, раскудахтался? Ещё шпорами позвени - они это любят, - и подмигнул молодым женщинам, сидящим на ковре вокруг дочери Мамая.
Алтын задохнулся, застыл с раскрытым ртом. Тишину нарушил смех в задних рядах свиты, усилился, перешёл в хохот, даже Мамай усмехнулся - так быстро этот русский князь раскусил Алтына. Ненавистники ордынского озорника отводили душу, по свите летали шутки - сейчас можно было не опасаться гнева любимца Мамая, ибо весь он падёт на московита.
Наиля не отрывала глаз от лица пленника. Князь остаётся князем даже в неволе. В жилах этого золотоволосого юноши текла кровь древних воителей, водивших дружины в половецкие степи, за Дунай и на Царьград, когда мир ещё не слышал о Чингисхане, чьей кровью в своих жилах гордились многие из окружения Мамая. Ограбляя Русь, уничтожая непокорных князей, властители Орды дорожили теми князьями, которые шли к ним на службу. Таким оказывали почести, их одаривали ярлыками, отдавали им в жёны ханских дочерей, стремясь покрепче привязать к Орде. Ханы знали: покорность князя - это покорность княжества. Больше всего боялись в Орде единства русских князей и поэтому стравливали их, нередко даже вручая ярлыки на одно княжение двум государям. Казнили ханы или миловали русских князей - во всех случаях они считались с ними.
Наиля прежде мало видела русов, но о Руси, живя в отцовском дворце, слышала часто. Девочек на Востоке рано готовят к мысли, что их главное назначение - поскорее стать женой, и отец прежде лаская Наилю, не раз говорил ей, что выдаст её за русского князя. Потому что хочет, чтобы она была единственной женой своего мужа, и ещё потому, что надо укреплять власть Орды в вассальных землях. И у Наили вместе с татарскими, персидскими, хорезмийскими и арабскими няньками всегда были русские няньки. В жилах девушки текла кровь степнячки, способная толкнуть её на неожиданный шаг, но будто и другая кровь текла в них, нашёптывая ей удивительные видения. Ей часто снились зелёные шумы и зелёные воды, непохожие на шумы степных трав и воды степных рек; терема громоздились до неба; неясные лица склонялись над ней, и мелодичная речь уносила её далеко-далеко. Отец давно уже не заикался о светловолосом князе, который станет её мужем, и русские няньки давно не жили в её юрте, а теперь все вокруг только и толковали о большом походе на Русь, однако видения отрочества не оставляли девушку.
