Мужчина ухмыльнулся и послушно расслабился, впуская член глубже в горло, длинный, толстый, с багровой алчущей головкой, через пару толчков, Фенрис разжал пальцы, со стоном ища более надежную опору. Айнон выпрямился, напоследок лизнув головку, и перевернул любовника, ставя на колени, с удовольствием рассматривая сплетающийся узор лириумных клейм, бегущий вдоль позвоночника, очерчивающий кости поясницы, идущий ниже, по крестцу… В следующее мгновение сжавшегося колечка мышц коснулось влажное дыхание, а следом и язык. Комнату заполнил ликующий вскрик.
В голове у него громыхало “наш”, будто литавры, и будь то инстинкты, голос или он сам, они желали отметить эльфа, как своего. Айнон вылизывал, скользил по складочками, очерчивал и надавливал. На мгновение он прервался и чуть отодвинулся, влажного ануса коснулся прохладный воздух, и Фенрис недовольно застонал. А через миг влажный язык твердо толкнулся внутрь, раздвигая сжатые мышцы, вырывая еще один крик и наполняя тело горячим, тяжелым возбуждением, заставляя дрожать. Распаляя, заполняя удушливым желанием и голодом. Айнон вновь отодвинулся, он потянулся к прикроватной тумбочке, вытаскивая небольшую бутылочку, и дрожащей рукой с трудом вынул пробку из узкого горлышка.
Его рука скользнула к желанному входу. Хотя от сильного желания Айнон едва мог дышать, а сердце оглушительно колотилось, он аккуратно смазал сжавшееся колечко и затем осторожно скользнул средним пальцем внутрь. Ему пришлось прикусить щеку, чтобы вернуть себе хоть сколько-нибудь ясности: довольный стон, который издал эльф в этот момент, совсем не способствовал самоконтролю. А он не хотел принимать покорность Фенриса как нечто, само собой разумеющееся, и тем более не желал причинить ему боль, не справившись со своим безудержным желанием. Хотя какого демона? Он до крови прикусил губу, но все равно не сдержал удивленного стона, что вырвался, когда любовник издал невнятный вскрик, и снова массирующе надавил на тайное местечко.
Почувствовав, что мышцы немного расслабились, Айнон вынул палец, добавил масла, а затем осторожно ввел внутрь уже два пальца. Два определенно были в два раза лучше одного, если судить по воплю, который издал Фенрис, стоило ему начать нежно растягивать тесный вход. Его пальцы осторожно двигались внутри, а Айнон жадно смотрел на прогнувшегося любовника, и для него не было ничего более возбуждающего и прекрасного. Он вынул пальцы, едва контролируя себя, Айнон чувствовал, что его рассудок плавится от чистейшего восторга, пронзающего все тело. А потом его член проскользнул сквозь колечко мышц и оказался в жаркой тесноте. Два стона слились в один, похожий на крик.
Он замер. Это было подобно… Песни Света для церковников, миг абсолютного единения со своим Богом. И плевать, насколько богохульно это звучало. Он медленно качнулся назад, почти выходя из Фенриса. Айнон замер, почти не дыша, наслаждаясь зрелищем того, как его член растягивает тугое колечко мышц, и полностью игнорируя недовольный стон. Он ласково скользнул пальцами, обводя покрасневшие края ануса, заставляя Фенриса остро чувствовать место их соединения. Там, где они стали одним. Он осторожно толкнулся вперед, входя так глубоко, насколько это было возможно. Он снова замер и наклонился вперед, ложась грудью на спину любовника и опаляя своим дыханием его ухо.
- Почувствуй меня в себе, почувствуй, как правильно, когда мы вместе… как правильно, когда я в тебе, - он начал медленно толкаться, проникая глубже и глубже. - Ах, вот так, да, - размеренно и сильно, будто молот кузнеца, каждый раз идеально попадая по заветной точке и вызывая стон. - Вот так, - он повернул голову и сжал зубами острый кончик уха, вырывая вскрик, размашисто вбиваясь в жаждущее его тело.
Через пару толчков он выпрямился, утягивая Фенриса за собой, заставляя его откинуться ему на грудь и положить голову на плечо. Не имея иной опоры, эльф завел руки назад, обвивая его шею, он смотрел в потолок слепым, широко распахнутым взглядом, будто еще немного - и удовольствие лишит его рассудка. Айнону оставалось столь же немного. Повинуясь инстинктам, или, быть может, голосу, он зарылся лицом в изгиб между шеей и плечом любовника, жадно лизнув кусочек сладкой кожи, а затем впился зубами Фенрису в шею, прокусывая нежную кожу до крови, с жадностью слизывая солоноватую жидкость. И это тоже было правильно, будто Песнь Света.
