Теперь защитникам крепости оставалось только продать жизнь подороже. Но как забыть, что за тобой тысячи слабых и безоружных? Сейчас они набивались в храмы и монастыри, Олекса видел и бегущих по стене на москворецкую сторону. Трудно было рассчитывать на то, что стены обителей защитят от разъярённых врагов, но всё же лучшее, что мог ещё сделать отряд, - попридержать громил. Может, кому-то удастся уйти за москворецкую стену, переплыть реку и скрыться в уремах.

Цветные халаты растворились в сером конном потоке. Хан дорожил своей гвардией. Проложив дорогу лёгким отрядам, она ушла за их спины, закрепляя отвоёванную территорию Кремля и накладывая руку на лучшую добычу. Орда растекалась вдоль стен на обе стороны, отряд Олексы, оттянувшийся в широкую улицу к Соборной площади, степняки лишь преследовали, издали осыпая стрелами, визжали, грозили оружием, уверенные, что эта конная горстка всё равно будет окружена, притиснута к стене и выбита вся, до единого. Зачем подставляться под русские мечи на пороге победы?

Враг уже проникал в соседние улицы и переулки, степняки рассеивались по подворьям, врывались в пустые дома в поисках добычи. В трёх местах занялись пожары, в безветрии качались громадные султаны чёрного дыма, подпёртые столбами огня. Соборная площадь - пуста, храмы - заперты, из них льётся пение. Ломиться в двери напрасно, да и бессмысленно: драться на папертях - значит обратить новую злобу врагов против беззащитных людей. В боковых улицах звенело железо, слышались кличи и хрип дерущихся. У середины неглинской стены, за монастырём, слышалась сеча. А ведь в кремлёвский угол, к Свибловой башне, стоящей над устьем Неглинки, собьются бегущие на подол, там имеется ещё надежда спастись. Олекса мог проехать Кремль с завязанными глазами. Подав знак дружине, он ринулся в боковую улицу, держа на купола монастыря. Впереди теснился выскочивший навстречу отряд степняков, какие-то люди катались по земле, рыча, молотя друг друга кулаками. Конные бросились наутёк, дерущиеся вскочили, один, бритоголовый, в бархатной епанче, кинулся в подворотню, но ражий бородач в армяке успел схватить его за шиворот, повернул, и Олекса увидел совиное крючконосое лицо. Жирошка! Узнал и второго - воротник из Фроловской башни. Бородач, располосовав рубаху на груди Жирошки, рвал с его шеи какой-то предмет так, что голова противника моталась. Олекса осадил коня и воины стали обтекать его.

-Гляди, боярин! - Воротник показывал ему овальную пластину с неясным изображением. - Гляди, какие жабы у нас завелись! Он татар к терему князя вёл, я камнем ево, да промахнулся.

-Кончай и прыгай на круп лошади!

-Поспешай, боярин! Мне ишшо одного июду поймать надо. С ево пайзой, небось, доберусь. - Бородач одним ударом свалил задыхающегося Жирошку, сел ему на грудь, стал затягивать на шее шёлковый шнур, на котором изменник носил ханский знак, дающий ему неприкосновенность в ордынском войске. Лицо Жирошки посинело и глаза выкатились, Олекса отвернулся и пришпорил коня. Он не хотел, чтобы это видела Анюта. Тысячи кровавых смертей - не так отвратительны, как удушение одного предателя. После этого начинаешь ненавидеть людей и жалеешь о том, что родился на свет.

Отряд вылетел из кривой улицы, спускающейся к неглинскому подолу, и оказался перед толпой конных врагов, накапливающихся между стеной города и стеной монастыря. Эта толпа напирала на тонкую линию отступающих в дальний угол Кремля ополченцев. Сверху в ордынцев стреляли и швыряли камни. Но с внутренней стороны стена не имела защитных зубцов, и вражеские лучники поливали её стрелами. Олекса с ходу врезался в массу всадников, она раздалась от удара и шарахнулась вдоль стены, ошеломлённая. Навстречу взмыл клич ополченцев: "Слава-а!" - их строй подался вперёд, поднялись копья, пропуская русских всадников.

-Бачка-Ляксандра! Катай собак!..

Олекса, вздыбив коня, развернулся и увидел блеснувшие навстречу из щелей забрала глаза Анюты. Пока не выдала саврасая, не споткнулась в сече, не уронила всадницу и не унесла в ряды врагов - идёт за рыжим через все страхи.

