Он изучал книги, одну за другой, стараясь понять, что происходит. И пока единственное, что он смог предположить - это то, что магистры искали способ создавать магов. Вот только созданный ими ритуал явно сработал не так, как планировалось.

И вот он, вечный вопрос: магия? Как она работает? Что именно они сделали с ним, чтобы наделить существо, лишенное магии, магией? Как наполнили пустой сосуд? Айнон боялся, что результат убьет его, до того, как он узнает правду.

Вскоре он узнал, что вторая копия книги находится в руках магистра Данариуса, и он начал свою охоту на него. Поместье за поместьем, магистр ловко уходил от его преследований. Покуда последнее донесение не упомянуло Киркволл. Последнее из непроверенных им убежищ Данариуса, и туда же направился его беглый раб. И когда эльф оказался в городе, стало ясным, что вскоре там объявится и сам магистр, желая противопоставить неизвестному убийце магистров свое совершенное оружие, способное вырывать сердца. Айнон направился в Киркволл, но он опоздал, известие о смерти магистра Фекса заставило Данариуса сбежать, бросив дом.

Впрочем, в поместье Айнона ждал другой подарок. Волчонок растеряно хлопал потрясающими зелеными глазами, изумленный его появлением. Все еще не сломленный.

- Выпьешь со мной? - Фенрис волновался, Айнон, будто мабари, чувствовал его неловкое нетерпение и тревогу.

- Отчего же нет? - он принял умиротворенно-расслабленное выражение лица, вновь улыбаясь легко и мягко, глядя, как эльф суетится, растревоженный его появлением спустя почти шесть лет. И было так приятно понимать, что он не забыл его, и так странно от мысли, что его, кажется, ждали.

- Агреджио Павалли - любимое вино Данариуса, - эльф преувеличенно небрежно соскреб воск и вынул пробку, разливая проклятое вино по глиняным кружкам. Руки едва заметно дрожали.

- А, - Айнон поморщился, отгоняя обрывки воспоминаний. - Ашварахти тоже его любил, - и именно этим вином он отравил его в ту грозовую ночь.

Айнон рассматривал эльфа и испытывал голодное, жадное желание узнать о нем как можно больше, продлить беседу как можно дольше. Ближе, больше…

- И как надолго ты в Киркволле? - решился нарушить зловещую тишину Фенрис. Айнон на миг растерянно моргнул.

- Недели на две, в зависимости от того, как пойдут дела, - он усмехнулся, пытаясь прикинуть, хватит ли ему двух недель, чтобы завершить дела и исполнить другие цели.

Предложение Фенриса пожить в поместье до конца его дел в Киркволле сначала потрясло его, а потом согрело неожиданной, если не заботой, то помощью. До этого единственная помощь, которую он получал, исходила от Пересмешника, ставшего для Айнона почти родительской фигурой.

Они беседовали весь вечер, нетерпеливо задавая вопросы, не слишком хорошо обдумывая их и ответы, неловко узнавая друг о друге, жадно заполняя пустоту от разлуки. Они знали друг друга всего один вечер, но боль была такой, будто их связывали долгие годы. Быть может, так и было? Говорить было тяжело, они все еще не слишком привыкли к свободе собственных слов, все больше погружаясь в собственные переживания. И все же они оба испытывали мучительную потребность хоть как-то компенсировать прошедшие года.

Следующие две недели Айнон целыми днями и порой ночами отсутствовал, мотаясь вокруг Киркволла и выполняя задания Гильдии, выматываясь до такой степени, что сил хватало только молча добраться до ближайшей комнаты с кроватью, швырнуть парные ножи в ближайший угол и, рухнув на кровать, даже не раздеваясь, тут же уснуть. В иные дни он возвращался вечером усталый, но веселый, и устраивался с книгой из брошенной библиотеки Данариуса в кресле напротив камина. Такими вечерами они либо перебрасывались парой фраз, ничего не значащих, но теплых, фраз, либо сидели в уютной тишине. Хотя Айнон и расспрашивал Волчонка о делах, рабское прошлое всегда подсказывало, где предел откровенности и разговоров. Так что, несмотря ни на что, это были весьма приятные две недели, пускай они и виделись крайне редко. Как бы странно это ни звучало, но Айнон, кажется, впервые в жизни чувствовал себя… целым.