Абсолютное единение, огромное, всепоглощающее чувство заполнило их обоих. На каждый толчок Айнона Фенрис стонал и подавался навстречу, желая усилить контакт, слиться еще сильнее. Слушая, как бьются в унисон их сердца, будто одно, как срывается дыхание. Мир вокруг них утратил краски и звуки, он был неважен. Осталась только нежность и всепоглощающая жажда стать одним целым, так, чтоб не разделить, не отличить, не разлучить.
- Аи-и-и…
Его имя превратилось в протяжный стон, и его будто огнем опалило, Айнон зарычал. Внезапно с хныкающим стоном Фенрис подался назад, глубоко насаживаясь на его член, и в то же мгновение он с душераздирающим криком достиг кульминации, обильно забрызгав пальцы Айнона и свой живот тягучей спермой. Айнон не мог вспомнить, когда он сжал пальцами его член, будто он утратил часть воспоминаний, но от этого крика его накрыло огромной волной безумного наслаждения, выбивая последние мысли, и он выдохнул со свистом, утратив всякую связь с реальностью. Крик Фенриса омыл каждую клеточку и разжег во всех них свое пламя оргазма, как будто по телу пустили пару тысяч ударов электричества, и он, содрогаясь, излился глубоко внутри него.
Они оба рухнули на влажные простыни, не в силах контролировать свои уставшие тела. Айнон чувствовал себя так, будто расплавились все его кости. Будто он вновь выпустил пламя в галерее мертвецов. Он потянулся вперед и лениво слизнул капельку пота со спины Фенриса. Любимая линия позвонков и блеклые узор клейм, все целое и все здесь. Он облегченно уткнулся в крыло лопатки, оставляя на ней красные отметины от зубов. Будь его воля, он бы сложил из них слово “мой”. Айнон лизнул алеющий след и хриплым голосом пробормотал:
- Боже, я люблю тебя.
Фенрис что-то невнятно проворчал в подушку, Айнон со смешком пошевелился и, высвободив опавший член, скатился с эльфа на кровать. Пару мгновений он лениво рассматривал потолок, а затем внутри шевельнулся страх, напоминая о событиях прошедшего дня. Образ распластанного на земле Фенриса вновь резанул его по сердцу. Айнон потянулся к тумбочке под ленивый, сонный взгляд Фенриса и наконец выудил из ее глубин небольшой мешочек. Он вытряхнул его содержимое на ладонь и развернулся к Фенрису, придирчиво его оглядывая, на что эльф вопросительно вскинул брови, и потянулся к левой руке.
Айнон ласково поцеловал центр ладони, с осторожностью касаясь тонких лириумных линий. Его мгновенно затопила безумная нежность, так не свойственная ему, и которая возникала каждый раз, стоило ему посмотреть на Волчонка. Забавно, но у него вставал каждый раз, когда клейма начинали светиться, и он представлял, как Фенрис засовывает руку в кого-нибудь и сжимает пальцами сердце. Он и правда больной извращенец. Стоит ли рассказать Волчку о своих фантазиях? Айнон усмехнулся и лизнул напоследок бледную линию. А через миг Фенрис с удивлением созерцал замысловатый ободок золотого кольца на безымянном пальце. Он метнул быстрый взгляд на руку Айнона. На его пальце тоже блестела золотая полоска.
Это были простые кольца, совсем не похожие друг на друга, и все, что было у них общего, это неприметный узел вечности, спрятанный среди узоров. Кольцо Айнона представляло собой тонкий ободок с переплетенными листьями дерева. Кольцо Фенриса было более широким, с искусно выполненными бегущими волками. Кольца идеально отражали суть их имен и не были связаны между собой ничем, кроме одного ювелира и узлов вечности. Никто посторонний и не понял бы их смысла.
- Ты совершенно безумен…
Вот только прозвучало это невообразимо нежно, тоном, настолько не свойственным Фенрису, что сами слова ничего не значили. Айнон улыбнулся. “С тобой никогда ничего не случится, - подумал он. - Я не позволю. Я просто уничтожу что угодно и кого угодно, если это будет угрожать тебе…”.
