С протяжным "ура!" конная дружина Фёдора Моложского выплеснулась навстречу Орде из узкого пространства, разделяющего пешие ряды полков. Вдали, в углу, образованном речкой Смолкой и опушкой Зелёной Дубравы, последние дружинники Василия Ярославского смешались с серыми всадниками, и тогда пешие ратники полка левой руки, уцелевшие после всех атак врага, тоже двинулись вперёд. Три зыбких ряда светлых кольчуг и рубашек шли, качая тяжёлые копья, затупившиеся о железо и вражеские кости, шли, перешагивая через тела убитых, скользя по кровавой траве, шли, словно этот бросок мог уравнять их в силе со всей массой конницы, заполнившей степь от Смолки до Красного Холма.
Дмитрий не увидел последнего столкновения ратников полка левой руки с противником, потому что рядом с ним всё пришло в движение, пешцы подались вперёд. И он со своей стражей оказался ограждённым копьями и щитами, живыми телами тех "чёрных" мужиков, которые именовали его своей надёжей и защитой, но в действительности сами защищали государя от домашних крамольников в дни смут и от чужеземных врагов на полях битв.
В который уж раз вздыбились гривастые степные кони над копьями русской пехоты, опрокидываясь со всадниками, давя живых и мёртвых, но задние ряды конных сотен Батар-бека, опытных, закалённых войнами и учениями, не убавили бега, видя зыбкость опустошённого строя русов, и захлёстывали всё новые его ряды. Да и нельзя было поворачивать - в спину давили переброшенные сюда отряды из центра и с левого крыла войска Орды, главным образом отборные тысячи, сохранённые темниками до решающего момента битвы. Вот уж передние дружинники великого князя скрестили мечи с неприятелем и стали похожи на пловцов, бьющихся в бурной струе, которая уносит их от берега. Дмитрий послал гнедого вперёд, но ещё раньше подались навстречу опасности Копыто, Семён и Шурка, их мечи разорвали серый поток, вражеских всадников проносило мимо напором сзади. Они мелькали по сторонам, визжа и воя от злобы - ни один не мог достать мечом блистающего доспехами князя. Сеча кипела вокруг, а Дмитрию пока и оружием взмахнуть не пришлось - впереди те трое, справа - рослый и плечистый Гришка, слева - "заговорённый" от смерти Васька Тупик. Чёрный ордынец с необъятной шириной плеч надвинулся на Ивана Копыто, взметнулся его широкий меч, Дмитрию показалось - он услышал, как враг ухнул, и, сверкнув, его меч с кистью улетел в свалку. Запомнились изумлённо выпученные глаза на широком плоском лице да поперёк открывшейся груди - пёстрая перевязь, какими награждают первых богатуров на больших состязаниях Орды, - а Копыто крестил уже юркого, гибкого всадника, тот ужом вертелся в седле, пока не распался надвое от плеча до пояса. Следующий, не в силах отвернуть в давке от рыжебородого рубаки, прыгнул с седла, нырнул под чью-то лошадь. Но рядом с Иваном вскрикнул Шурка, поражённый копьём в грудь, и Копыто качнулся к нему с конём, подхватил и отбросил отяжелевшего Шурку назад, к своим, где его приняли новые руки. И два хвостатых копья ударили в бок рыжей лошади сакмагона, мелькнуло искажённое, с оскаленными зубами лицо Ивана, когда он, исчезая в свалке, не переставал рубить встречных. Семёна отбросило, серая масса хлынула на князя. Он опустил меч на голову врага, притиснутого к нему боком. Потом возникали и исчезали новые лошадиные морды, плоские лица, похожие на одинаковые необожжённые кирпичи, которые кто-то швырял и швырял в князя, обозлённый испорченной закладкой печи, и Дмитрий отражал, раскалывая этот сырой товарец булатом своего меча. Снова выдвинулись Гришка, Тупик и Семён, с боков держались другие стражи, и Дмитрий, лишённый работы, разгневался, готовый поломать заслон, как враги отхлынули. Казалось, посреди буйного течения кто-то опустил волнорез, и за ним оказался московский князь со своими дружинниками. Не успел опомниться - впереди полыхнули алые халаты, и десяток ордынских богатырей, закованных в сталь, на рослых грудастых лошадях выметнулся из серого потока. Тонкий металлический голос покрыл топот и человеческие крики:
-Князь! Сдавайся на милость! Ты - мой почётный пленник, обещаю жизнь!..