В один из тихих дней Айнон решил исследовать поместье Данариуса, которое было не совсем его, но когда такие мелочи мешали магистрам? Обследовав дом, Айнон нашел неплохую алхимическую лабораторию, в которой и обосновался, слишком уж он привык сам себе варить яды. А через пару дней, обыскивая комнаты в поисках книги или чего-то забытого в спешке, он решил и прибраться заодно, не желая жить в развалинах. К тому же методичные, однотипные действия успокаивали разум, помогая абстрагироваться от лишних мыслей, помогая не испытывать въевшегося в раба страха перед собственным бездействием.

В бывшем доме Данариуса бывали и шумные дни. Частенько к Фенрису приходили друзья. Гном, женщина-пират, эльфийка и пара людей. Они смеялись, громко спорили и весело играли в карты. Понаблюдав за ними, Айнон вытащил из гильдийного архива информацию о них. Сам того не понимая, Фенрис оказался в центре основных событий Киркволла.

В один из таких дней он резал корешки и смешивал их, готовя оружейные яды. В комнате на втором этаже было шумно. Женский голос разносился по всему поместью. Но вскоре все затихло, и входная дверь лаборатории скрипнула, впуская единственного, кто мог войти. Но Айнон все равно привычно напрягся, вслушиваясь. Тихий, аккуратный шаг, тяжелый и легкий, как может быть только у мужчины-эльфа, и робкий, как у раба. Фенрис. Он расслабился, чуть улыбаясь.

Он весело напевал, смешивая разные порошки и чувствуя, как скользит внимательный взгляд по коже. Читает узоры шрамов, узнавая его нелегкую историю. Сегодня Айнон был в легкой рубашке: в лаборатории все же было жарко, с закатанными рукавами, чтоб не мешали работать. Длинные волосы он просто небрежно завязал узлом на уровне плеч. Так что Фенрис мог свободно “любоваться” многочисленными отметинами. Но его взгляд задержался на его горле. Тонкая линия шрама опоясывала его, и Волчок все не мог определить, чем могли нанести его, учитывая, что сам Айнон был все еще жив. Хотя он бы предпочел умереть, но…

- Ашварахти буквально кончал от мысли, что он держит чью-то жизнь в руках. И это тоже буквально, - Айнон глянул через плечо, ловя внимательный взгляд эльфа. - Так что периодически он меня душил, чаще руками, реже кожаным шнуром, - он расслабился, позволяя гною мерзких воспоминаний вытекать из себя. Кривясь в насмешливой улыбке и ненавидя себя. - Обычно это делается добровольно, с партнером, которому доверяют. Когда ты в такой ситуации на грани смерти, возбуждаешься против воли, да и возбуждение острей, это всего лишь физиология, выброс гормонов, - он насмехался сам над собой.

Айнон принялся методично нарезать корешок, резкими размеренными движениями. В такие моменты он хорошо видел, как сильно сломан. Он больше не был нормальным, не был целым, не был свободным. Даже если он освободился от хозяина и от рабства, он все еще был в плену своего прошлого. Мерзкого, липкого, навечно вырезанного на его коже. Он ненавидел свою память, что хранила все эти мгновения. Иногда он думал, что и “человеческого” в нем осталось мало.

- Хотя в первое время я чуть с ума не сошел, думал, я псих. Что мне нравится, когда меня душат и режут. Хозяина это веселило. А потом я добрался до библиотеки. Ашварахти было все равно, что раб делает днем, главное, чтобы ночью ждал хозяина в его постели, - он замер, задумчиво покачивая нож. - В итоге это его и сгубило… - он моргнул, вспоминая книгу по ядам, где он и нашел рецепт, которым отравил хозяина. - Впрочем, он никогда не знал, когда нужно остановиться, пару раз он почти убил меня.

А пару раз и правда убил, но магия крови и сила воли хозяина вытащили его с той стороны, где пару мгновений он был свободен. Раньше он никогда не хотел говорить об этом, даже вспоминать не хотел, но с Фенрисом это было легко, он как будто чувствовал, что становится легче, вот только самому Волчку разве легче? Айнон отложил нож и, обернувшись, перехватил встревоженный взгляд Фенриса, убийца горько усмехнулся: