Дмитрий всё видел и понимал. "Прости своего государя, передовой полк! Прости и прощай..."
Тысячные массы всадников уже неслись в пространстве между большим и отступающим передовым полком, и Дмитрий со своей стражей поскакал к великокняжеским стягам, не обращая внимания на стрелы и вой близких врагов, привлечённых золотым блеском его доспехов. Справа своими телами заслоняли государя Васька Тупик и усач Семён Булава, слева - Иван Копыто и великан Гришка. Видно, воеводы Бренок и Вельяминов давно следили за государем - в ответ на сигналы великокняжеских значков наклонился один из больших стягов рати, и тотчас, словно ворота отворились в живой стене русского войска. Дмитрий осадил скакуна, сморгнул слезу, выбитую ветром. Посотенно, развёртываясь в лаву, вырывались из-за рядов пехоты броненосные витязи на рослых рыжих конях, выстелились длинные блескучие копья над оскаленными мордами лошадей, и громоносный клич заглушил вой атакующих орд:
-Ур-ра-аа!..
Словно порыв вихря смял, закрутил тучи пёстрых всадников, ошарашенных видом конной лавы и этим леденящим криком, так похожим на рык монгольских туменов... Вдали, на правом крыле войска, конный полк князя Андрея Полоцкого врезался в толпы степняков и горцев, рвал на куски, сминал, уничтожал, гнал назад в степь под мечи и плети ордынцев, загонял отряды в буреломные овраги Нижнего Дубяка. Несколько тысяч всадников доскакали до пешей рати на стыке полков, их встретили рои стрел и лес копий, атакующие пытались удержать коней, но под напором задних навалились на копья, громоздя вал из конских и человеческих тел. Воинственный клич врагов сменился воплем ужаса. Задние начали поворачивать, те, кто уцелел в завале, выбирались из него по трупам, теряя оружие, бежали среди конных, сея панику. А в степи ждали ордынцы, чтобы плетьми и мечами погнать обратно - на русские копья...
Конный отряд большого полка приближался к Дмитрию, впереди, припадая к гриве, мчался сухощавый воевода Иван Квашня. Дмитрий пришпорил своего гнедого скакуна, вырвался с дружиной вперёд и повёл конную тысячу навстречу степнякам, облегающим передовой полк. Передние вражеские всадники стали заворачивать коней, но из-за отогнутого фланга передового полка валили новые массы аланов, касогов, кипчаков, ещё не понявших, что происходит, - они сталкивались со своими, сбивались в орущую карусель, лишь крайние брызнули в стороны, видя приближение броненосной лавы. Русских было впятеро меньше, но враг видел войско, а не конную толпу, и страх множил это войско.
Летели под копыта потоптанные травы, близились сбившиеся враги. Дмитрий выдернул меч, Тупик хотел вырваться вперёд, но его Орлик то ли не мог обойти княжеского гнедого, то ли приучен был уступать первенство скакуну государя - удалось лишь поравняться с Дмитрием. Никогда Васька не видел великого князя таким, даже в минуты высшего гнева. Зубы оскалены, глаза сужены, борода, размётанная ветром по золочёной стали зерцала, придавала его фигуре особенное сходство с разъярённым медведем, когда он, прижав уши, идёт на охотника. Тупик услышал хриплое "х-хек!", и занесённый меч Дмитрия, сверкнув, развалил до пояса рослого касога в высокой шапке и шёлковом бешмете с золотыми галунами. Мечи Тупика и Копыто расчистили путь по бокам, но копьеносные всадники, прокладывая дорогу среди толпы, обошли дружину князя. Заработали мечи, отряд пошёл на рыси, тесня противника и устилая землю порубленными телами. Крики радости неслись навстречу - конников приветствовал обречённый передовой полк, потерявший всех воевод. И хотя в полку едва ли осталась четверть воинов, усталых, израненных, со смертной, отрешённой яростью в глазах, - это всё-таки был полк, не потерявший строя, высоко несущий свой красный стяг. Отбросив степняков и горцев, конный отряд правым крылом ударил во фланг расстроенной, наполовину опустошённой рати фрягов, смяв заодно ордынскую сотню, начал увязать в бою с копейщиками, но над звоном сечи поднялся голос великого князя:
-Назад!.. Не ввязываться в бой с пехотой!.. Пешцам - отходить живее! Сигналить стягом!..
