Нукеры взвыли, кинулись на Дмитрия, и десяток русских мечей блеснул им навстречу. Степняки, окружившие место поединка, прихлынули со всех сторон - их войско знало, какая награда ждёт того, кто добудет московского князя, - но "алые халаты" оказались ревнивыми, их крик заставил отпрянуть табунщиков в бычьих шкурах. Началась сеча, в которой сошлись достойные друг друга противники.

-Здорово, десятник! - гремел Тупик, нападая на своего коренастого противника. - Аль забыл, морда, как стегнул меня плетью, когда в яму сажал? Получай должок, неумытая харя! - И десятник кулём полетел под копыта, тараща глаза в смертном изумлении.

-Государь, берегись!..

Вздыбив Орлика, Васька на лету рассёк аркан, отбиваясь от двух "алых халатов" сразу, вертясь до головокружения, успевал крикнуть:

-Семён - сзади!.. Гришка, береги князя!..

-Вась! Гринь!.. Туда, туда!..

Семён ткнул мечом в сторону загнувшегося фланга большого полка, и Тупик увидел - поле приоткрылось нешироким коридором, через который скакали отдельные вражеские всадники. Одна волна войска Орды, сменяя другую, ещё не успела захлестнуть этот коридор и свет русских рубашек, русских щитов, русских мечей вдали, блеснувших малой надеждой. Отмахнув вражескую саблю, Тупик ринулся к государю, рванул его коня за повод, увлекая за собой, с другой стороны то же проделал Гришка, сбивший нукера, с которым дрался Дмитрий. Трое русских галопом понеслись сквозь "коридор" на призывный блеск русской стали и пламя красных щитов, пятеро оставшихся пытались задержать хотя бы "алые халаты".

-Ми-итя!.. Ва-ася!.. Прощайте! - долетел голос Семёна и потонул в визге, улюлюканье и вое мчащихся отовсюду врагов. Словно бы тёмно-красная волна выбрасывала навстречу Дмитрию ненавистные плоские лица, серые кожи доспехов, кривые мечи, конские морды с раздутыми ноздрями, и он рубил с такой силой, что Васька и Гришка подались в стороны. Слёзы стояли в глазах государя - от ветра битвы. В нём гремело, пело и плакало прощальное "Митя", сорвавшееся с уст воина, умирающего в кольце врагов. И не нужно было великому князю большей награды, большего утешения в его последнюю минуту. Огромный, сверкающий золотом доспехов, с размётанной ветром чёрной бородой, он был свиреп и сокрушителен. Ему бы не меч теперь, а двухпудовую палицу, но и меч его был страшен.

"Коридор" впереди смыкался, всё чаще мечи трёх русских витязей гремели о чужое железо, всё чаще кони их со стоном ударялись во вражеских лошадей, сбивая их, но и теряя силы. Враги не стреляли, помня повеление хана - брать Дмитрия живым, они лишь уплотнялись на пути, и воинское счастье начало изменять Ваське Тупику. Немеющая рука становилась неверной, и вражеский булат всё чаще касался Тупика, погнув зерцало, пробив оплечье, разрубив край бармицы.

Всё тяжелее поднимался по другую сторону князя меч богатыря Гришки, и это значило, что государю всё чаще приходилось отбивать удары самому, а ведь и его силы - не беспредельны. И кони уже начали спотыкаться, когда новый русский клич прорезал вой Орды. От загнутого фланга большого полка, разбрасывая всадников, давя спешенных и раненых, уползающих в ордынский тыл, сея лязг и крики страха, прорубались навстречу государю две русские полусотни. Едва различимой молнией метался синий клинок в руке переднего всадника, клочком гневного пламени летел за плечами его пурпурный плащ. Кажется, этого плаща ордынские всадники пугались больше, чем меча. Длинный мурза со знаком тысячника, гнавшийся за московским князем, вскрикнул, указывая своим воинам на пурпурный плащ, и начал отворачивать наперерез, выкрикивая такие ругательства, от которых шарахались даже привычные к брани своих начальников степняки.