Дмитрий опустил меч и услышал надсадное дыхание стоящих вокруг воинов и коней своей крошечной стражи. Окровавленные тела устилали пятачок открытой земли, на которой не осталось даже незатоптанной травинки, бились раненые лошади, и, колебля степь, обтекая разрозненные группы русских, уже не способных слиться в единый строй, шла в прорыв конница Орды. Но справа, вдалеке, билось на ветру большое знамя с золотым пятном посередине, и хотя мешало движение конной лавины врага, великий князь рассмотрел, что большой полк, частью потеряв, частью отогнув назад левое крыло, стоит. "Родные мои, слава вам! И вам, что полегли здесь!.. Большего никто не мог бы сделать!.." Не снимая железной перчатки, Дмитрий откинул забрало, посмотрел налево. Там, где недавно бились остатки полка левой руки, потоком шёл враг, лишь небольшой отряд русских, где смешались пешие и конные, взблёскивал мечами и топорами, оставаясь на месте... Позади полк поддержки врезался углом в разлившуюся волну ордынских всадников, но насколько же он - малочислен в сравнении с морем врагов, этот русский пеший запасный полк!.. Сюда, к месту горечи и славы, где лежали на потоптанной земле тысячи русских ратников, позади большого полка неслись сотни конных витязей с обнажёнными мечами. "Спасибо, Вельяминов! Спасибо, Андрей!" Лишь скользнул взглядом государь по дальнему краю Зелёной Дубравы, словно боялся выдать врагу свою тайну... А впереди степь очищалась, - значит, и у Мамая войско - не бессчётно, как бы он ни пугал и ни хвастал. Есть счёт Великой Орде, и русские мечи уже сочли её половину. "Спасибо всем вам, кто шёл на тяжкие труды, на муки и смерть, добывая правду о силе врага, и, добыв её, подвигнул Москву на подвиг освобождения. Вот она, главная сила Орды, - увязла тут, за речкой Смолкой, и лезет, рвётся под русский топор, уже повиснувший над её шеей... Сто лет вам жизни, милые брат Володимер и мудрый мой воевода Боброк! А я своё свершу до конца, как воин".
Ещё раз глянул Дмитрий на порубленных ратников, на крикливые ордынские толпы, накаляясь гневом, и упёрся взором в мурзу на вороном коне, в раззолочённом панцире с перьями серого кречета на еловице шлема - отличительный знак Чингизова рода.
-Московский князь! - воскликнул тот. И разразился хохотом. - Что же ты, великий князь, бьёшься, словно плохой сотник, растерявший своих всадников? Эй, нукеры! Нет ли близко хана Темучина? Позовите его - он рассказывал сказки о том, как велика - рать у московского Митьки. Старый болван выжил из ума или ослеп, если принял десяток Митькиных слуг за бессчётное войско.
Тупик качнулся вперёд, но Дмитрий окриком удержал его. Он узнал хана Тюлю-бека, наместника Мамая в сарайских делах. А тот не унимался, наслаждаясь сознанием превосходства над противником:
-Слышь, Митька, брось меч! Наш повелитель - милостив к тем, кто - ещё молод и глуп. И я скажу за тебя слово. Княжества не обещаю, но стадо баранов выберу для тебя самое большое в Орде, чтобы ты скорей научился управлять.
-Государь, дозволь?!
-Стой, Васька! - Дмитрий тронул коня шпорами, раздвигая стражу. - Ты, "царь дядиной волей", обнажи меч или убирайся лизать пятки своему хозяину. Но и тогда ты подохнешь часом позже, вместе с ним.
Дмитрий, не опуская забрала, двинулся на хана. Тот опешил вначале - иного ждал, - но Тюлю-бек навсегда опозорил бы своё имя, не прими он вызова. Завизжав, выдернул клинок, послал коня прыжком навстречу Дмитрию. Русские витязи и "алые халаты" устремились за своими государями и словно по уговору осадили коней, едва те скрестили мечи. Богатырского сложения, выросший в седле, в походах и битвах, Дмитрий был воином, каких мало сыскалось бы в те времена. Тюлю-бек, как и любой хан Орды, тоже превосходно владел оружием. Он не раз побеждал на состязаниях батыров в Орде, но у него не было такого боевого опыта, как у московского князя, да и силой он уступал Дмитрию, который в одиночку брал на рогатину медведей. Может, Тюлю-бек успел понять свой промах, едва сталь, встретясь со сталью, высекла огонь и лязг, но пожалеть о себе у него не было и минуты. Вторым ударом Дмитрий вышиб оружие из рук хана, третий его замах обманул Тюлю-бека, заставив выбросить щит не в ту сторону, откуда упал четвёртый удар, разрубив золочёный шлем с черепом.