-Анюта! - Олекса поднял забрало. - Скачи к Свибловой. Пусть там отворят ход, и всех, кто сбегается к башне, - выпускать за стену! Скачи!

-А ты?

-Скачи, не теряй время, я буду!

Он отвернулся, давая понять, что разговор - окончен. Свиблова башня имела небольшой ход, запертый толстой стальной дверью, он выводил к слиянию Неглинки с Москвой. Ходом иногда пользовались князья и их ближние, если хотели незаметно покинуть город. Через дверь Свибловой башни можно было сразу попасть на струг и так же со струга войти в Кремль. С началом осады дверь заложили камнем, но разобрать его не трудно.

Проскочив за линию ополченцев, конники развернулись навстречу врагу. Хвост застрял в толпе степняков, там высверкивали мечи и кто-то выкрикивал:

-Гей, русичи! Круши-ы!..

Линия ополченческих копий гнулась и, смертно жаля врагов, отступала под их напором. Конники стали стрелять с сёдел и метали через головы своих палицы. Почти все они растеряли копья, а без копий удержать противника тяжело - толпа серых всадников между монастырём и стеной крепости росла. Наверху уже мелькали редкие фигуры - стрелы врагов продолжали опустошительную работу, грозя ещё большей бедой: если враг по пустой стене прорвётся к Свибловой башне - конец последним надеждам. Но люди сражались, а пока они сражаются, не всё - потеряно. Безысходность наступает, когда бросают оружие.

-Эгей, старшина! - позвал Олекса Клеща, который рядом с сыном, таким же рослым и сухопарым, сражался в середине смешанного отряда кузнецов и кожевников. - Дай своим отдохнуть! Все, слуша-ай! Разом, между конными - назад! Бего-ом!

Всадники, рассовав луки в саадаки, уже обнажили мечи. Ополченцы, расстроив ряд, бросились назад между конными, и сотенная лава ринулась вперёд, к своим, продолжающим рубиться в окружении врагов. Степняки от первого наскока начали подаваться, кони пошли по кровавым телам. Враги орали в лицо и орали под копытами. Выбитые из сёдел, зверея, кидались под лошадей и вонзали мечи и кинжалы в животы, лошади грохались, роняя всадников, а всадники, спешив, продолжали резню. Отряд налетел на стену копий. Ордынцы спешивались, сообразив, что в теснине только так можно воспользоваться численным превосходством. Сразу три железных острия упёрлись в зерцало на груди жеребца, четвёртое тыкало в его окольчуженную морду, и Олекса, отвернув, ощутил удар в стальной набедренник, налокотником отшвырнул тянущееся к груди жало копья. Достать мечом копейщиков не было возможности. Конь взвизгнул, уколотый в бок, у Олексы потемнело в глазах от гнева, он вздыбил скакуна, ударом шпор послал наискось через страшную заросль, услышал треск ломающегося древка и оказался в окружении врагов. Конь не упал, и это спасло всадника.

-С-саша-а! - донёсся крик. Удары растерявшихся врагов были поспешны и неверны, он даже не замечал тычков в грудь - рубил лохматые шапки, серые кожи, голые руки, открытые спины, моля, чтобы меч не сломался, и видел одно сплошное грязно-кровавое месиво. Конь под ним зашатался и стал, оседая, задрал голову и закричал. Олекса вырвал ноги из стремян, перебросил щит со спины на руку, соскользнул в кровавую лужу, рубанул с поворота наотмашь и завертелся, разя мечом и острым тарчем щита. Враги стали бросать копья, хватались за мечи, и тогда в их ряды вломились новые всадники и пешие ополченцы, увлечённые прорывом конного витязя.

-Катай, бачка! Круши собак!

Секира Каримки свистела, звенела и лязгала по железу, сметая живое и мёртвое. Вёрткий, ускользающий от ударов, Каримка словно катился через ряды врагов, оставляя повсюду страшный след, и даже кожевники старались держаться в стороне от своего старшины.

-Уй, бачка! Хватит - Каримку убьёшь!

Олекса обнаружил, что заносит меч над щитом кожевника. Его всадники продолжали сечу, и к ним уже прорвались уцелевшие из отрезанной части отряда, но враги снова образовали стену копий, она надвигалась на малочисленную дружину конных москвитян. Каримка схватил Олексу за руку, силой повлёк за ряды пеших ополченцев. Здесь к ним пробилась Анюта.