Вечная Изабелла с ее навязчивыми улыбками и прикосновениями, вечная Хоук с ее пьяными вечерами, на которых они неизвестно что делают, и с щенячьим взглядом, которому эльф никогда не мог отказать, и проклятый Себастьян с его душеспасительными речами.
Айнон подавил желание ударить и шагнул вперед.
- Почему ты вечно защищаешь ее? Она гребаный маг! Она отрава этого мира. Зло, что только и думает, как бы превратить тебя в игрушку!
- Она мой друг!
Айнон задрожал от бешенства. Друг? Друг?! С каким это другом запираются по ночам в комнате? Ради какого друга остаются в самом пекле? Ради какого друга можно закрыть глаза на магию?
- Она тебе не друг! - его голос был похож на рычание и дрожал от еле сдерживаемой ярости. - Думаешь, она выберет тебя? Она выберет себя! Они всегда выбирают себя!
Фенрис вздрогнул и задохнулся от нахлынувшего на него гнева, от злости, что он так мало знает, не понимает, что происходит, а Айнон не спешит рассказать. Надлом в нем был такой явный. Боль и усталость не покидали его глаз. А мысль, что кто-то еще, кроме него, имеет на мужчину права, прикасался к изрезанному шрамами телу, видел его без лживых улыбок, получал заботу, знал его тайны, свела с ума.
На миг он задохнулся, представив череду всех тех, кто был к нему близок, кто ласкал, утешал, заботился, знал больше него. Кого-то, ради кого Айнон мог бы оставить его. В груди вспыхнуло нечто жгучее, будто крапива. Смесью из гнева, обиды и жадности.
- Говоришь, по личному опыту? Хочешь вернуться к своему хозяину в Антиву и вновь отсасывать ему, как ты это делал Ашварахти? - сколько еще таких осталось у него в Антиве, кто не прочь снова делить с ним кое-что?
На миг на бледном лице отразилась боль, а затем все стерлось, закрылось фарфоровой маской с как будто нарисованной, кукольной улыбкой. Айнон тошнотворно сладко улыбнулся, будто именно такой реакции и ждал. Будто предательство и жестокость - именно то, что он и ожидал. Фальшивая улыбка подействовала как пощечина, и Фенрис неуверенно поднял руку.
- Аи…
Шаг в сторону, уходя от прикосновения. Злой оскал. Желание ударить стало невыносимым, но кукла не умеет бить, только улыбаться. Он больше не кричал, лишь улыбался и сладко мурлыкал.
- Ты, видимо, желаешь стать рабом Хоук? Чтобы она называла тебя своей собственностью и отдавала приказы? Может, чтобы они оба разделили тебя? Ты же так скучал по Данариусу и его милым экспериментам.
Фенрис рыкнул, кулак лишь слегка оцарапал бледную скулу полуэльфа, в последний момент тот просто наклонил голову, чуть уходя от удара. Глаза Айнона вспыхнули - всего на один миг синее яростное пламя взвилось в них, а черное очертило контуры тела. Это было подобно летнему пожару: всего мгновение, но этого хватило, следующими вспыхнули лириумные клейма.
- Нравится принадлежать другому?
Фенрис зарычал.
Удар. Толчок.
Он не хотел причинять боль, не хотел бить.
Фенрис поднял испуганный взгляд на Айнона и задохнулся. Мужчина смотрел на него сумасшедшим, жадным взглядом, в котором плескалось неприкрытое желание. Он дышал быстро и неглубоко, а сердце в пальцах билось неистово в таком безумно знакомом ритме, что сомнений не оставалось. Фенрис судорожно выдохнул со звуком, похожим на всхлип. Удивительно, из всех чокнутых жителей Тедаса он связался именно с тем единственным, которого его способность засовывать руку в грудь не пугала, а возбуждала.
- Силь… ней…
Прежде чем Фенрис успел обдумать просьбу, его пальцы послушно сжались, и Айнон возбужденно застонал. В следующий миг Фенрису стало все равно, кто из них более безумный, впервые возможность сжимать чье-то сердце вызывало в нем желание, а не отвращение, и он зачарованно потянулся вперед. На его затылок легла ладонь Айнона, и его уверенно притянули в яростный поцелуй. В голове помутилось. “Ты мой, - думал он, когда Айнон, тихо зарычав, жадно вернул поцелуй. - Мой, только мой! И никому этого не изменить”.
