-Ну, вражина, ча стал?
Куремса швырнул меч на землю, прыгнул в куст и, пригибаясь и петляя, кинулся к лесу. Кто-то из кустов кинулся ему наперерез, от подножки Куремса ударился о землю животом и грудью, задохнулся и не смог даже сопротивляться, когда ему заламывали и связывали руки. Потом поставили на ноги, накинули на шею аркан и потащили к костру. Куремсу шатало. Русский мёд коварен - он не сразу пьянит.
Девки ревели, хватая за полы мужиков, ещё не пришедших в себя после сечи. Развязанный парень с подростками помогал перебраться к костру старому пастуху. Победители натащили кучу трофейного оружия, сюда же принесли заколотого сотником парня. Хромой мужик со зверским лицом оттаскивал раненого в ноги десятника на край поляны. Рыжебородый воин в кольчуге сокрушался над убитыми:
-Эх ты, Овсюха! Чего остолбенел, когда рубить надо? Догнал вражину - по башке ево, и делу конец! Нет - стал, будто повязанный, сам же на меч налетел.
-Ох, дядька Иван, непростое дело человека срубить, - пожаловался молодой мужик. - Я ноне двоих зашиб, а руки-то вон досе дрожат.
-Это - рази человек? - Окольчуженный витязь зыркнул на пленного злыми глазами. - Однако, лихо, мужики. В шестером чёртову дюжину, почитай, упокоили.
-Пятерых-то мы стрелами да сулицами добыли, остальные и ослабли от страха, - сказал подошедший Роман. - В другой раз этак не выйдет.
-Пожалуй што, - согласился Копыто.
Из крайнего балагана послышался плач девок. Один из мужиков хотел войти туда, но его не впустили.
-Чего у них там? - спросил Копыто.
Подростки и парень отвели глаза, а дед, сидевший у костра с перевязанной ногой, ответил:
-Да што - Марью снасильничали.
-И этот? - Воин кивнул на пленного.
-Этот - первый.
Копыто шагнул к сотнику. Куремса не носил знака, но бывший разведчик угадал в нём начальника.
-Ты - кто? - спросил по-татарски.
Куремса выпятил грудь:
-Я - начальник сотни. Мой покровитель - великий эмир Таврии оглан Кутлабуга.
-Вон даже как! Где - твоя сотня?
Куремса уже не верил, что его убьют. Сотниками дорожат и враги, особенно когда они - в чести у эмиров.
-Моя сотня делает, что ей велено.
-Понятно: жгёт, режет и насильничает.
-Ванюша, - окликнул Роман. Из балагана вышли девки, среди них стояла Марья, бледная, с искусанными в кровь губами.
-Вот он, твой обидчик, Марья! - сказал воин. - Приказывай: што делать с ним?
Девушка глянула на сотника, закрыла лицо руками и опустилась на землю.
-О-ох, мама, как мне теперь жить?
-Никита! - позвал воин парня-пастуха. - Ты всё видел, Никита. Нынче ты один из нас не пролил вражьей крови. Должен пролить - не дай Бог, ослабнет рука в бою, как у Овсея. Возьми топор.
Парень оглянулся, веснушки выступили на его побледневшем лице. Один из мужиков сунул ему в руки своё оружие. Куремса понял. Его смуглое лицо покрылось каплями пота, он залепетал:
-Яман...
Копыто потянул волосяную верёвку, и сотник, задыхаясь в петле, поволокся за ним. Следом шёл Никита, рассматривая топор в своих руках. И тогда мужик, что недавно жаловался на дрожь в руках, взял трофейный меч, направился к раненому десятнику, который затих и запал в траве на краю поляны. Девки отвернулись, окружая сидящую Марью.
Воротясь, Копыто послал половину людей за ордынскими лошадьми, которые возвращались на поляну из леса, другую - за своими. Девки бросились к ребятишкам, маленького вынули из притороченной к седлу холщовой люльки, стали поить козьим молоком и греть воду. Мужики собрались снова и рассматривали трофейное оружие - кривые мечи, саадаки, копья с крючьями, небольшие топоры, булавы, шестопры и джериды, разную походную оснастку степняков. Из сумок сотника и десятника вытряхнули их добычу - женские серебряные мониста и серьги, бусы дорогого разноцветного стекла, золотые бляшки со сбруи, горсть жемчуга, шёлковую сорочку и два тёплых повойника из козьего пуха, шитую серебром плащаницу и детские сапожки из голубого сафьяна.
-Приберегите, - сказал Копыто. - Может, еще найдутся хозяева. А нет - отдадим в монастырь, в пользу сирот.
