- Кажется, это будет весело…

========== 1. Пленение Создателя ч.1 ==========

Упоминаются события 2-3 главы “Я сделаю это…”, но со стороны Айнона, а не Фенриса.

______________________________________________________

Жизнь тевинтерского раба может назваться жизнью лишь с большой натяжкой. В большей степени это - существование марионетки. Хозяин дергает за ниточку и ты пляшешь для него, убиваешь, предаешь, раздвигаешь ноги и молишься на него, как на бога. Даже если в одиночестве после мысленно проклинаешь его и свое существование. Странно, что, как бы ты ни относился к своей роли, как бы ни проклинал, тебя никогда не посещают мысли о самоубийстве. Или об убийстве хозяина. Рабы жили в Тевинтере послушными марионетками, никогда не думающими о смерти.

Он тоже не думал. Впрочем, о своем прошлом Айнон предпочел бы вообще не думать и не вспоминать. Вот только прошлое никогда не выпускает из своих когтей. И всегда проявляется в самый неподходящий момент.

Он оказался более везучим, чем иные рабы тевинтерских магистров: он смог отравить своего хозяина. Шесть часов, наслаждаясь его страданиями, четырнадцатилетний Айнон просидел рядом с медленно умирающим сенатором, на крики которого никто не пришел. Слишком уж часто они звучали в этом доме. Его будто озарение посетило. В тот момент он понял, как это было просто. Он мог в любой момент перерезать хозяину горло ножом для фруктов, что всегда лежал на виду в спальне. Мог задушить спящего мага подушкой или кожаным шнуром, которым хозяин часто душил своего раба во время своих “игр”. Столько возможностей. Что же не давало? Он позволил забрать у себя все: единственного друга, свободу, гордость, хотя всегда мог это прекратить. Он пришел в ярость. Было страшно, неизвестность пугала, но он оделся, прихватил пару золотых вещиц и сбежал.

Свобода встретила его холодом, дождем и безразличием. В итоге жизнь на свободе для него не сильно отличались от времени, проведенного в качестве раба магистра. По крайней мере, дрессировка хозяина помогла ему выжить “снаружи”. А путь от улицы, где он продавал свои услуги, до члена антиванской гильдии убийц был долог и непрост, зато хорошо отвлекал от воспоминаний и всяких мыслей. Любая работа, за которую он брался, заполняла пустоту в душе и помогала не думать. Что делать рабу со свободой? Он не знал, но вскоре его будущее уже решал Глава Гильдии. То же рабство, только теперь именуемое “свободой”. До поры до времени это совсем ему не мешало.

В этом ему очень помог Пересмешник, что носился с его затяжными депрессиями, рабской замкнутостью и покорностью. Маленький Птиц был ему хорошим другом. Он говорил с ним, говорил, говорил, говорил, доводил болтовней до ярости, учил смеяться, доверять и жить. Айнон учился. Учился быть свободным и быть убийцей Гильдии. И охотился, выслеживая всех магистров, что когда-то касались его. Ему нужна была цель, чтобы жить, и он решил, что, когда они все умрут, он сможет притвориться, что жизни в качестве раба не было. Не будет никого, кто бы помнил его лицо. Отрубить все нити, связывающие его с прошлым, было его смыслом жизни. Надеждой на освобождение от кошмаров, что не отпускали его. Быть может, он станет свободным, когда они умрут? Быть может, память умрет вместе с ними?..

Как бы он ни старался, чтобы он ни делал, он все еще чувствовал себя рабом, красивой куклой, что должна послушно ждать и исполнять приказы. Со временем желание убить знакомых магистров превратилось в просто “убить магистров”. Он помнил, как отравил хозяина, как пустота и свобода захлестнули его; абсолютный, эйфорический миг счастья. И с каждым убитым магистром он возвращал тот момент, наслаждаясь каждым мгновением их страданий. Миг, когда все его существование имело значение. Он просто хотел иметь смысл. Хотел прекратить бесконечные кошмары, собственную покорность, жажду приказов… Убивая их, он вспоминал, что свободен. Миг их смерти был мигом сопротивления раба своему рабству.

А потом прошлое напомнило о себе.