-С нами государь!..
-Слава Руси!..
Отчаянно рубились конные витязи. Ратники передового полка откатывались к большому через освободившееся от степняков пространство. Здоровые тащили и поддерживали раненых, последние ряды, сменяя друг друга, отбивали преследователей.
-Государь! Жив - Мелик-то... И Ослябя жив - вон они, пешие!
Тупик указывал Дмитрию на двух плечистых воинов с длинными секирами в руках, но не радовался великий князь, горечь и гнев застилали его душу. Тысячи ратников не осталось от передового полка. И не парит над его рядами светлая ферязь Оболенского, не посвечивают золочёные шлемы Ивана и Мстислава Тарусских, не возвышается могучая фигура Пересвета, а там, вдали, где всё ещё вспыхивают мечи над головами окружённых ратников, давно не пылает малиновый плащ Фёдора Белозёрского, не искрится серебро доспехов его сына Ивана и воеводы Андрея Серкиза. Были сильные, были красивые, были верные государю, делу Москвы и Русской земле, дорогие, надёжные люди - такие дорогие, что лучше уж нет...
На правом крыле рати сеча временно затихла, на левом разгоралась, в большом полку, видно, сейчас только начнётся. Растянутые сотни ордынцев напирали на остатки наёмной пехоты, заставляли её по пятам преследовать отходящий передовой полк. Может, враг замыслил ворваться в ряды большого на плечах отступающих? Это опасно - там, где возникает даже малый непорядок, отдельный вражеский отряд может натворить больше беды, чем в иное время целая рать. Дмитрий вышел из боя, просигналил Бренку и Вельяминову общую атаку полка. Скоро качнулись стяги, заревели трубы, и огромный полк, наклонив копья, пошёл вперёд. Конная и пешая лавина наступающих будто налетела на стену, прянула назад. И тогда измученные ратники с ранеными на руках кинулись сквозь ряды своих, конные сотни, свёртываясь в колонны, устремились в открытые проходы - за стену родной пехоты. Дмитрий с дружиной отошёл последним, и рать сомкнулась, остановилась, готовая отражать врага.
VII
Когда Мамай понял, что остановить битву не в его силах, он начал возвращаться к привычному состоянию воинственного нетерпения и боевой злости. То, что в его руке в минуту испуга нечаянно оказался жезл войны, и эта рука, вместо того чтобы остановить сражение, подала сигнал к нему, Мамай отнёс на счёт воли Аллаха. Мамай словно забыл древнюю истину: телегу войны, которую загружали и разгоняли на протяжении нескольких лет многие тысячи людей, невозможно остановить ни приказом, ни мановением руки. Остановить её может лишь такая же телега, пущенная навстречу. Ему хотелось впутать в свои дела Провидение, и он впутал Его, поверив, будто Всевышний поправил повелителя Орды в момент слабодушия...
Мамай снова пережил отрезвляющий испуг, когда высланный им на поединок Темир-бек, этот чёрный демон, способный тупым копьём замертво свалить богатыря, завалился в седле под ударом русского, но и русский упал на гриву коня, и Мамай воспрянул духом, решив: тут - предупреждение Неба об ожесточённости предстоящей битвы. Но этого Мамай не боялся, его силы превосходили силы Москвы. Потом на его глазах от контратак русского передового полка замертво ложились ряды фрягов, черня поле панцирями и щитами, тучи вассальной конницы метались под ударами вражеских сотен, и Мамаем овладело бешенство, он становился собой: слал гонцов к Герцогу и бекам, грозил лишить их военной добычи, изгнать из войска, отобрав ранее выданную плату, снести головы, если они не заставят своих вояк драться изо всех сил, не опрокинут русский полк и не уничтожат поголовно. Полк таял, отходил, но каждый шаг его отступления стоил наёмникам и вассалам многих сотен убитых. Кто же пригнёт для туменов Орды копья большой московской рати? Лишь Бейбулату совместно с фрягами удалось отсечь крыло русского полка, окружить его, но и там шла затяжная сеча. Мамай с надеждой поглядывал в прояснившуюся даль за Доном и Непрядвой - не покажутся ли сигнальные дымы союзников? - но лишь редкие облака стояли над горизонтом.