Пальцы в груди вздрогнули, причиняя боль, но Айнон уже ничего не замечал, он изо всех сил впился в его губы, забыв обо всем, кроме яростного желания заставить Фенриса думать только о нем и ни о ком другом, не зная, что те же самые чувства терзают и его возлюбленного. Он поднял руку и дернул ремень нагрудника, отстраненно отмечая, что стена и лестница - это хорошо, но спальня гораздо лучше. Фенрис отстранился, помогая снять с себя часть доспеха. Когда броня опустилась на пол, Айнон перехватил запястье и торопливо ступил на лестницу, направляясь в единственную запираемую комнату в доме.
Стоило замку щелкнуть, как Айнон оказался прижат к двери и втянут в еще один безумный поцелуй. Какое-то время они не находили сил отрываться друг от друга, но потом одновременно разорвали поцелуй, в этот раз уже Фенрис нетерпеливо сдергивал с него кожаный нагрудник, а Айнон с радостью ему помогал.
Медленно, на ходу снимая друг с друга одежду, они продвигались к кровати, разбрасывая ее по всей комнате, впрочем, Айнона сейчас это совсем не волновало. Как только они были полностью раздеты, Айнон упал на покрывало и приглашающе протянул руки, Фенрис застыл, жадно пожирая его глазами, словно полуэльф был самым прекрасным существом, какое он когда-либо видел в своей жизни. Тихо застонав, он опустился на кровать и, наконец, заключил его в свои объятия, покрывая его лицо жадными поцелуями. Мазнув по скуле, он опустил губы на горло любовника, сильно втянув нежную кожу, как раз на сонной артерии, как много раз до этого делал сам Айнон.
Айнон задрожал, чувствуя как Волчок оставляет на нем свои отметины. Это было прекрасно, чувствовать его губы на коже и зубы на своем горле. Вжавшись друг в друга бедрами, они жадно ласкали руками тела, а губы впивались в губы. Затем Фенрис чуть переместился, усаживаясь ему на бедра. Их возбужденная плоть соприкоснулась, и они застонали. Фенрис наклонился, целуя мужчину, а его ладони скользили по его горячей коже.
Он целовал плечи Айнона, изучая на ощупь гладкую кожу в паутине тонких, едва ощутимых шрамов, а потом передвинулся чуть ниже и потерся о живот. Некоторое время мужчина позволял ему это, а потом остановил. Айнон перехватил его ладонь и аккуратно уложил себе на грудь, прямо над бьющимся сердцем. Фенрис моргнул: не мог же он действительно желать, чтобы он вновь это сделал. Судя по огню, вспыхнувшему в глазах Айнона, мог. Фенрис чуть не потерял сознание от этого взгляда, равно как и от напряжения, охватившего все его тело. Ему пришлось закусить губу, чтобы вернуть себе хоть сколько-нибудь ясности - он совсем не хотел навредить Айнону, все же эта способность была создана убивать, а не дарить наслаждение.
- Пожалуйста.
Лириумные клейма вспыхнули.
Айнон умоляюще захныкал.
Святая Андрасте, этот звук! Фенрис нетерпеливо облизал пересохшие губы, он был без ума от этого звука с того самого момента, как впервые услышал его. Сейчас Айнон казался одержимым. Он слегка дрожал. Его неестественно светлые глаза с расширенными от возбуждения зрачками на фоне бледного лица казались совершенно сумасшедшими. Фенрис понял, что мужчина находится на грани безумия, и словно со стороны услышал свой сдавленный вздох. Он зачарованно следил, как медленно погружаются его пальцы в дрожащую грудь.
Это было сильнее, чем петля на горле, больше, чем смерть, ближе, чем самый безумный секс, самые крепкие чувства, самые искренние признания. Весь его мир, вся его суть, вся жизнь и вся свобода сжались до размера ладони. От острого наслаждения Айнон чуть не забыл, как дышать. Он почувствовал, как лицо обожгли слезы. Его чувства, его любовь, были столь невыносимы, что походили на неистовый голод. На ненасытное желание слиться воедино. Фенрис всхлипнул, и пальцы разжались, возвращая ему способность мыслить.
Айнон перехватил его свободную руку и направил вниз, к его собственному члену.
- Покажи мне, как ты хочешь.
Фенрис знал, что в другое время ни за что на свете на такое бы не согласился, это было слишком, слишком откровенно, слишком уязвимо, но под жадным голодным взглядом его пальцы сжались сами собой, а в горле зародился тихий стон, сопровождавшийся неконтролируемым движением бедер. В глазах Айнона вспыхнуло пламя. Откинув голову, Фенрис сделал несколько движений рукой, чувствуя жгучий стыд и возбуждение, он закрыл глаза, будто это могло спасти его от жаркого взгляда, что скользил по нему, будто ладони.