Помощь была близко, когда богатырь Гришка откинулся в седле, и его конь прянул в сторону, теряя тело хозяина - в спине Гришки торчала большая чёрная стрела. Ордынцы, опасаясь, что добыча уйдёт, взялись за своё излюбленное оружие. Может, они ещё надеялись взять московского государя живьём - ни одна стрела не коснулась доспехов Дмитрия, зато его гнедой стал похож на дикобраза. Наверное, руки табунщиков дрожали, когда они расстреливали княжеского скакуна: по меньшей мере, тридцатая из стрел нанесла ему смертельную рану. Васька видел, как гнедой, не прерывая бега, клонился вбок, как Дмитрий, не выпуская меча, освобождал ноги от стремян, и когда конь ударился о землю грудью, пробежал по земле три шага, налетел на что-то, упал ничком, выбросив вперёд руку с зажатым мечом. Как две стены, столкнулись два крика - русских и ордынских всадников, надвое расхлестнулся ордынский поток, разрезанный клином сошедшихся полусотен, и сквозь высверки стали свинцово блеснули глаза Хасана.

-Повелитель, я - здесь!.. Васька, держись!

Рядом взметнулось пурпурное крыло, готовое заслонить Ваську Тупика от всех напастей, но Тупик, упёршись в левое стремя, уже перенёс правую ногу через гриву коня и прыгнул туда, где уткнулся лицом в потоптанную кровавую траву могучий чернобородый витязь в золочёной броне.

-Скачи к нашим, Орлик!..

Грохот и чёрное пламя взорвались в голове Васьки, словно гора обрушилась на его шлем, однако, сбитый с ног, он сумел вскочить, сделать два шага и упал на Дмитрия, закрывая его своей бронёй, своим телом, своей жизнью...

Над упавшими закрутилась сеча, втягивая в свою воронку всё новых всадников. Уже никто не мог бы сказать с уверенностью, где упал тот, кто вызвал этот смерч, да и о нём враги скоро забыли. Мало кто видел, как длинный мурза налетел на скуластого сероглазого воина в пурпурном плаще, оторвавшегося от русского отряда, на миг смутив его криком злобы и ненависти:

-Умри, волк, кусающий родителя!

Молния встретила удар тысячника, пойманный в ловушку эфеса клинок полетел под копыта. Мурза вскинул руку, закрыв лицо, но его молодой противник мечом плашмя ударил по шее лошади.

-Прочь с дороги, наян Галей. У тебя больше нет сына... Все - прочь!

Взмахом руки Хасан расчистил себе путь и, полыхая плащом, устремился к соединившимся русским полусотням.

Орда втягивалась в прорыв, чуя там главную поживу и бросая в тылу отряд русской конницы, который не хотел отрываться от кровавой свалки. Это был момент, когда воеводе левого крыла большого полка удалось укрепить его с помощью конных отрядов, переброшенных сюда Тимофеем Вельяминовым и Андреем Полоцким.

Но полку поддержки не удалось занять место полка левой руки. Он полёг весь - от князей до последнего ратника. И всё же запасный сделал то, чего ждали от него главные московские воеводы, - заставил Мамая бросить в битву третий эшелон Орды. Под Красным Холмом остался только личный тумен повелителя, сильнейший в войске Орды, но последний.

Русские не хотели отступать, предпочитая смерть там, где стояли, но слишком велик был напор врагов, полк буквально поплыл к Непрядве, он всё больше удалялся от восстановленного крыла большого полка, которое не переставало отгибаться назад, потому что битва начиналась в тылу рати. Стремясь быстрее открыть путь к русскому лагерю, темники направляли на запасный полк клинья отборной конницы, раскалывая его на части, а массы лёгких всадников стрелами и непрерывными наскоками разрушали, подтачивали, трепали отдельные куски полка.

Уже начался грабёж трупов. Пример подали вассалы Орды. Разбитые в сражении, рассеявшиеся по окраинам Куликова поля, они являлись повсюду, где прошло "победоносное" войско Орды. Всадники соскакивали с лошадей, сдирали с убитых бояр и мурз дорогую справу, золотые и серебряные украшения, хватали добротное оружие, потрошили сумы и торока, сцеплялись над трупами богатых воинов, и снова звенели мечи и кинжалы, ибо только ради этого часа они шли в бой, упустить его - упустить всё. И снова лилась кровь. Начальники попытались унять мародёрство, но алчность скоро захватила и их. Темники послали отряды с приказом рубить стервятников, грозивших вовлечь войско в повальный грабёж, когда враг ещё не сложил оружия, но, мало надеясь и на своих, поспешили бросить в битву последние свежие сотни, чтобы скорее замкнуть кольцо окружения большой русской рати.