Он возвращался с одного из заданий, когда заметил странность. Кончики пальцев начало колоть будто сотней маленьких игл, и сначала Айнон решил, что это яд - в тот раз он все же был оцарапан телохранителем цели, но симптомы не совпадали ни с чем, а универсальное противоядие не помогало. Казалось, кожа его начала гореть, сутки он пролежал в лихорадке, а потом все внезапно прошло, как не бывало. Он облегченно вздохнул. Но через полгода жар вернулся. И стоило ему представить, что тело его в огне, как на ладони забился слабый огонек.

Айнон с ужасом смотрел на голубой язычок огня, чувствуя, как холодный пот течет по спине, сердце заходиться в чудовищном беге, а ужас перехватывает горло, лишая дыхания. Он не был магом, да и это не было похоже на привычную магию. Более того, он ненавидел магию так сильно, как может ненавидеть ее тот, кто всю свою жизнь был рабом магистра. Тогда он и вспомнил то, что желал навсегда забыть, что долгие годы было заперто в его памяти за печатью из ужаса и боли.

В прошлом был еще один, кроме убийства хозяина, значимый эпизод, изменивший все.

Сенатор Ашварахти любил делиться своими игрушками с другими магистрами, показывая таким образом свою благосклонность. Так что не было ничего удивительного в том, что однажды сенатор предложил Айнона в качестве игрушки магистру Баазре. Послушный маленький мальчик с кровью эльфов и лицом куклы, как можно было отказаться? Что было после, он помнил смутно. Только холод каменных плит под собой, холод металла, скользящего по телу, и огромную красную луну, сияющую в небе, будто одинокий глаз. Один из магистров вырезал на его теле узоры, другие читали заклинания. Полный магический круг из тринадцати высших магов. Он не знал никого, кроме Баазры, читающего тяжелый манускрипт, текст лился отдельно от остальных.

Имена всех их он узнал гораздо позже, когда хозяин высказывал им свою поддержку. Чтобы они ни хотели сделать с ним, судя по всему, это у них не вышло, и они развлеклись с ним привычным способом. А он просто запер это воспоминание, притворился, что Той Ночи никогда не было.

Но, похоже, спустя столько времени неудавшийся эксперимент все же дал свои результаты. Был лишь один способ во всем разобраться. И он вернулся на Сегерон.

Было ли то удачей или нет, но Сегерон вновь был проигран магистрами кунари, и очень быстро они из него убрались. Он терпеливо дожидался в темноте джунглей исход боя. И, когда магистры покинули город, он вошел в него. Он шел тенями, как убийца, и не было никого, кто обратил бы на него внимание. Дома магистров оказались пусты, лишь наскоро брошенные сети защитных чар мерцали над их жилищами. Кунари не трогали их - ведь магистры еще вернутся, а у него на этот случай были рунные ловушки, что рассеивали слабую защиту, а сильную он избегал. Не было смысла умирать из-за собственного нетерпения.

Верно, он подождет.

Айнон потратил несколько дней, слившихся в несколько недель, обшаривая дома знакомых магистров, ища записи или хоть что-то похожее на то, что с ним сделали. Работы было много, он был почти в отчаянии, не зная, с чего стоит начать, только ужас от происходящего с ним заставлял его продолжать. Дом за домом, пока в одном из поместьев в потаенном ящике стола он не нашел узоры, наложенные на контур человеческого тела. Айнон вцепился в стопку пергаментов, внимательно вчитываясь. Да, узоры были очень похожи на его собственные, вычерченные ножом. Однако те, что он нашел, предназначались для другого. Он принялся листать, ища “свой” вариант, но все что там было, являлось лишь усовершенствованием уже имеющегося. Впрочем, и этого было уж достаточно.

- Да-на-риус-с-с, - Айнон прикрыл глаза, вспоминая. На обратной стороне век дрожала алая луна. - Данариус…

Один из проклятого круга. Тот, кто вырезал на нем этот узор - он помнил его лицо, иногда закрывающее лунное око. Айнон раздраженно моргнул и тихо запел, сосредотачиваясь. Ему предстояло перерыть обширную библиотеку мага, в поисках любой подсказки: что-то же предшествовало безумному ритуалу? После шести часов унылого развлечения он нашел лишь одно-единственное упоминание, твердой рукой записанное в личном дневнике магистра, что больше был похож на лабораторный журнал с описанием экспериментов.