-Топором-то, однако, способнее, нежель мечом, - заметил мужик, зарубивший десятника. - Я уж спытал.
-На земле способней, - сказал Копыто.- Но мы не в большом полку стоим. Ты, Касьян, выбери меч по руке, да и другие - тож. С Ордой воюем, может, в сёдлах доведётся ещё рубиться с погаными. На досуге стану вас поучивать.
Никита, бледный, весь опущенный, сидел поодаль, не принимая участия в разборе трофеев.
-Ровно с похмелья парень, - заметил Роман, но никто не улыбнулся. В воздухе уже заныли зелёные мухи, граяли вороны в кронах деревьев, обступающих вырубку.
-Чего дальше будем делать, начальник? - спросил Касьян.
-Бить Орду, покуда она - рассыпана. Искать надо грабёжников и - сечь без пощады.
-Стадо, однако, надо перегонять.
-Зачем? Орда не ищет сгинувших, ей некогда ждать.
-Один-то ушёл, - сказал пастух. - Старый, вроде меня, этакой неприметный. Толмачил он. Когда скрылся, я и не видал.
-Што ж ты молчал, Лука? - укорил Копыто. - Теперь уж не поймать. - Спохватился вдруг. - Тут бабы к вам с нашего стана не являлись?
-Нет, Ванюша.
-Вот беда! Ждать надобно Меланью, а ждать нельзя, ежели упустили вражину. Думайте, куда скот отогнать.
Притихли мужики. Лучшего места, чем это, близко не было.
-Зачем, православные, искать иного места? - подал голос Лука. - Вернутся ордынцы аль нет - то ещё неведомо, а погоним скотину - как раз налетим на нечистых. Оставьте вы мне коняку посмирнее, глядишь, и на одной ноге со стадом управлюсь. Хочу я, православные, за мир пострадать, ты же, Никита, как знаешь. Случай чего, скажите бабке моей да сынку Алексею - так, мол, и так: за мир пострадал Лука.
Никита встал:
-Не оставлю я тебя одного, отец. А нагрянет татарин снова, велит показать дорогу к нашим - не откажусь. Леса - темны, дороги в них - узеньки, по болотам и того уже, а в Чёрной трясине вся Орда уместится. Дождёмся Меланью да и отошлём мальцов и девок.
Долго хмурился Копыто, но лучшего не придумал.
Трофейных лошадей взяли заводными, для прокорма положили во вьюки живых баранов, и отряд направился в сторону Звонцов по той тропе, что привела врагов на вырубку. Копыто думал, как бы ему увеличить свой отряд. Теперь это непросто - с появлением Орды люди становятся похожими на волков, боятся друг друга. Когда уходили в лес, его догнал осиротелый Васька:
-Дяденька, возьми! Боярин сулил взять меня в дружину, я хочу бить Орду.
Копыто поднял парнишку на руки и заговорил:
-Слушай, Василей. Ты должен сослужить боярину службу, прежде чем он возьмёт тебя в войско. Ведь твой малый братка знаешь кто? Он - боярский сын, беречь ево для дружины надо. Бабы-то, они - какие? Понянчатся с чужим чуток, да и кинут, а за ним догляд нужон. Будь стражем при нём до боярина. Понял, Василей, какое дело важнецкое?
-Понял, дяденька. - Парнишка смотрел на воина.
-Ступай, Василей, сполняй.
Вражеского разведчика настигли версты через две. Он сидел на упавшей лесине, его лошадь общипывала листья с орешника, и шорох веток предупредил Копыто. Сквозь зелёную сеть острый взор Ивана различал отрешённое лицо врага. О чём он думал? Может, решал: возвращаться ли к своим, где придётся держать ответ за пропавших воинов, или выбрать иной путь? А может, посреди враждебного леса грезились ему родные кочевья в степи, горечь кизячного дымка, лица старухи и внуков? Стрела уже легла в изложье, когда степняк насторожился, повернул голову и тем облегчил прицел.
Запах дыма навёл Копыто на станицу беглых крестьян. Было их больше трёх десятков, семеро - молодые мужики и парни, годные для ратного дела. Они ушли из-под носа грабителей, бросив на дороге обоз со всем добром, второй день голодали и зябли у костров, пробираясь на Можайск. Копыто оставил в отряде мужчин, остальных отослал на вырубку, к пастухам. Теперь в его ватаге стало двенадцать бойцов. Он разведал Звонцы. Пустое село с растворёнными воротами подворий манило к себе и казалось страшным. В деревянном кресте церквушки торчала длинная оперённая стрела.